— О, стоп, — сказал он, — стоп, — подтягивая её к себе и переворачивая на спину, — вместе, — сказал он, ложась на неё сверху, — вместе. — Её глаза закрылись, когда он в неё вошёл, и затем снова на мгновение открылись, встретив его взгляд, полный глубокой нежности. — Я люблю тебя, Стелла, люблю, — и с самого начала зная, что ей не мешает его вес, он вдавливался в неё всем телом, не перенося часть веса в опору на руки, а обнимая её, прижимаясь животом к животу, грудью к груди, а её руки в ответ обнимали его и он слышал её голос: «Я тоже тебя люблю, о, я люблю тебя». Он покачивался в ритме её слов, и говорил ей «милая» и «любимая», а потом не было слов, был взрыв, и все его тело, а не только пенис, снова вспыхнуло светом, прошло через шандалу на другую сторону и погрузилось в долгий сон.
На следующее утро они со Стеллой снова трахались, безумно и радостно; они так много раз говорили друг другу «я люблю тебя», что это стало для него новой мантрой, и даже за завтраком они снова шептались. Его больше не беспокоила ни проблема Мэвис, ни проблема достижения полного просветления. Он с наслаждением уплетал яйца с беконом, которые казались ему вкуснее обычного, обменивался интимными и совершенно дурацкими шутками со Стеллой и пребывал в абсолютной гармонии с самим собой.
(Но девятью часами раньше, в «это же» время, индейцы, переодетые божествами-качинами, собрались в центре Ораби, древнейшего города в Северной Америке, и начали исполнять неизвестный танец, поразивший заезжего антрополога. После опроса многочисленных стариков и старух из племени Мирных Людей — а именно так переводится индейское слово хопи, — антрополог узнал, что этот танец посвящён Той Женщине, Которая Никогда Не Меняться. Антрополог знал достаточно, чтобы не совершить ошибку и не перевести это имя по грамматическим правилам своего родного языка. Ведь оно символизировало важный аспект философии Времени индейцев хопи, имевшей много общего с философиями Времени Саймона Муна и Адама Вейсгаупта и ничего общего с тем, чему учат о времени студентов-физиков (по крайней мере, на младших курсах). Ему рассказали, что необходимость в исполнении этого танца возникала всего четыре раза, и все четыре раза опасности подвергались многие миры; а сейчас, в момент величайшей опасности, наступил пятый раз. Антрополог, индус по имени Индол Рингх, быстро записывал в своём блокноте: «Параллели: четыре юги в Упанишадах, суданская легенда о Вагаду[29] и странные фантазии Марша об Атлантиде[30]. Это может быть грандиозно». Танец продолжался, монотонно били барабаны, а где-то далеко Кармела внезапно бросило в пот…
А в Лос-Анджелесе Джон Диллинджер спокойно зарядил револьвер, кинул его в портфель и надел на аккуратно причёсанные серебристо-седые волосы панамскую шляпу. Он напевал песню из далёкой юности: «Под звон этих свадебных колоколов распадается моя старая банда…» Надеюсь, этот сутенёр там, где сказал Хагбард, — думал он; — до объявления военного положения у меня в запасе всего восемнадцать часов… «Прощайте навсегда, — мычал он, — старые друзья…»
Я увидел фнордов в тот самый день, когда услышал о пластиковом мартини. Позвольте мне высказаться предельно ясно и точно, поскольку многие люди в этом путешествии намеренно и упорно все запутывают: я не увидел бы, не смог бы увидеть фнордов, если бы Хагбард Челине не загипнотизировал меня предыдущей ночью на летающей тарелке.
Я был дома. Прочитав служебные записки Пат Уэлш и прослушав новую запись из Музея естествознания, я пополнял мою настенную коллекцию изображений Вашингтона-Вейсгаупта несколькими новыми образцами, когда за окном зависла тарелка. Не стоит и говорить, что это не вызвало у меня особого удивления. Невзирая на инструкции ЭФО, от поездки в Чикаго я сохранил чуток АУМа. И принял его. После встречи с Дили-Ламой, не говоря уже о Мала-клипсе Старшем, и наблюдения за тем, как этот безбашенный Челине действительно разговаривал с гориллами, я предположил, что АУМ открыл в моем мозгу что-то поистине оригинальное и моё сознание стало восприимчивым. Хотя, если честно, появление НЛО меня немного разочаровало; ведь их и без меня видело огромное множество людей, а я был готов к восприятию того, чего до меня никто не видел и даже не представлял.
Меня ждало ещё большее разочарование, когда на меня оказали «психическое воздействие» и «заглотнули» на борт, и вместо марсиан или разумных насекомых из Крабовидной туманности я увидел Хагбарда, Стеллу Марис и ещё несколько человек с «Лейфа Эриксона».
— Слава Эриде, — сказал Хагбард.
— Да здравствует Дискордия, — ответил я, дополняя, как положено, двойку тройкой, чтобы получилась пятёрка. — Что-то случилось или вы просто хотите мне показать ваше последнее изобретение?
Внутри тарелки, как ни банально это звучит, было жутковато. Пространство казалось неевклидовым и полупрозрачным; меня не покидало ощущение, что я могу провалиться сквозь пол и удариться о землю. Потом мы полетели, и стало ещё хуже.
— Пусть тебя не смущает архитектура, — сказал Хагбард. — Это моя реализация синергической геометрии Баки Фуллера. Здесь все меньше, и намного твёрже, чем кажется. Отсюда не выпадешь, поверь мне.
— Значит, именно эта хреновина стоит за всеми сообщениями о летающих тарелках, начиная с 1947 года? — с любопытством спросил я.
— Не совсем так, — засмеялся Хагбард. — В сущности, это мистификация. Этот план разработало правительство Соединённых Штатов, причём это была одна из немногих его самостоятельных идей где-то с середины первого срока президентства Рузвельта. Все остальные идеи правительству подбрасывали иллюминаты. Это как бы запасной туз в рукаве на случай непредвиденных обстоятельств в России и Китае.
— Привет, малыш, — нежно сказал я Стелле, памятуя о Сан-Франциско. — Может быть, ты мне растолкуешь, о чем говорит Челине, без риторики и парадоксов?
— Государство существует благодаря страху перед внешней угрозой, — охотно начала Стелла. — Если людям нечего боятся, они могут понять, что им не нужна твёрдая государственная рука, которая все время залезает им в карманы. Поэтому, на случай, если России и Китаю придёт конец по каким-то внутренним причинам, или они начнут между собой воевать и взорвут друг друга на хрен, или пострадают в результате каких-нибудь неожиданных природных катаклизмов, то есть исчезнет внешняя угроза, в народе распространили миф о летающих тарелках. Если исчезнут земные враги, которыми можно пугать американский народ, миф о летающих тарелках сразу же изменится. Появятся «свидетельства» того, что тарелки прибыли с Марса и марсиане планируют вторжение на Землю и порабощение землян. Дошло?
— Поэтому, — дополнил Хагбард, — я построил эту маленькую штуковину и теперь могу путешествовать там, где мне хочется, без помех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86