Призывая на помощь свою зарождающуюся веру, она разжигала ее в себе, как раздувают слабый, едва занявшийся огонек; углубляясь в свой внутренний мир (что было недоступно ее подруге), она черпала утешение и силы сознании, что поступает правильно, хорошо, оправдывая все приносимые жертвы, тогда как Андаре приходилось взывать лишь к самолюбию, отнюдь не возмещавшему ей всех лишений. И поэтому к вечеру та, что из Польворанки, удалилась на покой с затаенным недовольством, а та, что из Мостолеса,— с улыбкой раненого, но покрывшее славой солдата.
Ламанчский мавр и не собирался сдаваться. Поразительно неутомимый, он, весь день ходивший за больными, мывший их, подносивший им лекарства, принимавший последний вздох одних и выслушивавший горячечное бормотанье других, с наступлением темноты думал лишь о том, но нужно предать земле еще двенадцать тел, ждавших очереди. С этим он и обратился к алькальду, помощь двух или, на худой конец, одного человека — Второго могут заменить его спутницы. Алькальд, поражении и такой набожностью и рвением, тут же наделил его всеми полномочиями, предоставив кладбище в его полное спряжение с тем радушием, с каким хозяева приглашали гостей в биллиардную или в гостиную помузицировать.
< помощью молчаливого старика с тупоумным лицом, мне пилось позже — свинопаса, а также Беатрис, которая, обуянная жертвенным пылом, спешила пройти еще один урок этой страшной, но действенной школы, Назарин выносил трупы из домов и, за неимением носилок, на плечах относил их на кладбище, где складывал на землю друг подле друга. Паломница и старик рыли могилы, алькальд появлялся чуть не каждую минуту, помогал чем мог и просил только, чтобы уж все было честь по чести — рыть поглубже и присыпать получше, а не как на строительстве общественных сооружений. Андара, поспав три часа, сменила на такое же время свою подругу. Таково было распоряжение Назарина, боявшегося вконец измотать свою многострадальную гвардию.
Покончив с этим и запив водой кусок хлеба, выделенный алькальдом, героический клирик вернулся в зачумленные дома говорить слова утешения тем, кто еще мог их услышать, обмывать и подносить питье. Андара с полуночи сидела при трех девочках, мать которых уже унесла болезнь; дон Назарин ухаживал за тяжело бредившей старухой и за юношей, который, говорили, был настоящим красавцем, во что теперь невозможно было поверить — в такую страшную маску превратилось его лицо.
Печальный рассвет занимался над Вильямантильей, но женщины встретили новый день приободренные, уверенные в своих силах и почти что чувствуя себя хозяевами положения. Обеим казалось, что они уже очень давно приступили к своей похвальной миссии — ведь и действительно, дни кажутся нам тем длиннее, чем насыщеннее был прожитые кусок жизни, И уже не ужасали их страшные обличья болезни, уже но тан боялись они заразы, и нервы их и желудки не так остро отзывались на вид и запах гниющей плоти. Сельский врач воздал должное благочестивому рвению трех паломников, заявив алькальду, что этот смахивающий на мавра бродяга и его спутницы скорее всего — ангелы небесные, посланные в Вильямантилью всеблагим провидением. Перед полуднем в знак народного ликования зазвонили колокола, возвещая о том, что вот-вот прибудет помощь, направленная из столицы департаментом общественной благотворительности и здравоохранения. Нечего сказать — вовремя! Но спасибо и на том. Официальное милосердие выразилось во враче, двух фельдшерах, представителе департамента и уйме различных средств для дезинфекции всех и вся. Известие о прибытии санитарной службы дошло до Назарина одновременно с другим — о том, что в Вильяманте тоже свирепствует эпидемия и что туда, насколько известно, правительство помощи не посылало. Мгновенно приняв решение, подобно великому стратегу, умеющему молниеносно перебросить силы на нужный участок, он созвал свое немногочисленное войско (правый и левый фланги тут же поспешили на зов) и объявил боевую задачу дня:
— Немедля — в путь.
— Куда теперь?
— В Вильяманту. Здесь мы больше не нужны, а там ждут помощи.
— В путь. Вперед.
