Фыркнула. Отряхнулась. И сен-образ повернулся ко мне, измененный и мягко ироничный.
Ушла я в тишину вершин для размышления
О сути сущего.
Но даже там меня настигло приглашенье друга
На пару с ним распить
Бутылочку саке.
Спокойствие разлетелось яркими брызгами.
Я тихо заскрипела зубами. Явился-таки. Котик мой... ненаглядный. А некоторым тиграм хвосты бы оборвать... Вместе с усами.
Интересно, а что такое саке?
Медитация была испорчена безвозвратно, от мрачно-торжественно-решительного настроения не осталось и следа. Я вздохнула. Поднялась на ноги, последним голодным взглядом окинув темно-бордовые всполохи в облаках. И скользнула обратно в онн.
В малой гостиной горел огонь, плясали на стенах неверные тени.
Аррек сидел перед низким столиком, и его влажные после мытья темные пряди отливали в свете очага красным. Одет мой ненаглядный был в вышитый черный халат, прекрасно оттеняющий перламутровое сияние его кожи. На столике рядом с ним стояли две чашки. И бутылка какого-то очень подозрительного напитка. То самое таинственное саке, надо понимать.
Что мне сказать ему?
Драться надоело. Скандалить еще больше. Холодное и гордое молчание сидит в печенках.
Этот брак нельзя назвать счастливым. Какое уж там счастье.
Удивительно, с какой изощренной жестокостью могут друг друга истязать двое, искренне полагая, что действуют для его (ее) же блага. За эти годы мы измотали друг другу души, растерзали их, разорвали на кусочки и попрыгали сверху для пущей надежности. Я-то думала, что первое замужество причинило мне боль. Но тогда боль была короткой и окончательной. Эта же длится. И длится. И длится...
И самое страшное — ему тоже больно.
Так сколько же мы еще будем выяснять, кто здесь главный? Сколько еще будет длиться эта скрытая, но ожесточенная война за право принять решение?
Извечный спор между собой ведут Луна и звезды — кто из них главней? И кто в ответе за игру ночных теней?
Надоело.
Мне надо было бросить что-нибудь убийственно-оскорбительное. Надо было повернуться и уйти. Надо было продолжить подготовку, без которой мое посмертие обещало обернуться продолжением агонии.
Мне надо было наконец заняться собой. Эта ночь — предпоследняя в моей жизни. И принадлежала она мне!
Я подошла к низкому столу и опустилась на колени. Протянула руки и приняла в них наполненную чашу. Забирай этот раунд, любимый. Отдаю его без боя. Какая разница, если исход войны предопределен? Отдаю тебе сегодняшнюю ночь, предпоследнюю в моей жизни. Жалкий подарок за все, что ты для меня сделал.
В молчаливом салюте подняла чашу и сделала маленький глоток. Горько.
Понять мне не дано
Премудрость
Событий прошедших.
Уходят раздумья
В журчанье саке.
Пусть будет так.
Губы его сегодня были того же странного, приторно-горького вкуса, что и напиток в наших чашах.
Потолок был все тем же. Я лежала на спине, слишком уставшая, чтобы делать что-либо еще, и, как и тысячи раз до того, изучала потолок собственной спальни. Знакомое переплетение ветвей и листьев, темно-зеленое в ночной тишине.
Сон не шел, а усыплять себя усилием воли было бы непозволительной роскошью. День выдался сумасшедшим — даже по моим меркам. Ночь... ночь еще не закончилась.
Я отвела взгляд от потолка и осторожно повернула голову, чтобы посмотреть на своего чуть сияющего в темноте мужа.
Аррек спал на животе, свободно вытянувшись среди смятых подушек, и его абсолютная, бескостная расслабленность, как никогда, напоминала о представителях семейства кошачьих. Четкая линия спины, лопатки, прямые черные волосы. Мы лежали на разных краях кровати, будто пытались оказаться как можно дальше друг от друга. Лишь моя правая рука была свободно протянута к нему с доверчиво раскрытой ладонью. А его левая рука протянута ко мне, успокаивающе прикрывает тонкие когтистые пальцы. Нарочно так не ляжешь. Только во сне, только не осознавая, что делаешь...
Как можно дальше друг от друга. На расстоянии прикосновения. Потому что дальше этого — невозможно. Невыносимо оказаться дальше.
Он чуть вздрогнул во сне. Едва заметно сжал мои пальцы. Робко. Почти застенчиво. И в то же время — невероятно властно. Ох, Аррек...
Я вновь занялась изучением потолка.
