Они сказали, что будут только вести записи, а если возникнут вопросы, то они зададут их потом.
Еще три человека и я ждали за закрытой дверью, которая вела из того конца зала, где стоял стол для совещаний, в буфетную, а оттуда — в коридор.
Как только Филмер явился, я вышел в коридор, запер за ним дверь, через которую он вошел, и положил ключ в карман своего плаща, застегнутого до самого верха. Потом вернулся по коридору в буфетную и тихо встал позади тех, кто ожидал там своей очереди.
На письменном столе перед начальниками служб безопасности стоял микрофон, на столе для совещаний — другой, и оба были подключены к диктофону.
В буфетной был установлен усилитель, и репродуктор негромко воспроизводил там все, что говорилось в зале.
Послышался низкий бас Билла Бодлера — он поздоровался с Филмером, предложил ему сесть в кресло перед письменным столом и произнес:
— Вы, конечно, знакомы с бригадным генералом Кошем?
Еще бы он не был с ним знаком — сколько раз они уже обменивались враждебными взглядами!
— А эти джентльмены — из Ванкувера, они представляют Жокейский клуб и Скаковую комиссию.
— В чем, собственно, дело? — резко спросил Филмер. — Мне нужно всего-навсего подписать бумаги. Простая формальность.
— Мы воспользовались этой возможностью, — сказал генерал, — чтобы предварительно выяснить некоторые обстоятельства, связанные со скачками, и нам представляется, что удобнее всего сделать это сейчас, потому что многие лица, которых это касается, в данный момент находятся в Ванкувере.
— О чем вы говорите? — произнес Филмер.
— Должен уведомить вас, — спокойно продолжал генерал, — что все сказанное сегодня в этом зале записывается на пленку. Это не суд и не официальное расследование, но то, что здесь будет говориться, впоследствии может быть воспроизведено на любом суде или расследовании. Просим вас иметь это в виду.
— Я возражаю, — решительно заявил Филмер.
— Разумеется, на любом суде или расследовании, проводимом Жокейским клубом, — сказал Билл Бодлер, — сможет присутствовать ваш адвокат. Мы предоставим вам копию пленки с записью предварительного расследования, которое состоится сегодня, чтобы вы могли передать ее своему адвокату.
— Вы не имеете права, — сказал Филмер. — Я ухожу.
Он подошел к двери, через которую вошел, и обнаружил, что она заперта.
— Выпустите меня отсюда! — в ярости крикнул Филмер. — Вы не имеете права!
Стоявший в буфетной Мерсер Лорримор сделал глубокий вдох, открыл дверь в зал заседаний, вошел и закрыл дверь за собой.
— Доброе утро, Джулиус, — сказал он. — Что вы здесь делаете? — Судя по голосу, Фил-мер удивился, но не особенно растерялся. — Скажите им, чтобы отдали мне мою бумагу и покончили с этим.
— Садитесь, Джулиус, — сказал Мерсер. Он говорил в микрофон, стоявший на столе для совещаний, и его голос звучал намного громче, чем голос Филмера. — Сядьте к письменному столу.
— Предметом этого предварительного расследования, — произнес голос генерала, — будут главным образом ваши действия до, во время и в связи с поездкой на Скаковом поезде. — Наступила пауза: вероятно, он ждал, пока Филмер усядется. Потом снова прозвучал голос генерала:
— Мистер Лорримор... могу ли я попросить вас...
Мерсер откашлялся.
— Мой сын Шеридан, — бесстрастно произнес он, — который погиб два дня назад, был подвержен приступам психического расстройства, которое толкало его на различные странные... и неблаговидные... поступки.
Наступило молчание. Филмер не сказал ни слова. Мерсер продолжал:
— К его большому сожалению, такой инцидент произошел и в мае. Шеридан убил... несколько животных. Их трупы, которые были обнаружены, передали ветеринарным патологоанатомам, и те произвели вскрытие, не предавая результатов огласке. — Он снова умолк. Голос его был напряжен, но тверд. — Вы, Джулиус, в поезде дали понять моей семье, что вам известно об этом инциденте, и нам троим... моей жене Бемби, моему сыну Шеридану и мне... в тот же вечер стало ясно, что вы намерены воспользоваться этим прискорбным проступком Шеридана, чтобы завладеть моей лошадью — Правом Голоса.
— Это тот проклятый спектакль! — в ярости воскликнул Филмер.
— Да, — сказал Мерсер. — Там все было показано очень наглядно. После смерти Шеридана я разрешил мастеру колледжа, где учился мой сын, службе безопасности Жокейского клуба Великобритании и ветеринару-патологоанатому выяснить, как эта информация попала к вам.