Не было еще и двух часов, а они уже шли через поле дорогой, что указал им свинопас. Запасы из Ла-Корехи кончились; последнее Андара решила-таки оставить в Вильямантилье. Дойдя до ручья, женщины вымылись; то же сделал и дон Назарио в некотором от них удалении. Освеженные телом, с легкой душой двинулись они дальше, и единственной неприятностью, подстерегавшей их на пути, была встреча с мальчишками-беженцами из Вилья-мантильи, семьи которых устроились в нескольких хижинах на вершине холма. Эти ангелочки привыкли убивать скуку вынужденного изгнанничества, обстреливая из рогаток всех проходящих по дороге, и тот день жертвами этого невинного спорта стали Назарии и паства. Главнокомандующий был поражен в голову, правое крыло — в руку, левое собиралось было открыть ответный огонь, но учитель удержал, сказав наставительно:
— Не надо, не надо. Не должно нам ранить и убивать, даже защищаясь. Ускорим же шаг, дабы не искушать этих невинных чертенят.
Так они и сделали, но и к ночи не добрались до Вильнманты. Поскольку ни провизии, ни денег, чтобы ее купить, у них не было, Андара, выдвинувшись шагов на сотню вперед, просила подаяния у всех, кто попадался им по дороге. Но такая нищета и разор царили во всей округе, что странникам ничего не перепадало. Они сильно проголодались и в самом деле ощущали нужду хоть чем-то подкрепиться. Та, что из Польворанки, стонала и жаловалась; та ни из Мостолеса, старалась скрыть овладевшую ею; тот, что из Мигельтурры, ободрял обеих, уверяя, что к вечеру им наверняка удастся что-нибудь раздобыть. И действительно, под вечер, проходя мимо поля, которое сколько крестьян запахивали плугом, они получили в виде краюхи хлеба, нескольких пригоршней бобов гороха и даже двух монет по два сантима, после чего себя обладателями неслыханного богатства.
На ночь устроились прямо в поле — Беатрис сказала, что, перед тем как идти в зачумленное место, надо хорошенько проветриться. Набрав сухих веток, они соорудили костерчик и сварили на нем бобы, добавив к ним артишоки, цикорий и портулак, которые нарвала по дороге Андара; обильно и весело отужинав, они помолились, после чего учитель разъяснил им жизнь и смерть святого Франциска Ассизского и как был основан орден францисканцев и велел спать. На следующее утро они вступили в Вильяманту.
Что сказать о том подвижническом труде, о тех великих шести днях, к концу которых Беатрис словно открыла в себе вторую натуру, равнодушную к опасности, наделенную спокойным, чуждым кичливости мужеством, Андара из вечной ленивицы превратилась в прилежную и расторопную хлопотунью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Ламанчский мавр и не собирался сдаваться. Поразительно неутомимый, он, весь день ходивший за больными, мывший их, подносивший им лекарства, принимавший последний вздох одних и выслушивавший горячечное бормотанье других, с наступлением темноты думал лишь о том, но нужно предать земле еще двенадцать тел, ждавших очереди. С этим он и обратился к алькальду, помощь двух или, на худой конец, одного человека — Второго могут заменить его спутницы. Алькальд, поражении и такой набожностью и рвением, тут же наделил его всеми полномочиями, предоставив кладбище в его полное спряжение с тем радушием, с каким хозяева приглашали гостей в биллиардную или в гостиную помузицировать.
< помощью молчаливого старика с тупоумным лицом, мне пилось позже — свинопаса, а также Беатрис, которая, обуянная жертвенным пылом, спешила пройти еще один урок этой страшной, но действенной школы, Назарин выносил трупы из домов и, за неимением носилок, на плечах относил их на кладбище, где складывал на землю друг подле друга. Паломница и старик рыли могилы, алькальд появлялся чуть не каждую минуту, помогал чем мог и просил только, чтобы уж все было честь по чести — рыть поглубже и присыпать получше, а не как на строительстве общественных сооружений. Андара, поспав три часа, сменила на такое же время свою подругу. Таково было распоряжение Назарина, боявшегося вконец измотать свою многострадальную гвардию.
Покончив с этим и запив водой кусок хлеба, выделенный алькальдом, героический клирик вернулся в зачумленные дома говорить слова утешения тем, кто еще мог их услышать, обмывать и подносить питье. Андара с полуночи сидела при трех девочках, мать которых уже унесла болезнь; дон Назарин ухаживал за тяжело бредившей старухой и за юношей, который, говорили, был настоящим красавцем, во что теперь невозможно было поверить — в такую страшную маску превратилось его лицо.