Ночь на Эль-онн — понятие относительное. Мягко говоря. Астрономия здесь почти такая же сумасшедшая, как и обитатели (к вопросу о причинах и следствиях), и установить какие-то циклы, основываясь на движении вытворяющих что им вздумается светил, совершенно невозможно. Так что периоды сна и бодрствования задавались обычно онн. В нашем доме это, по настоянию Аррека, означало световой режим. Когда освещение в покоях приличное — это день. Если же в онн темно — значит, ночь. Простая система, стабильная. Смертным зачем-то необходима стабильность в таких мелочах. Вииала могла бы объяснить, почему. Я же просто знала, что это так.
Темнота. Я лежала, окутанная густыми, почти осязаемыми тенями, и слушала дыхание своего мужа. Ощущала биение пульса в его руке. И пыталась найти в себе хотя бы кусочек безмятежности.
Закрыла глаза. Вдохнула пряный аромат, даже не пытаясь определить, что же это за запах. И беззвучно, движет губ позвала:
«Эль».
Скользят неспешные
Раздумья
В тиши ночной,
Как тени
Над водой.
Это не похоже ни на что. Казалось, простыня подо мной стала тонкой, прозрачной поверхностью бездонного океана. Мгновение я еще лежала на этой хрупкой грани между двумя стихиями, а потом рухнула в темные глубины. Погружение стремительное, но плавное.
Когда-то мне довелось услышать, что люди считали воду аналогом души. Rio Abajo Rio, река под рекой. Так, кажется, говорили. Что ж... Вполне возможно...
Тени... Скользят... И погружаются... в глубины...
В тревожной тишине этих вод я перевернулась, вытягивая руки вниз, и стала помогать себе сильными экономными гребками, как делала, когда ныряла.
Темнота. Из непроглядной черноты время от времени показывались светящиеся существа, какие живут лишь под толщами давящей и в то же время лишающей веса воды: причудливые и странные медузы, закрученные в сложнейшие спирали, просто небывалые. Лица тех, кого я знала, лица тех, кого не узнаю никогда, — размытый, призрачный всплеск красок на периферии зрения.
Я погружалась. Подводный дворец появился сначала просто далеким сиянием, постепенно все разрастался, пока не превратился в симфонию света и формы. Плавные, округлые, глубокие линии. Я остановила погружение, разворачиваясь ногами вниз, и плавно опустилась на террасу. Бесшумные, смягченные водой шаги, пустые залы, прозрачные, зеркальные стены отражали одиноко блуждающую фигуру.
Будто дымкой вершину утеса,
Застилает мой взор пелена.
Где мудрец, что укажет мне Путь?
Я нашла ее в одной из беседок, уютно устроившуюся среди разбросанных подушек, задумчиво разглядывающую расстилающийся вокруг темный пейзаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Ушла я в тишину вершин для размышления
О сути сущего.
Но даже там меня настигло приглашенье друга
На пару с ним распить
Бутылочку саке.
Спокойствие разлетелось яркими брызгами.
Я тихо заскрипела зубами. Явился-таки. Котик мой... ненаглядный. А некоторым тиграм хвосты бы оборвать... Вместе с усами.
Интересно, а что такое саке?
Медитация была испорчена безвозвратно, от мрачно-торжественно-решительного настроения не осталось и следа. Я вздохнула. Поднялась на ноги, последним голодным взглядом окинув темно-бордовые всполохи в облаках. И скользнула обратно в онн.
В малой гостиной горел огонь, плясали на стенах неверные тени.
Аррек сидел перед низким столиком, и его влажные после мытья темные пряди отливали в свете очага красным. Одет мой ненаглядный был в вышитый черный халат, прекрасно оттеняющий перламутровое сияние его кожи. На столике рядом с ним стояли две чашки. И бутылка какого-то очень подозрительного напитка. То самое таинственное саке, надо понимать.
Что мне сказать ему?
Драться надоело. Скандалить еще больше. Холодное и гордое молчание сидит в печенках.
Этот брак нельзя назвать счастливым. Какое уж там счастье.
Удивительно, с какой изощренной жестокостью могут друг друга истязать двое, искренне полагая, что действуют для его (ее) же блага. За эти годы мы измотали друг другу души, растерзали их, разорвали на кусочки и попрыгали сверху для пущей надежности. Я-то думала, что первое замужество причинило мне боль. Но тогда боль была короткой и окончательной. Эта же длится. И длится. И длится...
И самое страшное — ему тоже больно.
Так сколько же мы еще будем выяснять, кто здесь главный? Сколько еще будет длиться эта скрытая, но ожесточенная война за право принять решение?
Извечный спор между собой ведут Луна и звезды — кто из них главней? И кто в ответе за игру ночных теней?
Надоело.
Мне надо было бросить что-нибудь убийственно-оскорбительное. Надо было повернуться и уйти. Надо было продолжить подготовку, без которой мое посмертие обещало обернуться продолжением агонии.
Мне надо было наконец заняться собой. Эта ночь — предпоследняя в моей жизни. И принадлежала она мне!
