Ты просто отказался от роли гида для других.
— Я пытаюсь отказаться, — многозначительно произнёс Хагбард. — Мне кажется, кое-кто намерен заставить меня снова служить. Прошу прощения. Я не волкодав и не военный. Non Serviam [27] , Джордж.
Минуту Джордж ковырял свой бифштекс, затем попытался зайти с другого конца:
— А что это за итальянская фраза, которую ты произнёс перед тем, как передать кольцо мисс Портинари?
— Просто ничего другого мне не пришло в голову, — смущённо пояснил Хагбард. — И, как обычно со мной бывает, я стал эстетствовать и умничать. В первой строфе Песни второй «Рая» Данте обращается к читателю: «О voi che siete in piccioletta barca», что означает: «О вы, которые в чёлне зыбучем». Он имел в виду, что читатели, не разделив с ним его Видения, не в состоянии полностью понять его слова. Я это переиначил, сказав: «О noi che siete in piccioletta barca»[28], признавая, что она опережает меня в понимании. Я должен получить премию Эзры Паунда за умение скрывать эмоции в паутине эрудиции. Вот почему я с радостью отказываюсь от роли гуру. Я всегда справлялся с ней очень посредственно.
— Да, но ведь ты по-прежнему опережаешь меня… — начал было Джордж.
— Послушай, — прорычал Хагбард. — Я уставший инженер в конце трудного длинного дня. Не могли бы мы поговорить о вещах, не столь напрягающих мой истощённый мозг? Что ты думаешь насчёт экономической системы, которую я в общих чертах изложил во второй части «Не свисти, когда писаешь»! Я решил, что пора называть её техно-анархизмом; как ты считаешь, на первый взгляд это более понятно, чем анархо-капитализм?
И разочарованный Джордж оказался втянут в долгую дискуссию о беспроцентном обращении денежных знаков, земле управлении вместо землевладения, неспособности монопольного капитализма привести к изобилию и других вопросах, которые интересовали его неделю назад, но сейчас казались совсем не главными в сравнении с вопросом, сформулированным дзэнскими мастерами: «Как извлечь гуся из бутылки, не разбив стекла?». Если уж совсем точно, его интересовала проблема извлечения Джорджа Дорна из «Джорджа Дорна» без разрушения ДЖОРДЖА ДОРНА.
В тот вечер Мэвис снова подошла к его кровати, и Джордж снова сказал:
— Нет. Нет, пока ты не полюбишь меня так, как я люблю тебя.
— Ты превращаешься в педанта, — сказала Мэвис. — Не пытайся ходить, не обучившись ползать.
— Послушай! — воскликнул Джордж. — Предположим, наше общество систематически калечило бы каждому ребёнку ноги, а не мозги. Тогда тех детей, которые пытались бы подниматься и ходить, называли бы невротиками? А неловкость, которую они проявляли бы при первых попытках ходить, описывали во всех психиатрических журналах как доказательство регрессивного и шизоидного характера их асоциального и неестественного стремления к хождению? А те из вас, кто знал бы секрет, вели бы себя высокомерно, отчуждённо и советовали нам набраться терпения и ждать, пока мы не дорастём и не настанет время, когда мы будем достойны, чтобы вы приоткрыли нам завесу, не так ли? Дерьмо собачье! Я сделаю это сам.
— Я ничего не утаиваю, — мягко сказала Мэвис. — Пока оба полюса не заряжены, поле не возникнет.
— Значит, по-твоему, я— незаряжённый полюс? Иди-ка ты к чёртовой бабушке!.
Только Мэвис ушла, явилась Стелла в прелестной китайской пижаме.
— Хочешь? — спросила она напрямик.
— Боже Всемогущий, да!
Через девяносто секунд они были обнажены и он покусывал её ушко, поглаживая рукой лобковую клумбу. Но в его мозгу работал диверсант. «Я люблю тебя», — думал он, и это не было неправдой, потому что сейчас он любил всех женщин, частично осознавая реальную власть секса; но он не мог заставить себя произнести эту фразу вслух, потому что это не было и абсолютной правдой, ибо Мэвис он любил сильнее, намного сильнее. «Ты мне ужасно нравишься», — чуть не сказал он, но остановился, почувствовав абсурдность этой фразы. Её пальцы обвились вокруг его члена и обнаружили его мягкость. Она открыла глаза и вопросительно взглянула на него. Он быстро поцеловал её губы и начал водить рукой все ниже, пока не нащупал пальцем клитор. Но даже когда её дыхание стало учащённым, он не прореагировал на это в своей обычной манере, и её рука в отчаянии начала массировать его член. Он скользнул вниз, целуя на пути её соски и пупок, и начал лизать клитор. Как только она кончила, он сжал её ягодицы, приподнял таз, ввёл язык в её влагалище и вызвал ещё один быстрый оргазм, затем сразу её отпустил и начал очень нежно и медленно вылизывать, спиралеобразно возвращаясь к клитору. Но его пенис по-прежнему оставался вялым.