Печальный рассвет занимался над Вильямантильей, но женщины встретили новый день приободренные, уверенные в своих силах и почти что чувствуя себя хозяевами положения. Обеим казалось, что они уже очень давно приступили к своей похвальной миссии — ведь и действительно, дни кажутся нам тем длиннее, чем насыщеннее был прожитые кусок жизни, И уже не ужасали их страшные обличья болезни, уже но тан боялись они заразы, и нервы их и желудки не так остро отзывались на вид и запах гниющей плоти. Сельский врач воздал должное благочестивому рвению трех паломников, заявив алькальду, что этот смахивающий на мавра бродяга и его спутницы скорее всего — ангелы небесные, посланные в Вильямантилью всеблагим провидением. Перед полуднем в знак народного ликования зазвонили колокола, возвещая о том, что вот-вот прибудет помощь, направленная из столицы департаментом общественной благотворительности и здравоохранения. Нечего сказать — вовремя! Но спасибо и на том. Официальное милосердие выразилось во враче, двух фельдшерах, представителе департамента и уйме различных средств для дезинфекции всех и вся. Известие о прибытии санитарной службы дошло до Назарина одновременно с другим — о том, что в Вильяманте тоже свирепствует эпидемия и что туда, насколько известно, правительство помощи не посылало. Мгновенно приняв решение, подобно великому стратегу, умеющему молниеносно перебросить силы на нужный участок, он созвал свое немногочисленное войско (правый и левый фланги тут же поспешили на зов) и объявил боевую задачу дня:
— Немедля — в путь.
— Куда теперь?
— В Вильяманту. Здесь мы больше не нужны, а там ждут помощи.
— В путь. Вперед.
Не было еще и двух часов, а они уже шли через поле дорогой, что указал им свинопас. Запасы из Ла-Корехи кончились; последнее Андара решила-таки оставить в Вильямантилье. Дойдя до ручья, женщины вымылись; то же сделал и дон Назарио в некотором от них удалении. Освеженные телом, с легкой душой двинулись они дальше, и единственной неприятностью, подстерегавшей их на пути, была встреча с мальчишками-беженцами из Вилья-мантильи, семьи которых устроились в нескольких хижинах на вершине холма. Эти ангелочки привыкли убивать скуку вынужденного изгнанничества, обстреливая из рогаток всех проходящих по дороге, и тот день жертвами этого невинного спорта стали Назарии и паства. Главнокомандующий был поражен в голову, правое крыло — в руку, левое собиралось было открыть ответный огонь, но учитель удержал, сказав наставительно:
— Не надо, не надо. Не должно нам ранить и убивать, даже защищаясь. Ускорим же шаг, дабы не искушать этих невинных чертенят.
Так они и сделали, но и к ночи не добрались до Вильнманты. Поскольку ни провизии, ни денег, чтобы ее купить, у них не было, Андара, выдвинувшись шагов на сотню вперед, просила подаяния у всех, кто попадался им по дороге. Но такая нищета и разор царили во всей округе, что странникам ничего не перепадало. Они сильно проголодались и в самом деле ощущали нужду хоть чем-то подкрепиться. Та, что из Польворанки, стонала и жаловалась; та ни из Мостолеса, старалась скрыть овладевшую ею; тот, что из Мигельтурры, ободрял обеих, уверяя, что к вечеру им наверняка удастся что-нибудь раздобыть. И действительно, под вечер, проходя мимо поля, которое сколько крестьян запахивали плугом, они получили в виде краюхи хлеба, нескольких пригоршней бобов гороха и даже двух монет по два сантима, после чего себя обладателями неслыханного богатства.
На ночь устроились прямо в поле — Беатрис сказала, что, перед тем как идти в зачумленное место, надо хорошенько проветриться. Набрав сухих веток, они соорудили костерчик и сварили на нем бобы, добавив к ним артишоки, цикорий и портулак, которые нарвала по дороге Андара; обильно и весело отужинав, они помолились, после чего учитель разъяснил им жизнь и смерть святого Франциска Ассизского и как был основан орден францисканцев и велел спать. На следующее утро они вступили в Вильяманту.
Что сказать о том подвижническом труде, о тех великих шести днях, к концу которых Беатрис словно открыла в себе вторую натуру, равнодушную к опасности, наделенную спокойным, чуждым кичливости мужеством, Андара из вечной ленивицы превратилась в прилежную и расторопную хлопотунью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53