– Посмотри на нее, Аркадий. Приглядись! Разве так выглядят покойники через сутки после смерти? Жужанна еще похорошела. Она даже подросла, а ее спина стала совсем прямой. А теперь посмотри на ее ноги!
Аркадий нехотя взглянул на очертания стройных, совершенной формы ног сестры, проступавших под платьем.
– Усохшей ноги нет и в помине, – продолжала я. – Но в чем причина всех этих чудес?
Он схватился за лоб.
– Безумие! Вот причина! Безумие заставило меня несколько раз видеть Стефана, а потом и волков, проявивших ко мне непонятное милосердие. Безумие убеждало меня, будто дядя с каждым днем становится моложе. Ужаснее всего, что я заразил этим безумием и тебя, Мери, самого дорогого и любимого человека...
Его голос дрогнул.
– Мне невыносимо видеть, что ты по моей вине тоже стала безумной.
Боже, в какие ловушки загонял себя мой муж, не желая признать страшную правду! Горе горем, но подыгрывать ему я не собиралась. Ласково, но твердо я сказала мужу:
– Аркадий, я нахожусь в здравом уме. Я по-прежнему все та же Мери, которую ты знал. И я говорю тебе: ты вовсе не безумен. То, что ты видел, совершенно реально. Нынешняя красота Жужанны объясняется единственной причиной: твоя сестра стала стригоицей, одной из неумерших. – Я перевела дух и продолжала: – А вспомни, как выглядел Влад, когда он вчера явился в ее спальню. Седина в его волосах почти исчезла. Он помолодел лет на тридцать. Как ты это объяснишь?
Взгляд Аркадия упал на золотой нательный крестик, который я по небрежности не убрала под платье, когда шла сюда. Глаза мужа превратились в щелочки. Посмотрев на меня, он в ужасе прошептал:
– Боже, ты никак поддалась крестьянским суевериям? Ты стала такой же жертвой диких заблуждений, как и эти темные, невежественные люди? Теперь мне понятно, зачем ты пришла! Ты хотела под благовидным предлогом выманить меня отсюда: дескать, ты устал, пора спать. А сама только и думала, как бы помочь им надругаться над телом моей дорогой сестры! С меня достаточно того, что они надругались над телом отца!
Его лицо перекосилось, Аркадий смотрел на меня, как на предательницу. Пальцами левой руки я так крепко сжала распятие, что оно больно впилось мне в ладонь. Я была готова кричать от ужаса. Неужели мой муж настолько подвластен воле вампира, что навсегда потерян для меня? Неужели кровь, текущая в его жилах и жилах нашего ребенка, окончательно и бесповоротно привязала нас к этому чудовищу?
Я подумала о кровных узах, которые невозможно оборвать. Неужели мой ребенок обречен повторить судьбу своих несчастных предков?
Я молча воззвала к святому Георгию, умоляя его взмахнуть огненным мечом и навсегда перерубить эти проклятые кровные узы.
Мое отчаяние странным образом подействовало на Аркадия. Он издал какой-то клокочущий звук. Его гнев мгновенно рассеялся. Мужа шатало. Тихим, полным отчаяния голосом, он спросил:
– Тебе хоть понятно, на что ты намекаешь, называя все эти суеверия правдивыми?
Его голос упал до шепота.
– Мери, моя бедная Мери, мое единственное, бесценное сокровище... Я втянул в это зло и тебя. Я привез тебя и нашего малыша в змеиное гнездо. Да, все это правда. Дядя – безумец и убийца, мой отец был его сообщником, а теперь настал и мой черед разделить участь отца...
Аркадий спрятал лицо в ладонях. Наверное, перед его мысленным взором разворачивалась вереница обескровленных жертв ненасытного вампира.
– Мой ребенок, – шептал он. – Мой бедный малютка!
Его терзания были настолько велики, что передались и мне. Жестокая правда лишила нас обоих дара речи, и я, исполненная немого сострадания, с надеждой глядела на мужа. Я ожидала, что теперь-то смогу убедить его немедленно бежать отсюда.
– Аркадий, ты – не убийца, – дрожащим голосом сказала я. – Но Влад – стригой, и он тобой управляет. Давай я схожу за дневником Жужанны. Там написано, как он пил ее кровь...
Меня не учили с детства любить и почитать Влада. В моих жилах не текла кровь вампира. Мне было легче противостоять чарам этого чудовища Но его власть над Аркадием оказалась сильнее, чем я предполагала. Муж посмотрел на меня и сдавленно произнес:
– Твои слова, Мери... они доказывают, что ты... заражена безумием. Уходи. Уходи отсюда! Это невыносимо!
Когда я покачала головой и приготовилась возразить, он закричал:
– Уходи!
Он сел на стул, сжал в руке револьвер и вновь превратился в стража Жужанны. Теперь мне было уже не достучаться до мужа, я упустила единственный шанс объяснить ему, что он служит зловещим замыслам Влада, думая, будто защищает любовь и верность своему роду.
Самое ужасное, что дядя – точнее, дед, перед именем которого нужно добавить еще пару дюжин «пра», – поработил волю Аркадия. В сумраке гостиной мелькнули глаза Влада, у меня внутри раздался его презрительный смех. Только сейчас я поняла, сколь глупо и самонадеянно было думать, будто мы сумели его перехитрить. А мы-то всерьез рассчитывали, что осуществим задуманное и убережем Жужанну от участи стригоицы.
Лицо Аркадия стало непроницаемым. Он сидел, низко опустив голову, целиком погрузившись в свое горе. А рядом, в гробу, лежала его невообразимо прекрасная сестра, и кожа ее светилась мягким таинственным светом. Я понимала всю бессмысленность дальнейших споров с мужем. Отчаявшаяся и разбитая, я ушла, продолжая цепляться за спасительную для меня мысль. Я твердила себе, что Аркадию не выдержать еще одной бессонной ночи и утомление заставит его прервать бдение, навязанное волей Влада.
Я ошиблась. Утром я узнала от Дуни, что Аркадий по-прежнему находится возле гроба Жужанны. Глаза у него совсем обезумели, он упорно отказывается от еды и питья и бредит наяву. У меня защемило сердце.
Погребение состоялось в полдень. Зрелище было более чем тягостным. Прийти попрощаться с Жужанной осмелились лишь четверо слуг, остальные побоялись идти, зная, что Жужанна умерла от укуса стригоя. Они вошли в гостиную и, сняв шапки, молча замерли перед открытым гробом. Ион плакал. В его взгляде помимо горя сквозило негодование, какое прежде я видела в глазах Дуни, когда та узнала, что договор нарушен. Сняв с себя распятие, Ион попытался вложить его в руки мертвой хозяйки, но Аркадий что-то злобно крикнул ему по-румынски. Мне показалось, что муж сейчас швырнет распятие на пол. Но нет, Аркадий опустил крест себе в карман, забыв, что это чужая вещь. Ион в оцепенении глядел на своего господина. Мне стало больно за старика, и я пожалела, что не знаю румынского языка и не могу объяснить ему состояние Аркадия.
Илона с Дуней тоже пришли. В их глазах было больше ужаса, нежели скорби, поскольку обе горничные лучше, чем кто-либо, знали о странных переменах, произошедших с телом домнишоарэ. Как и Дуня, Илона прекрасно понимала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87