Тэмино тоже откинулась назад, разглядывая меня пристальным, наивно-удивленным взглядом аналитика.
— Фокусировка нежелательного явления. И последующее удаление точки фокуса. Изящно. — Нашла глазами Ворона среди остальных аналитиков, погруженного в изучение какой-то информации. — Начинаю понимать, почему вы так окрысились, когда я втянула в это дело смертного.
Кесрит тор Нед'Эстро поднялась на ноги и, подойдя к перилам, задумчиво посмотрела на расстилающиеся перед ней просторы городских окраин. На фоне желтого неба Кесрит выглядела совсем потусторонней: серая кожа, серые крылья, серые волосы. Серое платье падало свободными, закручивающимися в клочья тумана складками, а серые глаза казались далекими, нездешними. Трудно было сконцентрировать взгляд, трудно понять, что же ты видишь. Черты и фигура казались чуть размытыми, постоянно меняющимися, пока наконец ты не начинал узнавать в них что-то... кого-то... Огромный, откормленный серый котище у ее ног выглядел достаточно материально, но он только подчеркивал остальное. Женщина-сон, женщина-видение. Самая неуловимая из женщин.
Мастерица сновидений тряхнула волосами, и мне вспомнились зеленые глаза и изумрудные локоны Нефрит.
— Эль-леди, — у нашего стола вдруг материализовался Раниэль-Атеро, — похоже, я нашел то, что нам надо.
Они с Тэмино погрузились в оживленное обсуждение дат и «линий судьбы», к чему моментально присоединились демон и какой-то тип из Обрекающих. Время от времени свои ядовитые комментарии вставляла Кесрит. Мне оставалось только с легкой иронией наблюдать за этим импровизированным совещанием, понимая в лучшем случае половину сен-образов. И дощипывать виноград. Похоже, передышка закончилась.
Совещание стремительно переросло в спор, затем в свару, пока Учитель не заявил, что проще всего пойти и проверить. И в следующее мгновение мы, всей развеселой компанией, уже высыпали из окон, дверей и с балкона, оставляя позади пожимающих плечами оливулцев. За прошедшие годы подданные Империи научились относиться к придурковатым эльфам и их вывертам если не философски, то по крайней мере с некоторой долей иронии. Ну, пришли. Ну, перевернули все вверх дном. Ну, убежали. Чего еще ожидать от хронических сумасшедших?
Целью нашего назначения оказался один из многочисленных Садов Камней в прибрежном районе. Мальчики из охраны мгновенно выставили всех посетителей (воинственную старушку, отказавшуюся двигаться с места, со всем возможным почтением вынесли на руках). Тэмино одна зашла внутрь, а мы облепили перила и фонарные столбы, приготовившись наблюдать за очередным представлением.
Хрупкая фигурка властительницы Обрекающих медленно двигалась среди причудливых мшистых валунов. Иногда она останавливалась у высоких резных столбиков, с которых свисали тонкие ленточки с написанными на них именами — единственная форма почитания умерших, которую позволяли себе оливулцы. Полоски ткани с именами погибших приносились в сады горюющими живыми, чтобы трепетать на ветру символом недолговечности человеческой памяти. До тех пор, пока изношенная тряпочка регулярно заменялась, душа умершего была с живыми и оберегала род, если же знак памяти исчезал, значит, и дух покойного покидал свой пост на страже потомков и уходил в забвение.
Сады были местами одиночества, местами медитации, отдохновения и углубления в себя. Местами покоя и силы. Когда-то давно, гуляя по дорожкам сада, где на ветру трепетали имена убитых мной людей, я открыла для себя чудную, хрупкую, странно успокаивающую гармонию этих мест. Гармонию существ, априори знающих, что они обречены на смерть, всю жизнь живущих с этим знанием.
Тогда, под холодным рассветным солнцем Оливула-Примы, я нашла наконец в себе силы примириться с тем, что этот народ сотворил со мной и моей судьбой. Примириться — но не простить. А два дня назад в Саду Камней я приняла решение, которое делало все прощение в мире бессмысленным.
Сейчас я наблюдала, как надломленная женская фигура беззвучно скользила между мимолетной тканью прошлого и величественными камнями настоящего. И понимала, что она видит и знает об этом месте гораздо больше, чем было открыто мне.
Сначала это было просто движение: плавное, тягучее, гибкое. Затем будто сама земля вдруг вздрогнула и зазвучала мягким, неровным ритмом — движения перешли в танец.
Танец... Что я знала о танцах? Я — вене, изменяющаяся, Танцующая с Ауте. Танцы были моей сутью, моей истиной, моим дыханием. В чем я действительно разбиралась. И я могла узнать пляску силы, когда видела ее.