— И мы это установили, — сказал генерал и повторил то, что Джон Миллингтон с торжеством сообщил нам меньше часа назад. — Это произошло... случайно. Вам, мистер Филмер, принадлежала одна лошадь, которую готовили к скачкам в Англии, в Ньюмаркете, но она пала. Вы заподозрили, что причиной этого был какой-то яд, и настояли на вскрытии, поручив вашему тренеру передать некоторые ее органы в патологоанатомическую лабораторию. Лаборатория прислала вашему тренеру письмо, где говорилось, что никаких посторонних веществ в этих органах не обнаружено, а позже они по вашей просьбе прислали копию письма вам. Тем временем одна их сотрудница, не из самых умных, записала это письмо на дискету, предназначенную исключительно для служебного пользования, чего ей ни в коем случае не следовало делать, и каким-то образом объединила его в один файл с несколькими другими письмами, так что вы получили копии не только вашего письма, но и еще трех писем, не подлежавших огласке.
Генерал сделал паузу.
— Мы знаем, что это случилось именно так, — продолжал он, — потому что, когда один из наших сотрудников попросил лабораторию сделать для нас распечатку, были распечатаны не только ваше письмо, но и три других, объединенных в одном этом файле для служебного пользования.
По словам Миллингтона, патологоанатом пришел в полное отчаяние и решил отправить лабораторный компьютер в утиль, а вместо него купить новый.
«Только дело было не в компьютере, — сказал он. — Эта безмозглая девица, очевидно, сочла, что запрос по поводу отравленной лошади — дело тоже совершенно секретное, и записала его в совершенно секретный файл. Уволить ее они не могут — она сама уволилась несколько недель назад». — «А нельзя привлечь этого патологоанатома к ответственности за сокрытие улик?» — спросил его генерал. «Вряд ли, — ответил Миллингтон. — Теперь, когда Шеридана нет в живых...»
Из репродуктора в буфетной послышался слегка охрипший голос Филмера:
— Это какая-то чушь.
— Вы сохранили то письмо, — сказал бригадный генерал. — Это была настоящая бомба, если только узнать, о ком в нем шла речь. Нет сомнения, что вы сохранили все три письма, хотя в остальных двух ни о каких преступных действиях речи не было. Потом в один прекрасный день вы прочитали в местной газете, что Мерсер Лорримор пожертвовал деньги на новую библиотеку для колледжа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Еще три человека и я ждали за закрытой дверью, которая вела из того конца зала, где стоял стол для совещаний, в буфетную, а оттуда — в коридор.
Как только Филмер явился, я вышел в коридор, запер за ним дверь, через которую он вошел, и положил ключ в карман своего плаща, застегнутого до самого верха. Потом вернулся по коридору в буфетную и тихо встал позади тех, кто ожидал там своей очереди.
На письменном столе перед начальниками служб безопасности стоял микрофон, на столе для совещаний — другой, и оба были подключены к диктофону.
В буфетной был установлен усилитель, и репродуктор негромко воспроизводил там все, что говорилось в зале.
Послышался низкий бас Билла Бодлера — он поздоровался с Филмером, предложил ему сесть в кресло перед письменным столом и произнес:
— Вы, конечно, знакомы с бригадным генералом Кошем?
Еще бы он не был с ним знаком — сколько раз они уже обменивались враждебными взглядами!
— А эти джентльмены — из Ванкувера, они представляют Жокейский клуб и Скаковую комиссию.
— В чем, собственно, дело? — резко спросил Филмер. — Мне нужно всего-навсего подписать бумаги. Простая формальность.
— Мы воспользовались этой возможностью, — сказал генерал, — чтобы предварительно выяснить некоторые обстоятельства, связанные со скачками, и нам представляется, что удобнее всего сделать это сейчас, потому что многие лица, которых это касается, в данный момент находятся в Ванкувере.
— О чем вы говорите? — произнес Филмер.
— Должен уведомить вас, — спокойно продолжал генерал, — что все сказанное сегодня в этом зале записывается на пленку. Это не суд и не официальное расследование, но то, что здесь будет говориться, впоследствии может быть воспроизведено на любом суде или расследовании. Просим вас иметь это в виду.
— Я возражаю, — решительно заявил Филмер.
— Разумеется, на любом суде или расследовании, проводимом Жокейским клубом, — сказал Билл Бодлер, — сможет присутствовать ваш адвокат. Мы предоставим вам копию пленки с записью предварительного расследования, которое состоится сегодня, чтобы вы могли передать ее своему адвокату.
— Вы не имеете права, — сказал Филмер. — Я ухожу.
Он подошел к двери, через которую вошел, и обнаружил, что она заперта.