Я подошла к низкому столу и опустилась на колени. Протянула руки и приняла в них наполненную чашу. Забирай этот раунд, любимый. Отдаю его без боя. Какая разница, если исход войны предопределен? Отдаю тебе сегодняшнюю ночь, предпоследнюю в моей жизни. Жалкий подарок за все, что ты для меня сделал.
В молчаливом салюте подняла чашу и сделала маленький глоток. Горько.
Понять мне не дано
Премудрость
Событий прошедших.
Уходят раздумья
В журчанье саке.
Пусть будет так.
Губы его сегодня были того же странного, приторно-горького вкуса, что и напиток в наших чашах.
Потолок был все тем же. Я лежала на спине, слишком уставшая, чтобы делать что-либо еще, и, как и тысячи раз до того, изучала потолок собственной спальни. Знакомое переплетение ветвей и листьев, темно-зеленое в ночной тишине.
Сон не шел, а усыплять себя усилием воли было бы непозволительной роскошью. День выдался сумасшедшим — даже по моим меркам. Ночь... ночь еще не закончилась.
Я отвела взгляд от потолка и осторожно повернула голову, чтобы посмотреть на своего чуть сияющего в темноте мужа.
Аррек спал на животе, свободно вытянувшись среди смятых подушек, и его абсолютная, бескостная расслабленность, как никогда, напоминала о представителях семейства кошачьих. Четкая линия спины, лопатки, прямые черные волосы. Мы лежали на разных краях кровати, будто пытались оказаться как можно дальше друг от друга. Лишь моя правая рука была свободно протянута к нему с доверчиво раскрытой ладонью. А его левая рука протянута ко мне, успокаивающе прикрывает тонкие когтистые пальцы. Нарочно так не ляжешь. Только во сне, только не осознавая, что делаешь...
Как можно дальше друг от друга. На расстоянии прикосновения. Потому что дальше этого — невозможно. Невыносимо оказаться дальше.
Он чуть вздрогнул во сне. Едва заметно сжал мои пальцы. Робко. Почти застенчиво. И в то же время — невероятно властно. Ох, Аррек...
Я вновь занялась изучением потолка.
Ночь на Эль-онн — понятие относительное. Мягко говоря. Астрономия здесь почти такая же сумасшедшая, как и обитатели (к вопросу о причинах и следствиях), и установить какие-то циклы, основываясь на движении вытворяющих что им вздумается светил, совершенно невозможно. Так что периоды сна и бодрствования задавались обычно онн. В нашем доме это, по настоянию Аррека, означало световой режим. Когда освещение в покоях приличное — это день. Если же в онн темно — значит, ночь. Простая система, стабильная. Смертным зачем-то необходима стабильность в таких мелочах. Вииала могла бы объяснить, почему. Я же просто знала, что это так.
Темнота. Я лежала, окутанная густыми, почти осязаемыми тенями, и слушала дыхание своего мужа. Ощущала биение пульса в его руке. И пыталась найти в себе хотя бы кусочек безмятежности.
Закрыла глаза. Вдохнула пряный аромат, даже не пытаясь определить, что же это за запах. И беззвучно, движет губ позвала:
«Эль».
Скользят неспешные
Раздумья
В тиши ночной,
Как тени
Над водой.
Это не похоже ни на что. Казалось, простыня подо мной стала тонкой, прозрачной поверхностью бездонного океана. Мгновение я еще лежала на этой хрупкой грани между двумя стихиями, а потом рухнула в темные глубины. Погружение стремительное, но плавное.
Когда-то мне довелось услышать, что люди считали воду аналогом души. Rio Abajo Rio, река под рекой. Так, кажется, говорили. Что ж... Вполне возможно...
Тени... Скользят... И погружаются... в глубины...
В тревожной тишине этих вод я перевернулась, вытягивая руки вниз, и стала помогать себе сильными экономными гребками, как делала, когда ныряла.
Темнота. Из непроглядной черноты время от времени показывались светящиеся существа, какие живут лишь под толщами давящей и в то же время лишающей веса воды: причудливые и странные медузы, закрученные в сложнейшие спирали, просто небывалые. Лица тех, кого я знала, лица тех, кого не узнаю никогда, — размытый, призрачный всплеск красок на периферии зрения.
Я погружалась. Подводный дворец появился сначала просто далеким сиянием, постепенно все разрастался, пока не превратился в симфонию света и формы. Плавные, округлые, глубокие линии. Я остановила погружение, разворачиваясь ногами вниз, и плавно опустилась на террасу. Бесшумные, смягченные водой шаги, пустые залы, прозрачные, зеркальные стены отражали одиноко блуждающую фигуру.
Будто дымкой вершину утеса,
Застилает мой взор пелена.
Где мудрец, что укажет мне Путь?
Я нашла ее в одной из беседок, уютно устроившуюся среди разбросанных подушек, задумчиво разглядывающую расстилающийся вокруг темный пейзаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117