В таком танце не могло быть каких-то заученных движений или приметных па. Здесь не было ни стиля, ни четкости, ни техники. Только сырая сила, которой маленькие, стремительно мелькавшие в воздухе ножки придавали им одним ведомую форму. Только душа, обнаженная, дикая, выплескивающаяся в свободном пьяном движении. Тэмино тор Эошаан танцевала, как может танцевать лишь настоящий мастер. И сама Вселенная танцевала вместе с ней.
Постепенно собиралась толпа. Завороженные, испуганные и потерявшиеся в вихре магии оливулцы подходили один за другим, хмурились, не зная, на что и как надо смотреть.
— Что делает эта сумасшедшая в саду моих предков?
Ауте, неужели они так слепы?
— Тише, — эль-лорд не удостоил глупца даже взглядом. — Это эль-леди. И если эль-леди хочется среди белого дня станцевать на приморском кладбище — заткнись и не мешай. Все равно бесполезно.
Я подавила улыбку. Очень точно подмечено.
Они заткнулись и не мешали.
Обрекающая танцевала. Спокойно, сильно, невероятно гибко. Я потрясенно моргнула, пытаясь уследить за пляской энергий и магических волн. Дохнуло холодом, повеяло чем-то старым и пугающим.
Наблюдатели, вряд ли сами осознавая свои действия, качнулись назад, оставив у ограды лишь меня и Раниэля-Атеро. Мы смотрели. И... видели.
Казалась, ее кожа истончилась, едва удерживая рвущуюся наружу темную суть. Из глубины ужасающего существа, которое было Тэмино тор Эошаан, резко ударил ветер. Холодный, обжигающий и совершенно неощутимый ветер вечности. Это не был тот ледяной ураган, который, бывало, поднимал вокруг себя Зимний, впуская в нашу жизнь холод космических просторов.
Нет. Это был ветер, в порывах которого чувствовался едва заметный сладковатый аромат разложения и соленый привкус рождения новой жизни. Священная тишина кладбища и захлебывающийся крик младенца. Пустота выжженной атомным взрывом земли и величавое молчание древнего леса.
И холод, тоскливый, вечный, жаркий.
Жизнь и смерть. Ту.
Я вскинула руку, защищая глаза от ледяного удара ветра, но еще успела увидеть, как фигура смазалась в облаке окутавшего ее черного света. Потом, коротким острым усилием изменив зрачки так, чтобы те менее болезненно реагировали на контрастность, вновь впилась взглядом в стремительный, отбивающий рваный ритм танец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Фокусировка нежелательного явления. И последующее удаление точки фокуса. Изящно. — Нашла глазами Ворона среди остальных аналитиков, погруженного в изучение какой-то информации. — Начинаю понимать, почему вы так окрысились, когда я втянула в это дело смертного.
Кесрит тор Нед'Эстро поднялась на ноги и, подойдя к перилам, задумчиво посмотрела на расстилающиеся перед ней просторы городских окраин. На фоне желтого неба Кесрит выглядела совсем потусторонней: серая кожа, серые крылья, серые волосы. Серое платье падало свободными, закручивающимися в клочья тумана складками, а серые глаза казались далекими, нездешними. Трудно было сконцентрировать взгляд, трудно понять, что же ты видишь. Черты и фигура казались чуть размытыми, постоянно меняющимися, пока наконец ты не начинал узнавать в них что-то... кого-то... Огромный, откормленный серый котище у ее ног выглядел достаточно материально, но он только подчеркивал остальное. Женщина-сон, женщина-видение. Самая неуловимая из женщин.
Мастерица сновидений тряхнула волосами, и мне вспомнились зеленые глаза и изумрудные локоны Нефрит.
— Эль-леди, — у нашего стола вдруг материализовался Раниэль-Атеро, — похоже, я нашел то, что нам надо.
Они с Тэмино погрузились в оживленное обсуждение дат и «линий судьбы», к чему моментально присоединились демон и какой-то тип из Обрекающих. Время от времени свои ядовитые комментарии вставляла Кесрит. Мне оставалось только с легкой иронией наблюдать за этим импровизированным совещанием, понимая в лучшем случае половину сен-образов. И дощипывать виноград. Похоже, передышка закончилась.
Совещание стремительно переросло в спор, затем в свару, пока Учитель не заявил, что проще всего пойти и проверить. И в следующее мгновение мы, всей развеселой компанией, уже высыпали из окон, дверей и с балкона, оставляя позади пожимающих плечами оливулцев. За прошедшие годы подданные Империи научились относиться к придурковатым эльфам и их вывертам если не философски, то по крайней мере с некоторой долей иронии. Ну, пришли. Ну, перевернули все вверх дном. Ну, убежали. Чего еще ожидать от хронических сумасшедших?