— Выпустите меня отсюда! — в ярости крикнул Филмер. — Вы не имеете права!
Стоявший в буфетной Мерсер Лорримор сделал глубокий вдох, открыл дверь в зал заседаний, вошел и закрыл дверь за собой.
— Доброе утро, Джулиус, — сказал он. — Что вы здесь делаете? — Судя по голосу, Фил-мер удивился, но не особенно растерялся. — Скажите им, чтобы отдали мне мою бумагу и покончили с этим.
— Садитесь, Джулиус, — сказал Мерсер. Он говорил в микрофон, стоявший на столе для совещаний, и его голос звучал намного громче, чем голос Филмера. — Сядьте к письменному столу.
— Предметом этого предварительного расследования, — произнес голос генерала, — будут главным образом ваши действия до, во время и в связи с поездкой на Скаковом поезде. — Наступила пауза: вероятно, он ждал, пока Филмер усядется. Потом снова прозвучал голос генерала:
— Мистер Лорримор... могу ли я попросить вас...
Мерсер откашлялся.
— Мой сын Шеридан, — бесстрастно произнес он, — который погиб два дня назад, был подвержен приступам психического расстройства, которое толкало его на различные странные... и неблаговидные... поступки.
Наступило молчание. Филмер не сказал ни слова. Мерсер продолжал:
— К его большому сожалению, такой инцидент произошел и в мае. Шеридан убил... несколько животных. Их трупы, которые были обнаружены, передали ветеринарным патологоанатомам, и те произвели вскрытие, не предавая результатов огласке. — Он снова умолк. Голос его был напряжен, но тверд. — Вы, Джулиус, в поезде дали понять моей семье, что вам известно об этом инциденте, и нам троим... моей жене Бемби, моему сыну Шеридану и мне... в тот же вечер стало ясно, что вы намерены воспользоваться этим прискорбным проступком Шеридана, чтобы завладеть моей лошадью — Правом Голоса.
— Это тот проклятый спектакль! — в ярости воскликнул Филмер.
— Да, — сказал Мерсер. — Там все было показано очень наглядно. После смерти Шеридана я разрешил мастеру колледжа, где учился мой сын, службе безопасности Жокейского клуба Великобритании и ветеринару-патологоанатому выяснить, как эта информация попала к вам.
— И мы это установили, — сказал генерал и повторил то, что Джон Миллингтон с торжеством сообщил нам меньше часа назад. — Это произошло... случайно. Вам, мистер Филмер, принадлежала одна лошадь, которую готовили к скачкам в Англии, в Ньюмаркете, но она пала. Вы заподозрили, что причиной этого был какой-то яд, и настояли на вскрытии, поручив вашему тренеру передать некоторые ее органы в патологоанатомическую лабораторию. Лаборатория прислала вашему тренеру письмо, где говорилось, что никаких посторонних веществ в этих органах не обнаружено, а позже они по вашей просьбе прислали копию письма вам. Тем временем одна их сотрудница, не из самых умных, записала это письмо на дискету, предназначенную исключительно для служебного пользования, чего ей ни в коем случае не следовало делать, и каким-то образом объединила его в один файл с несколькими другими письмами, так что вы получили копии не только вашего письма, но и еще трех писем, не подлежавших огласке.
Генерал сделал паузу.
— Мы знаем, что это случилось именно так, — продолжал он, — потому что, когда один из наших сотрудников попросил лабораторию сделать для нас распечатку, были распечатаны не только ваше письмо, но и три других, объединенных в одном этом файле для служебного пользования.
По словам Миллингтона, патологоанатом пришел в полное отчаяние и решил отправить лабораторный компьютер в утиль, а вместо него купить новый.
«Только дело было не в компьютере, — сказал он. — Эта безмозглая девица, очевидно, сочла, что запрос по поводу отравленной лошади — дело тоже совершенно секретное, и записала его в совершенно секретный файл. Уволить ее они не могут — она сама уволилась несколько недель назад». — «А нельзя привлечь этого патологоанатома к ответственности за сокрытие улик?» — спросил его генерал. «Вряд ли, — ответил Миллингтон. — Теперь, когда Шеридана нет в живых...»
Из репродуктора в буфетной послышался слегка охрипший голос Филмера:
— Это какая-то чушь.
— Вы сохранили то письмо, — сказал бригадный генерал. — Это была настоящая бомба, если только узнать, о ком в нем шла речь. Нет сомнения, что вы сохранили все три письма, хотя в остальных двух ни о каких преступных действиях речи не было. Потом в один прекрасный день вы прочитали в местной газете, что Мерсер Лорримор пожертвовал деньги на новую библиотеку для колледжа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97