Размер обеих ранок и расстояние между ними безошибочно указывали на... человеческие зубы... если, конечно, укусившего можно назвать человеком.
Мне не удалось скрыть своего отвращения. Жужанна его заметила и искоса поглядела на меня из-под тяжелых век, опушенных угольно-черными ресницами. Ее пальцы вновь коснулись раны. Жужанна глядела прямо перед собой, а выражение ее лица...
Выражение ее лица крайне удивило и встревожило меня. Бледные губы Жужанны изогнулись в подобии улыбки, грудь начала вздыматься, дыхание участилось, а глаза широко раскрылись, полные непонятного мне восторга. Потом они сузились до щелочек, как будто Жужанна испытывала сейчас тайное чувственное наслаждение. Она медленно и сладострастно опустила руку ниже, и ее пальцы повторили изгиб груди. Жужанна находилась в каком-то странном экстазе, и она погрузилась в это состояние целиком, совершенно забыв о моем присутствии.
«Должно быть, она сошла с ума», – подумалось мне. И не только она. Разве Влад не такой же безумец? А я сама, начинающая всерьез принимать старинные легенды и суеверия?
Жужанна одарила меня еще одним косым взглядом. На губах появилась усмешка, напоминающая оскал. Я сразу же вспомнила, что похожую усмешку видела у ее дяди и еще... у волка под окном.
– Мери, это всего лишь пустяковый булавочный укол. Не надо так беспокоиться.
– Конечно, – запинаясь, ответила я. – Я совсем забыла о вашем бульоне. Пойду на кухню. Вам непременно нужно чем-нибудь подкрепиться.
Я с облегчением покинула спальню, сбросив с себя тяжкий гнет тамошней обстановки. Даже воздух в комнате невестки казался мне ядовитым. Выйдя за порог и закрыв дверь, я глубоко вздохнула. В коридоре дышалось несравненно легче.
Ошеломленная, дрожащая всем телом, я стояла, держась рукой за стену. В глубине коридора послышались шаги. Я вскинула голову и увидела Дуню.
– Я послала Богдана за врачом, – отчиталась она.
Страх не исчез из Дуниных глаз. Но владевшая ею решимость стала от этого только сильнее. Это чувствовалось в самом облике горничной. Ее плечи распрямились, а подбородок был упрямо выпячен. Посмотришь – худенькая девушка, еще почти ребенок, но ее силе воли можно было позавидовать. Дунины пальцы сжались в кулаки. И куда только девалась ее робость? Честно скажу: Дунин боевой настрой подействовал на меня успокаивающе.
Я перестала опираться о стену и волевым усилием подавила дрожь. Для меня нет ничего более ненавистного, чем слабость. Если бы после гибели родителей я поддалась слабости, то вряд ли осталась бы жить на белом свете.
Мы с Дуней мрачно переглянулись.
– Я видела ее шею, – сказала я.
Горничная кивнула, прекрасно поняв, о чем речь.
– Она опять на ночь запирала Брута на кухне, чтобы не мешал, – сообщила она, глотнув воздуха, а потом торопливо добавила: – Он сломал schwur.
Наверное, эти слова казались ей достаточным объяснением, но меня они только смутили. Поначалу я решила, что сказанное тоже относится к собаке, чем-то провинившейся перед хозяйкой. Но, говоря о собаке, Дуня не стала бы опускать глаза и оглядываться по сторонам. Конечно же, ее слова относились к Владу.
– Я не понимаю, что означает слово «schwur». Назови другое, похожее, – попросила я Дуню.
– Schwur... Bund...Других не знаю.
Она больше не боялась глядеть мне прямо в глаза. Все, что касалось Жужанны, было настолько серьезным, что Дуня начисто позабыла о своем положении служанки и говорила со мной на равных.
– Если мы его не остановим, Жужанна умрет.
– Тогда мы должны его остановить, – ответила я, уже не зная, во что верить, но твердо понимая одно: Влад причинил Жужанне зло, и ему нельзя позволить творить это зло дальше. – Расскажи мне, а в чем заключается этот... Schwur.
– Пока мы ему повинуемся, он нас не тронет.
Дуня быстро и тяжело вздохнула. Взгляд ее блуждал по дальним углам коридора, словно она что-то там увидела, но не могла понять, что именно.
– Я не знаю, почему так случилось. Он – стригой, но всегда вел себя честно. Но если он ее укусил... – В глазах Дуни вспыхнул прежний страх. – Тогда, доамнэ, мы все в опасности. Даже вы с вашим мужем.
С точки зрения логики в ее словах было не больше смысла, чем во всех крестьянских поверьях. Но вопреки логике у меня в мозгу назойливо застучало: «Мой ребенок. Мой ребенок. Мой ребенок...»
При мысли, что это чудовище может протянуть свою хищную лапу и к моему малышу, у меня волосы стали дыбом. Руки в момент заледенели, и обжигающий холод пронзил все тело. Я боялась, что у меня подкосятся ноги, однако удержалась и не упала. В этот момент я решилась войти в магический мир Дуниных суеверий, и все вдруг обрело предельную ясность.
Теперь я поняла, почему Влад укусил свою племянницу и почему он хотел ее смерти. Я вспомнила, какой яростью налились его глаза во время поманы, когда Жужанна стала кричать, что он не должен уезжать в Англию. Нет, Влад не позволит никому, даже любимой родственнице, становиться поперек его воли.
«Пока мы ему повинуемся...»
– Ты говоришь, если мы не остановим его, Жужанна умрет? – спросила я, решив, что пришла пора говорить откровенно.
– Умрет, – подтвердила Дуня, – и сама станет стригоицей. Вы что, доамнэ, ничего не заметили? У нее уже начались перемены. Спина прямой становится. Но это неправильно. До сих пор было как: стригой – только он один и больше никто, чтобы люди жили спокойно.
Я провела рукой по лбу, словно этим жестом можно было охладить лихорадочные мысли. Значит, выровнявшиеся плечи Жужанны мне не привиделись?
– Что нам делать? – спросила я Дуню.
– Я могу помочь, доамнэ. Нужно огородить ее спальню, чтобы ему было не войти. Вчера она отвела собаку на ночь в кухню. Сказала, лает и не дает спать.
– Значит, мы должны сделать так, чтобы на эту ночь Брут остался в спальне Жужанны.
– Да, – согласилась Дуня. – И другое тоже надо сделать, чтобы не пускать к ней стригоя.
– Что?
Ко мне вернулась частичка моей всегдашней рассудительности. Я поняла: все Дунины приготовления должны остаться незамеченными, иначе мой муж их обнаружит и рассердится. Сейчас мною двигал сильный страх, сама же я толком не знала, чему и во что верю. Единственное, мне не хотелось усугублять и без того нервическое состояние Аркадия и добавлять ему страданий.
– Надо взять knoblauch*, – сказала Дуня. – Я положу его возле окна. А ей на шею нужно надеть распятие и обязательно оставить Брута спать рядом. Это все, что мы можем. Но этого достаточно, пока она жива. Правда, вы должны знать, доамнэ, что если пройдут годы и она заболеет и умрет...
Дуня умолкла, словно все остальное было и так ясно. Мне же это было отнюдь не ясно, и я недоуменно взглянула на горничную и даже нахмурилась, поскольку не люблю недомолвок. Дуня упрямо молчала.
– Дуня, что это за манера говорить загадками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87