– Они платят трижды: за то, что сражался, за пролитую кровь и отдельно – при окончательном расчете.
– Или сражалась, полагаю?
Мезроп сплюнул снова.
Некоторое время мы продвигались вперед, потом остановились в ничем не примечательном месте. Когда колонна замерла, среди холмов, что раскинулись вокруг нас, я услышал гул и невнятное бормотание. Армия, рассредоточенная, несомненно, по санитарным причинам и чтобы лишить асцианских врагов четкой мишени, теперь собиралась вновь, в точности как пылинки в памятном мне каменном городе образовали тела воскресших танцоров.
Эти перемещения не остались незамеченными. Как некогда хищные птицы летели за нами, пока мы не добрались до границы того города, так и теперь какие-то пятиконечные формы, вертевшиеся словно колеса, следили за нашим продвижением из-за разбросанных по небу облаков, которые блекли и таяли в ровном красном свете восходящего солнца. Издалека они сперва казались просто серыми, но потом стали пикировать на нас, и я понял, что не могу точно определить их окрас. Наверное, их можно было бы назвать бесцветными, но лишь в том смысле, какой вкладывают, называя золото желтым, а серебро белым. Воздух стонал от их непрерывного вращения.
Еще одна подобная конструкция, которую мы прежде не заметили, на скорости пересекла нам дорогу, едва не задев верхушки деревьев. Каждая спица в этом гигантском колесе была длиной с башню, испещренную окнами и бойницами. Оно лежало на боку, но будто перебирало в воздухе своими гигантскими конечностями. Казалось, поднятый им ураганный ветер легко сломает и унесет прочь деревья. Мой пегий жеребец испуганно заржал и понес, как и многие другие боевые кони, а некоторые даже рухнули на землю под этим странным вихрем.
Через мгновение все было кончено. Листья, кружившиеся вокруг нас точно крупные снежинки, опустились на землю. Гуазахт что-то крикнул, Эрблон протрубил в рог и взмахнул знаменем. Я усмирил пегого и, пустив его легким галопом, стал переезжать от одного взбунтовавшегося коня к другому, придерживая их за ноздри и помогая наездникам привести животных в чувство.
Среди прочих я выручил Дарью, которая тоже оказалась в колонне, хоть я и не знал об этом прежде. В доспехах воина, с контусом и двумя тонкими саблями, свисавшими по обе стороны седла, она смотрелась удивительно привлекательно и несколько ребячливо. При виде ее я невольно представил, как выглядели бы другие знакомые мне женщины, окажись они в подобной ситуации: Теа – сценический образ воительницы, прекрасный и драматический, но по сути своей лишь фигура на носу корабля; Текла – ныне неотъемлемая моя часть – мстительная вакханка, размахивающая отравленным оружием; Агия – верхом на тонконогом коне, облаченная в хирасу, отлитую по фигуре, а ее волосы с вплетенной в них тетивой развеваются по ветру; Иолента – цветущая королева в доспехах, усаженных острыми шипами, ее большие груди и полные бедра выглядят совершенно нелепо, стоит коню чуть прибавить ходу, а сама она мечтательно улыбается при каждой остановке и все время норовит откинуться в седле; Доркас – стремительно несущаяся наяда, ежеминутно взмывающая над водой, подобно фонтану переливаясь под лучами солнца; Валерия – возможно, Дарья в аристократическом варианте.
Когда я увидел, как разбросало наших людей, я решил, что колонну уже не собрать. Но с того момента, как над нашими головами промчался рассекающий воздух пентадактиль, прошло лишь несколько минут, и вот мы снова оказались в строю. Мы проскакали галопом одну-две лиги – думаю, главным образом для того, чтобы выпустить часть нервной энергии из наших испуганных коней, потом остановились у ручья и дали им возможность смочить горло, не более того, ибо в противном случае они сделались бы вялыми. Отогнав пегого от берега, я выехал на лужайку, откуда мог наблюдать за небом. Вскоре ко мне присоединился Гуазахт.
– Еще одного ждешь? – не без иронии спросил он. Я кивнул и признался, что прежде не видел подобных конструкций.
– И не увидел бы. Они летают близко от фронта. Они бы не вернулись, если б рискнули двинуться дальше на юг.
– Солдаты вроде наших с ними не справятся. Он неожиданно стал серьезным. Его маленькие глазки на загорелом лице превратились в щелочки.
– Нет. Зато отважные парни могут встать на пути мобильных отрядов. Пушки и воздушные вельботы их не остановят. Мой пегий конь волновался и нетерпеливо бил копытом.
– Я из той части города, о которой ты, вероятно, никогда и не слышал, – из Цитадели. Там есть орудия длиною чуть ли не в целый квартал, но на моей памяти они стреляли лишь во время церемоний.
Не отрывая глаз от неба, я представил себе вращающихся пентадактилей над Нессусом и тысячи снарядов, посылаемых не только из Барбакана и Башни Величия, но и со всех башен города. И еще я гадал, каким видом оружия ответят пентадактили.
– Поехали, – сказал Гуазахт, – я понимаю, трудно удержаться от соблазна высматривать те штуковины, но какой в этом прок?
Я вернулся вместе с ним к ручью, где Эрблон собирал воинов в колонну.
– Они даже не стреляли в нас. Ведь у этих флайеров наверняка есть оружие.
– Мы для них слишком мелкая рыбешка. – Я понимал, что Гуазахт хочет, чтобы я тоже встал в строй, но не решается напрямую приказать мне.
Я же чувствовал, как страх, словно призрак, овладел мною, сковал мне ноги и его холодные щупальца, проникнув внутрь тела, касались моего сердца. Я хотел промолчать, но не смог заставить себя сдержаться:
– Когда мы окажемся на поле боя… (Думаю, я представлял его себе в виде ровной площади на Кровавом Поле, где я сражался с Агилюсом.)
Гуазахт рассмеялся.
– Когда мы вступим в сражение, наши канониры будут только рады, что противник нападет открыто. – Прежде чем я понял, что именно он намеревается сделать, он ударил мечом плашмя по боку моего пегого, и тот пустился легким галопом, унося меня прочь.
Страх похож на те болезни, что обсыпают людские лица уродливыми язвами. При этом человека беспокоит скорее внешнее проявление уродства, чем его источник, и он чувствует себя не только опозоренным, но и оскверненным. Когда жеребец замедлил бег, я уперся каблуками в его бока и встал в строй в самом конце колонны.
Несколько минут назад я чуть не занял место Эрблона и вот теперь был низведен до самого низшего звания, причем не Гуазахтом, а самим собой. Но когда я помогал собрать рассеянных воинов, то, чего я страшился, уже миновало; выходит, вся драма моего возвышения разыгралась уже после своей унизительной концовки. Как если бы на наших глазах некий заколотый кинжалом юнец праздно шатался по городскому парку. Вот он в полном неведении завязывает знакомство со сладострастной женушкой своего убийцы и наконец, казалось бы, убедившись, что ее муж находится в другом конце города, обнимает ее, но она вскрикивает от боли, ибо ее поранила рукоять кинжала, торчащая из груди незадачливого юнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82