Целью нашего назначения оказался один из многочисленных Садов Камней в прибрежном районе. Мальчики из охраны мгновенно выставили всех посетителей (воинственную старушку, отказавшуюся двигаться с места, со всем возможным почтением вынесли на руках). Тэмино одна зашла внутрь, а мы облепили перила и фонарные столбы, приготовившись наблюдать за очередным представлением.
Хрупкая фигурка властительницы Обрекающих медленно двигалась среди причудливых мшистых валунов. Иногда она останавливалась у высоких резных столбиков, с которых свисали тонкие ленточки с написанными на них именами — единственная форма почитания умерших, которую позволяли себе оливулцы. Полоски ткани с именами погибших приносились в сады горюющими живыми, чтобы трепетать на ветру символом недолговечности человеческой памяти. До тех пор, пока изношенная тряпочка регулярно заменялась, душа умершего была с живыми и оберегала род, если же знак памяти исчезал, значит, и дух покойного покидал свой пост на страже потомков и уходил в забвение.
Сады были местами одиночества, местами медитации, отдохновения и углубления в себя. Местами покоя и силы. Когда-то давно, гуляя по дорожкам сада, где на ветру трепетали имена убитых мной людей, я открыла для себя чудную, хрупкую, странно успокаивающую гармонию этих мест. Гармонию существ, априори знающих, что они обречены на смерть, всю жизнь живущих с этим знанием.
Тогда, под холодным рассветным солнцем Оливула-Примы, я нашла наконец в себе силы примириться с тем, что этот народ сотворил со мной и моей судьбой. Примириться — но не простить. А два дня назад в Саду Камней я приняла решение, которое делало все прощение в мире бессмысленным.
Сейчас я наблюдала, как надломленная женская фигура беззвучно скользила между мимолетной тканью прошлого и величественными камнями настоящего. И понимала, что она видит и знает об этом месте гораздо больше, чем было открыто мне.
Сначала это было просто движение: плавное, тягучее, гибкое. Затем будто сама земля вдруг вздрогнула и зазвучала мягким, неровным ритмом — движения перешли в танец.
Танец... Что я знала о танцах? Я — вене, изменяющаяся, Танцующая с Ауте. Танцы были моей сутью, моей истиной, моим дыханием. В чем я действительно разбиралась. И я могла узнать пляску силы, когда видела ее.
В таком танце не могло быть каких-то заученных движений или приметных па. Здесь не было ни стиля, ни четкости, ни техники. Только сырая сила, которой маленькие, стремительно мелькавшие в воздухе ножки придавали им одним ведомую форму. Только душа, обнаженная, дикая, выплескивающаяся в свободном пьяном движении. Тэмино тор Эошаан танцевала, как может танцевать лишь настоящий мастер. И сама Вселенная танцевала вместе с ней.
Постепенно собиралась толпа. Завороженные, испуганные и потерявшиеся в вихре магии оливулцы подходили один за другим, хмурились, не зная, на что и как надо смотреть.
— Что делает эта сумасшедшая в саду моих предков?
Ауте, неужели они так слепы?
— Тише, — эль-лорд не удостоил глупца даже взглядом. — Это эль-леди. И если эль-леди хочется среди белого дня станцевать на приморском кладбище — заткнись и не мешай. Все равно бесполезно.
Я подавила улыбку. Очень точно подмечено.
Они заткнулись и не мешали.
Обрекающая танцевала. Спокойно, сильно, невероятно гибко. Я потрясенно моргнула, пытаясь уследить за пляской энергий и магических волн. Дохнуло холодом, повеяло чем-то старым и пугающим.
Наблюдатели, вряд ли сами осознавая свои действия, качнулись назад, оставив у ограды лишь меня и Раниэля-Атеро. Мы смотрели. И... видели.
Казалась, ее кожа истончилась, едва удерживая рвущуюся наружу темную суть. Из глубины ужасающего существа, которое было Тэмино тор Эошаан, резко ударил ветер. Холодный, обжигающий и совершенно неощутимый ветер вечности. Это не был тот ледяной ураган, который, бывало, поднимал вокруг себя Зимний, впуская в нашу жизнь холод космических просторов.
Нет. Это был ветер, в порывах которого чувствовался едва заметный сладковатый аромат разложения и соленый привкус рождения новой жизни. Священная тишина кладбища и захлебывающийся крик младенца. Пустота выжженной атомным взрывом земли и величавое молчание древнего леса.
И холод, тоскливый, вечный, жаркий.
Жизнь и смерть. Ту.
Я вскинула руку, защищая глаза от ледяного удара ветра, но еще успела увидеть, как фигура смазалась в облаке окутавшего ее черного света. Потом, коротким острым усилием изменив зрачки так, чтобы те менее болезненно реагировали на контрастность, вновь впилась взглядом в стремительный, отбивающий рваный ритм танец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117