«Кто?» – вскрикнул я, бросаясь навстречу неизвестному в темных очках и надвинутой на лоб кепке. «Тихо! – сказал он и прибавил по-русски: – Я вспомнил еще кое-что, сынок, что было уже после войны». И тут я узнал его. Ночной друг Джемса в полицейском мундире и законспирированный владелец нашего ателье стоял передо мной, пристально и строго меня оглядывая.
– Между прочим, труп полицейского с выбитыми зубами выловили сегодня из воды у Центрального моста, – сказал он уже по-французски. – За Нуара не беспокойся. Это на другой стороне Города.
– Вы русский или француз? – спросил я.
– Я знаю о них уже давно, когда начала возвращаться память. Но кем был до Начала, не помню. Может быть, русским солдатом, сбежавшим из нацистского лагеря и присоединившимся к какой-нибудь группе Сопротивления. Впрочем, – усмехнулся он, – это я сочиняю себе биографию. Честно говоря, ничего не помню…
Теперь уже улыбались мы оба.
– А ведь вы обещали при встрече меня не узнать, – вспомнил я.
– Времена изменились, сынок.
– Чем?
– Ты теперь не просто друг Джемса, а боевая единица Сопротивления. Тебя уже знают и на тебя рассчитывают.
– Потому я и снимаю здесь разбитных девиц и старых подагриков.
– Недоволен?
– Я думаю!
Он вздохнул:
– Хочется отнять у галунщика пистолет и подстрелить Томпсона или Фронталя?
Я вспомнил о Маго: говорить или не говорить? Нет, сказать честнее.
– Это было бы непростительной глупостью и ошибкой, но кое-кто у вас об этом подумывает.
– Маго – девочка, – сказал он. – Нельзя же ее принимать всерьез.
Как мы потом жестоко ошиблись!
– Мне сказали, что ты иногда называешь себя пятиборцем. Что это значит?
– Спортивный комплекс, – пояснил я. – Уметь фехтовать, стрелять, бегать, плавать и ездить верхом.
– Хорошие качества. Каждое пригодится.
– Почему-то их не используют.
Он не обратил внимания на мою реплику. Помолчал, прошелся по комнате и начертил пальцем скачущего на лошади человечка по запотевшему стеклу.
– Ездить верхом… – задумчиво повторил он. – У тебя, кажется, завелись знакомства на скачках?
– Только в конюшне. Снимал жокеев-призовиков для «Экспресса».
Он опять прошелся по комнате, опять подумал и сказал:
– Есть предложение. По воскресеньям на скачках любительский гандикап. Вместо жокеев-профессионалов скачут спортсмены-любители. Преимущественно «быки» и те, кто рассчитывают поступить на службу в полицию.
– Какая же связь между скачками и полицией? – перебил я.
– Полицейский комплекс, как и твое пятиборье, требует умения стрелять, плавать и ездить верхом. Хорошо ездить. А Корсон Бойл – скаковой меценат, умеющий отличать победителей.
– Кто это – Корсон Бойл?
– Начальник продполиции.
– Правая рука Фронталя?
– Кто знает, кто у кого чья рука, – загадочно сказал Фляш, – но Корсон Бойл – это личность, от которой зависит многое.
– А при чем здесь я?
– Примешь участие в гандикапе.
– Я?
– Ты.
– Ничего не понимаю. Зачем?
– Это приказ.
Я задумался. Фляш тоже молчал, ожидая ответа. Наконец я сказал:
– Приказы, конечно, не обсуждают, но разумные люди не отдают приказов разумным людям, не объяснив их цели.
– Хорошо. Проверим, насколько ты разумен. Сначала приказ. Завтра с утра, как только начнется движение по Городу, ты поедешь на ипподром. Спросишь жокея Бирнса. Хони Бирнс. Запомни.
– Я его знаю.
– Тем лучше. Скажешь: Фляш просил подобрать экстра-класс. Понял?
– Я не идиот. Дальше.
– Он даст тебе лошадь, проверит тебя на дорожке и решит, будешь ты участвовать в гандикапе или нет.
– Допустим, что буду.
– Тогда все зависит от того, каким по счету ты придешь к финишу.
– А если первым?
– Тебя проведут в ложу и представят самому Корсону Бойлу. Держись скромно, но с достоинством. Молчи. Дождись вопроса.
– О чем?
– Он обязательно спросит тебя, что бы тебе хотелось. Боги любят иногда снизойти к смертным.
– А что именно мне бы хотелось? – спросил я в упор.
Фляш улыбнулся, как фокусник перед тем, как поразить зрителей.
– Поступить в полицию.
И продолжал улыбаться, явно наслаждаясь моей немотой.
– Но зачем, зачем? – вырвалось у меня.
– Нам нужен свой человек в полиции. В продполиции, – отрубил Фляш. – Опыт с Толли пока ничего не дал.
– Значит, серый мундир? – спросил я, уже ни на что не надеясь.
– Серый мундир, – безжалостно повторил Фляш. – Придется надеть.
– И галун?
– И галун.
– Только этого мне еще не хватало. Лучше сдохнуть, – зло проговорил я.
15. ЧЕТЫРЕ ТУЗА И ДЖОКЕР
Очередная встреча мушкетерской четверки состоялась, как обычно, в казарме – нашем отельном обиталище на втором этаже с водой. Пили бургундское и бренди с земными этикетками из Дижона и Пасадены. Сообщение д'Артаньяна о предложении поступить в гвардию Ришелье встретили бурно. Портос громыхнул: «Вот это да!» Лучше других знакомый с нравами кардинальских гвардейцев, Арамис брезгливо поморщился: «Хуже для тебя ничего не могли придумать?» Только Атос, поразмыслив, высказал нечто совсем неожиданное: «Вот как раз то, что нам нужно».
Наступило настороженное и длительное молчание. Мне было совсем не весело.
– Кажется, уже пришло обещанное мной время кое-каких объяснений и выводов, – сказал Зернов. – Я долго кормил вас завтраками. Зато сейчас угощу обедом.
– Все уже ясно? – ехидно спросил я.
– Без ехидства, Юра. Я не зря молчал. Многое было туманно и только потом прояснилось. Начну с вопроса: как вы думаете, для чего нас сюда пригласили – я имею в виду акцию наших космических друзей. Для участия в Сопротивлении? Что же, они, по-вашему, без нас не справятся? С нами или без нас, а диктатуре галунщиков придет конец. Мы только поможем ускорить его, не больше. Но это уже наше частное дело и совсем не то, чего ждут от нас «облака». Эксперимент их не удался, и, должно быть, они это поняли. Но в чем ошибка? Почему синтезированная ими цивилизация идет к упадку? В чем причины ее технического регресса? И почему ее эволюция не повторяет земную? «Облака» не поняли многого в нашей жизни, не поняли законов ее развития – и в экономике, и в социологии, а может быть, даже и в технике. Простой пример: люди создали искусственный рой или муравейник и наблюдают, не вмешиваясь в его эволюцию. Опрокинем пример; суперцивилизация пчел или муравьев создает искусственный город. Но город развивается по другим законам, не так, как муравейник, и если не знать этих законов, то и получится, что жизнь искажается, как в кривом зеркале. Анохин и Мартин удивляются архитектурному косноязычию Города. Но повинны в этом не «облака», а его население. «Облака» довольно умело склеили несколько нью-йоркских и парижских кварталов, а Город расползается, как жидкое тесто. Из благоустроенных небоскребов, с верхних городских этажей жители бегут на окраины, вырубают лес, строят хибары или просто поселяются в брошенных трамвайных вагонах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85