— Стоп, — выдохнула Стелла. — Давай теперь я, малыш. Джордж подтянулся повыше и обнял её.
— Я люблю тебя, — сказал он, и неожиданно это не прозвучало фальшиво.
Стелла хихикнула и быстро поцеловала его в губы.
— Не так-то просто вытянуть из тебя эти слова, да? — задумчиво сказала она.
— Честность — худшая стратегия, — сурово сказал Джордж. — В детстве я был вундеркиндом, понимаешь? Ненормальным. Это было тяжело. Мне приходилось все время защищаться, и почему-то я сделал ставку на честность. Рядом со мной всегда были мальчики постарше, поэтому я никогда не побеждал в драке. У меня оставался единственный шанс почувствовать своё превосходство или, скажем, не начать страдать комплексом неполноценности: быть самым честным придурком на планете Земля.
— Иными словами, ты не сможешь сказать «Я люблю тебя», пока на самом деле не полюбишь? — рассмеялась Стелла. Пожалуй, ты единственный мужчина во всей Америке с такого рода проблемой. Если бы ты побыл в женской шкуре, малыш, пусть ненадолго! Ты даже не представляешь, насколько лживы мужчины в своём большинстве.
— О, иногда я произносил эти слова. Когда они были хотя бы наполовину правдой. Но они всегда казались мне притворством, и я чувствовал, что женщина тоже это ощущает. На этот раз все получилось само собой, совершенно естественно, без усилий.
— Вот это хорошо, — улыбнулась Стелла. — И я не могу допустить, чтобы награда не нашла героя. — Её чёрное тело скользнуло вниз, и он любовался им, получая эстетическое наслаждение: чёрное на белом, словно Инь-Ян или Священное Хао. Какой психоз представителей белой расы заставил их считать эту красоту уродством? Затем она сжала губами его пенис, и он почувствовал, что её слова развязали узел: в одну секунду он возбудился. Он закрыл глаза, наслаждаясь своим ощущением, затем снова их открыл, глядя на её причёску «афро», серьёзное смуглое лицо, собственный член, скользивший поршнем у неё во рту. — Я люблю тебя, — повторил он более уверенно. — О Господи, О Эрида, о девочка, девочка моя, я люблю тебя! — Он вновь закрыл глаза и позволил Роботу откликнуться на её ласки ритмичным движением таза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Я пытаюсь отказаться, — многозначительно произнёс Хагбард. — Мне кажется, кое-кто намерен заставить меня снова служить. Прошу прощения. Я не волкодав и не военный. Non Serviam [27] , Джордж.
Минуту Джордж ковырял свой бифштекс, затем попытался зайти с другого конца:
— А что это за итальянская фраза, которую ты произнёс перед тем, как передать кольцо мисс Портинари?
— Просто ничего другого мне не пришло в голову, — смущённо пояснил Хагбард. — И, как обычно со мной бывает, я стал эстетствовать и умничать. В первой строфе Песни второй «Рая» Данте обращается к читателю: «О voi che siete in piccioletta barca», что означает: «О вы, которые в чёлне зыбучем». Он имел в виду, что читатели, не разделив с ним его Видения, не в состоянии полностью понять его слова. Я это переиначил, сказав: «О noi che siete in piccioletta barca»[28], признавая, что она опережает меня в понимании. Я должен получить премию Эзры Паунда за умение скрывать эмоции в паутине эрудиции. Вот почему я с радостью отказываюсь от роли гуру. Я всегда справлялся с ней очень посредственно.
— Да, но ведь ты по-прежнему опережаешь меня… — начал было Джордж.
— Послушай, — прорычал Хагбард. — Я уставший инженер в конце трудного длинного дня. Не могли бы мы поговорить о вещах, не столь напрягающих мой истощённый мозг? Что ты думаешь насчёт экономической системы, которую я в общих чертах изложил во второй части «Не свисти, когда писаешь»! Я решил, что пора называть её техно-анархизмом; как ты считаешь, на первый взгляд это более понятно, чем анархо-капитализм?
И разочарованный Джордж оказался втянут в долгую дискуссию о беспроцентном обращении денежных знаков, земле управлении вместо землевладения, неспособности монопольного капитализма привести к изобилию и других вопросах, которые интересовали его неделю назад, но сейчас казались совсем не главными в сравнении с вопросом, сформулированным дзэнскими мастерами: «Как извлечь гуся из бутылки, не разбив стекла?». Если уж совсем точно, его интересовала проблема извлечения Джорджа Дорна из «Джорджа Дорна» без разрушения ДЖОРДЖА ДОРНА.
В тот вечер Мэвис снова подошла к его кровати, и Джордж снова сказал:
— Нет. Нет, пока ты не полюбишь меня так, как я люблю тебя.
