Теперь не стало моего отца, и мне нужно было лишь войти туда и почувствовать тяжесть фамильных цепей.
Я затормозил перед домом и, вместо того чтобы, как обычно, проехать к гаражу, стал оглядывать то, что унаследовал. Что и говорить, в массивном фасаде с колоннами и фонтаном, в каменных ступенях, с двух сторон поднимавшихся ко входу, была своя красота. Но несмотря на внешнюю внушительность, жучки ели крышу, в длинных коридорах гуляли сквозняки, кухни были в подвале, а двадцать спален истлевали в прах. Только мультимиллионер мог позволить себе содержать особняк как подобает, заполняя его слугами и гостями, ну а я после всех поминальных торжеств вряд ли сумею отыскать хотя бы ящик шампанского — прожорливая толпа выпила столько, что на эти деньги можно было бы содержать дом не один месяц...
Конечно, есть возможность открыть его для публики, если бы я обладал определенным складом характера. Но для такого любителя одиночества, как я, это означало сплошные муки. Стать рабом замка? Еще одна человеческая жертва на алтарь традиций? Нет, от одной мысли об этом у меня падало настроение. Поскольку вряд ли мне будет позволено снести гнездо предков, оставалось лишь уповать на Национальный фонд. Они могли организовать посещение туристов и разрешить матери жить здесь до самой кончины.
Мать обычно пользовалась парадным входом, а мы с Алисой проезжали дальше и входили со стороны гаража. Но в этот раз я оставил свою машину перед главным входом и стал подниматься по ступенькам. Поднявшись, я оперся о балюстраду и стал оглядывать притихшие поля и голые деревья, на которых набухали почки. Собственно, по-настоящему мне это все не принадлежало. Это словно палочка в эстафете, которую все передают друг другу, владея ею лишь на одном отрезке дистанции. Ну что ж, я, похоже, буду последним бегуном. Я сойду с дистанции и просто брошу эту палочку. Мой сын, если он у меня когда-нибудь родится, пусть меня простит.
Я открыл тяжелую дверь и вошел в сумрачный дом. Я, Генри Грей, потомок пиратов, воинов, путешественников, строителей империи, отец которого был награжден за доблесть в битве на Сомме. И вот я, наименее заметный из них, собираюсь прервать эту линию. Я вдруг почувствовал легкий приступ досады — это во мне заговорила их кровь, но досада быстро прошла. Если они и могли мне что-то передать, то это уже было в моих генах. Я нес в себе их наследство, и дом был мне уже ни к чему.
* * *
В Челтенхем приехали не только Джон Кайл и бортинженер, но и Патрик.
— А я здесь раньше никогда не был, — сказал Патрик, и его желтые глаза и рыжеватые волосы заиграли, заискрились на мартовском солнце. — Эти двое — фанатики скачек, — пояснил он. — А я просто приехал за компанию.
— Правильно сделал, — сказал я, пожимая руки его спутникам.
Джон Кайл был крупным, начинающим лысеть мужчиной. Его бортинженер, высокий и постарше, держал в руках три скаковых листка и еще программку.
— Я в-вижу, — говорил он, не стесняясь своего заикания и глядя в один из листков, — что в-вы выиграли вчера Большой приз. М-молодец.
— Спасибо, — отозвался я. — Мне немного повезло. Я бы не пришел первым, если бы Век не упал на последнем барьере.
— Тут т-так и н-написано, — с обезоруживающей прямотой согласился он.
Патрик рассмеялся и спросил меня:
— Где ты сегодня выступаешь?
— В Золотом кубке и в Кубке вызова.
— Спуск и Багор, — подсказал бортинженер.
— Буду играть тебя, — сказал Патрик.
— Играть Спуска — все равно что выбросить деньги коту под хвост, — серьезно сообщил бортинженер.
— Большое спасибо, — не без иронии отозвался я.
— В программе все наперекосяк... никакой логики, — пояснил он.
— Как ты сам-то расцениваешь свои шансы? — спросил Патрик.
— Невысоко. Раньше на Спуске выступал сын хозяина, но у него желтуха.
— Л-лучше н-не играть, — буркнул бортинженер.
— Что же ты так горюешь? — подал голос Кайл. — Не хочешь — не играй.
— Ну а как насчет Багра? — улыбнулся я.
Бортинженер возвел глаза к небу, но ответа там не получил.
— Б-багор, — заметил он, — может и выиграть. По крайней мере, останешься при деньгах.
— Буду играть обоих, — твердо сказал Патрик.
— Ну что ж, все понятно. Спасибо, что приехали, — сказал я летчикам, — и еще вам персональное спасибо, — обратился я к бортинженеру, — за то, что передали флакон девушке из магазина сувениров.
— Ф-флакон? — Бортинженер был явно удивлен. — Не за что. Но как вы узнали?
— Она сказала мне, что ей передал его высокий летчик.
— Я нашел флакон возле умывальника в сортире. Я решил, почему бы мне не передать его ей, раз я все равно шел в ту сторону. Н-не знаю, как этот ф-флакон туда п-попал, но на нем было ее имя.
— Саймон должен был передать его от меня, — пояснил я.
— П-понятно.
— Там были... — ухмыльнулся Патрик.
— Они самые, — перебил его я.
— Значит, он не собирался на аэровокзал, — отрезал Патрик. — Он оставил флакон специально, чтобы ей кто-нибудь его передал, и смылся прямо оттуда.
— Похоже, — согласился я.
— С этой части аэродрома можно очень легко уйти незамеченным.
— Там нет забора, только кустарник, и если пойти по дороге, которая ведет от разгрузочной зоны, — по ней часто ездят фургоны с лошадьми, — то никто тебя не остановит. Похоже, потому-то он так незаметно и исчез.
— Судя по всему, так оно и было, — вздохнул я.
— Но это вовсе не объясняет, почему он сбежал, — продолжал Патрик.
— У него были неприятности, — сказал я после паузы.
— Неприятности? — переспросил Кайл.
— Над ним нависли тучи. Из-за того, что мне случилось кое-что обнаружить. Может, поэтому он и исчез. А я хотел разыскать его и сказать, что ему ничто не угрожает.
— Значит, он как бы на твоей совести, — подытожил Патрик.
— В известном смысле.
Я повел их на ленч и сидел, глядя, как они едят.
— А ты ничего не будешь есть? — спросил Патрик.
— Нет, — сказал я. — Если грохнешься на сытый желудок, будет очень неприятно.
— И как часто вы падаете? — осведомился Кайл, разрезая кусок холодного ростбифа.
— В среднем раз в двенадцать скачек. Но вообще-то как когда. Я не подсчитывал.
— А когда это случилось в последний раз?
— Позавчера.
— И тебя это не тревожит? — спросил Патрик, тряся солонкой над тарелкой. — Перспектива упасть.
— Да в общем-то нет. Во-первых, об этом никогда не думаешь. Во-вторых, большинство падений — пустяковые, отделываешься синяком. Иногда ты просто соскальзываешь с лошади, и все.
— Но иногда ломаете себе кости, — сухо сказал Кайл.
— Это случается редко, — покачал я головой.
Патрик рассмеялся, а я передал ему масло и спросил:
— Мне скоро надо идти одеваться. Не могли бы мы сейчас поговорить о том вашем полете в Милан?
— Прошу, — сказал Кайл, — задавайте вопросы. Что вас интересует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61