Врач оказался худым пожилым человеком, который имел привычку шутить, глядя поверх очков со стеклами в виде полумесяца.
— Ага, — сказал он, когда я снял рубашку. — Кашлять больно?
— По правде говоря, от любого движения больно.
— Тогда, пожалуй, надо бы сделать снимочек, как вы считаете?
Я согласился и ждал целую вечность, пока он не появился снова с большим рентгеновским снимком, который прикрепил на экран.
— Ну-ну, — сказал он. — Есть хорошая новость: сломанных ребер у нас нет, и позвонки тоже целы.
— Прекрасно. — Я испытал немалое облегчение, хотя и слегка удивился.
— А что у нас есть — так это перелом лопатки.
Я в недоумении уставился на него.
— Никак не думал, что такое бывает.
— Все бывает, — сказал он. — Смотрите. — И он ткнул пальцем в снимок.
— Да еще какой перелом. От края до края, на всю толщину. Нижняя часть левой скапулы практически отделена от верхней, — радостно объявил он.
— Хм-м, — произнес я озадаченно. — И что нам теперь с этим делать?
Он посмотрел на меня поверх очков.
— Ну, фиксировать обломки штифтом будет, пожалуй, слишком, как вы считаете? — сказал он. — Тугая повязка, две недели полной неподвижности этого должно хватить.
— А что, если вообще ничего не делать? — спросил я. — Срастется?
— Возможно. Кости — замечательная штука. Особенно у молодых. Попробуйте ходить с рукой на перевязи. Но вам будет удобнее, если вы позволите мне прибинтовать вам руку к груди под рубашкой, и потуже.
Я покачал головой и сказал, что у меня намечается что-то вроде медового месяца — поездка на Гавайи.
— Человек, который отправляется в медовый месяц с переломанными костями, — сказал он без тени улыбки на лице, — должен то и дело глупо хихикать без малейшего повода.
Я тут же глупо хихикнул, потом попросил его дать письменное заключение и разрешить мне взять снимок, расплатился за все это и забрал улики с собой.
Зайдя в аптеку на обратном пути в отель, я купил перевязь для руки в виде широкой черной ленты, которую тут же испробовал прямо у прилавка и обнаружил, что так гораздо лучше. Когда я вечером открывал дверь сначала генералу, прилетевшему из Хитроу, а потом Биллу Бодлеру, прибывшему из Торонто, рука у меня была на перевязи.
Билл Бодлер окинул взглядом гостиную моего люкса и заметил, что мне щедро оплачивают путевые издержки.
— Какие там путевые издержки? — сказал генерал, отхлебывая моего виски.
— Он сам за все платит.
Билл Бодлер удивился.
— Но вы не можете этого допустить! — сказал он.
— Разве он вам не говорил? — рассмеялся генерал. — Он богат, как Крез.
— Нет... Не говорил.
— Он никогда про это не говорит. Боится.
Билл Бодлер, с его волосами морковного цвета и испещренным рубцами лицом, посмотрел на меня, не скрывая любопытства.
— Тогда почему вы занимаетесь этим делом? — спросил он.
Генерал не дал мне ответить:
— А как еще он мог бы убивать время? Играть в триктрак? Эти игры поинтереснее. Верно, Тор?
— Эти игры поинтереснее, — согласился я. Генерал улыбнулся. Хотя он был меньше ростом, чем Билл Бодлер, старше его и худощавее, а волосы у него были светлее и реже, казалось, что он занимает в комнате гораздо больше места. Я, наверное, сантиметров на семь выше его, но у меня всегда такое чувство, словно я смотрю на него снизу вверх, а не сверху вниз.
— Ну, за дело, — сказал генерал. — Стратегия, тактика, план наступления.
Он привез из Англии кое-какие бумаги, хотя что-то должно было еще прийти, разложил их на кофейном столике, и все мы склонились над ними.
— Вы правильно догадались, Тор, что сообщение о кошках было компьютерной распечаткой, потому что там не было обращения. Сегодня в восемь утра — здесь это была полночь — Мерсер Лорримор звонил мастеру колледжа и, как вы и просили, уполномочил его все нам рассказать. Мастер сообщил нам адрес ветеринарной лаборатории, где делали вскрытие, и переслал по факсу письмо, которое оттуда получил. Это то самое, что было в портфеле Филмера, Тор?
Он подтолкнул ко мне лист бумаги, и я взглянул на него.
— Полностью идентично, кроме обращения.
— Хорошо. В лаборатории подтвердили, что письмо хранилось у них в компьютере, но они пока еще не знают, каким образом кто-то посторонний мог получить распечатку. Мы все еще пытаемся это выяснить. Они тоже. Они не любят, когда такое случается.
— А как насчет списка их сотрудников, — спросил я, — включая временных секретарш и шустрых юных хакеров?
— Где вы набираетесь таких словечек? — с упреком произнес генерал и показал нам список. — Вот все, что они нам представили.
Я просмотрел список. Ни одной знакомой фамилии.
— Вам действительно нужно знать, как это к нему попало? — спросил Билл Бодлер.
— Так будет чище, — сказал я.
Генерал кивнул:
— Этим занимается Джон Миллингтон. Мы позвоним ему перед завтрашним заседанием. Теперь дальше. — Он повернулся ко мне. — Тот акт о передаче недвижимости, который вы видели в портфеле. Как вы и предложили, мы проверили по земельному регистру, что это за номер SР 90155. — Он весело ухмыльнулся, не хуже Джорджа Бердли. Одного этого было бы достаточно, чтобы считать вашу поездку успешной.
И он объяснил почему.
— Ну, значит, он попался, — с большим удовлетворением сказал Билл Бодлер, и военный совет принялся обсуждать, в какой последовательности обрушить на противника припасенные для него залпы.
Во вторник утром Джулиус Аполлон вошел в небольшое, закрытое для посторонних помещение, расположенное высоко на трибунах ипподрома в Выставочном парке, для того, как он полагал, чтобы подписать и получить на руки сертификат, подтверждающий, что он единственный владелец Лорентайдского Ледника, которого он от своего имени намеревался заявить на сегодняшние скачки.
Помещение принадлежало председателю правления ипподрома и представляло собой конференц-зал — в одном его конце стоял письменный стол с тремя удобными креслами, в другом — длинный стол с восемью такими же креслами.
Дверь, которая вела из коридора, приходилась посередине — направо от нее был письменный стол, налево — стол для совещаний. Пол был устлан бежевым ковром, стены увешаны изображениями лошадей, кресла обиты мягкой желтой кожей — комфорт здесь сочетался с практичностью. Окон не было, а только оригинальное искусственное освещение: в нишах потолка скрывались направленные светильники.
Когда Филмер вошел, за письменным столом сидели оба начальника служб безопасности, а за столом для совещаний — трое руководителей Жокейского клуба Ванкувера и Скаковой комиссии провинции Британская Колумбия. Они были приглашены, чтобы придать происходящему официальный характер, а впоследствии выступить в качестве свидетелей, но решили ограничиться лишь ролью наблюдателей и договорились не вмешиваться и не задавать вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97