— Ты превращаешься в педанта, — сказала Мэвис. — Не пытайся ходить, не обучившись ползать.
— Послушай! — воскликнул Джордж. — Предположим, наше общество систематически калечило бы каждому ребёнку ноги, а не мозги. Тогда тех детей, которые пытались бы подниматься и ходить, называли бы невротиками? А неловкость, которую они проявляли бы при первых попытках ходить, описывали во всех психиатрических журналах как доказательство регрессивного и шизоидного характера их асоциального и неестественного стремления к хождению? А те из вас, кто знал бы секрет, вели бы себя высокомерно, отчуждённо и советовали нам набраться терпения и ждать, пока мы не дорастём и не настанет время, когда мы будем достойны, чтобы вы приоткрыли нам завесу, не так ли? Дерьмо собачье! Я сделаю это сам.
— Я ничего не утаиваю, — мягко сказала Мэвис. — Пока оба полюса не заряжены, поле не возникнет.
— Значит, по-твоему, я— незаряжённый полюс? Иди-ка ты к чёртовой бабушке!.
Только Мэвис ушла, явилась Стелла в прелестной китайской пижаме.
— Хочешь? — спросила она напрямик.
— Боже Всемогущий, да!
Через девяносто секунд они были обнажены и он покусывал её ушко, поглаживая рукой лобковую клумбу. Но в его мозгу работал диверсант. «Я люблю тебя», — думал он, и это не было неправдой, потому что сейчас он любил всех женщин, частично осознавая реальную власть секса; но он не мог заставить себя произнести эту фразу вслух, потому что это не было и абсолютной правдой, ибо Мэвис он любил сильнее, намного сильнее. «Ты мне ужасно нравишься», — чуть не сказал он, но остановился, почувствовав абсурдность этой фразы. Её пальцы обвились вокруг его члена и обнаружили его мягкость. Она открыла глаза и вопросительно взглянула на него. Он быстро поцеловал её губы и начал водить рукой все ниже, пока не нащупал пальцем клитор. Но даже когда её дыхание стало учащённым, он не прореагировал на это в своей обычной манере, и её рука в отчаянии начала массировать его член. Он скользнул вниз, целуя на пути её соски и пупок, и начал лизать клитор. Как только она кончила, он сжал её ягодицы, приподнял таз, ввёл язык в её влагалище и вызвал ещё один быстрый оргазм, затем сразу её отпустил и начал очень нежно и медленно вылизывать, спиралеобразно возвращаясь к клитору. Но его пенис по-прежнему оставался вялым.
— Стоп, — выдохнула Стелла. — Давай теперь я, малыш. Джордж подтянулся повыше и обнял её.
— Я люблю тебя, — сказал он, и неожиданно это не прозвучало фальшиво.
Стелла хихикнула и быстро поцеловала его в губы.
— Не так-то просто вытянуть из тебя эти слова, да? — задумчиво сказала она.
— Честность — худшая стратегия, — сурово сказал Джордж. — В детстве я был вундеркиндом, понимаешь? Ненормальным. Это было тяжело. Мне приходилось все время защищаться, и почему-то я сделал ставку на честность. Рядом со мной всегда были мальчики постарше, поэтому я никогда не побеждал в драке. У меня оставался единственный шанс почувствовать своё превосходство или, скажем, не начать страдать комплексом неполноценности: быть самым честным придурком на планете Земля.
— Иными словами, ты не сможешь сказать «Я люблю тебя», пока на самом деле не полюбишь? — рассмеялась Стелла. Пожалуй, ты единственный мужчина во всей Америке с такого рода проблемой. Если бы ты побыл в женской шкуре, малыш, пусть ненадолго! Ты даже не представляешь, насколько лживы мужчины в своём большинстве.
— О, иногда я произносил эти слова. Когда они были хотя бы наполовину правдой. Но они всегда казались мне притворством, и я чувствовал, что женщина тоже это ощущает. На этот раз все получилось само собой, совершенно естественно, без усилий.
— Вот это хорошо, — улыбнулась Стелла. — И я не могу допустить, чтобы награда не нашла героя. — Её чёрное тело скользнуло вниз, и он любовался им, получая эстетическое наслаждение: чёрное на белом, словно Инь-Ян или Священное Хао. Какой психоз представителей белой расы заставил их считать эту красоту уродством? Затем она сжала губами его пенис, и он почувствовал, что её слова развязали узел: в одну секунду он возбудился. Он закрыл глаза, наслаждаясь своим ощущением, затем снова их открыл, глядя на её причёску «афро», серьёзное смуглое лицо, собственный член, скользивший поршнем у неё во рту. — Я люблю тебя, — повторил он более уверенно. — О Господи, О Эрида, о девочка, девочка моя, я люблю тебя! — Он вновь закрыл глаза и позволил Роботу откликнуться на её ласки ритмичным движением таза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86