Она равнодушно прислушалась к его словам; он говорил по-английски, но она неплохо знала этой язык.
— Сынок, сынок, — декламировал Хагбард, — когда две красивые женщины добиваются твоей любви, почему ты сидишь в своей комнате и дрочишь?
Мисс Портинари вспыхнула и выпила ещё немного шампанского, чтобы скрыть румянец. Она уже возненавидела этого человека, зная, что при первой же возможности отдастся ему, расставшись с девственностью; вот какие сложности бывают у интеллектуально развитых католических отроковиц.
— А юноша сказал, — продолжал Хагбард, — «Думаю, ты сама ответила на свой вопрос, ма».
Все потрясённо застыли.
— Вполне типичный случай, — вежливо добавил Хагбард, очевидно закончив рассказ. — Профессор Фрейд рассказывает о ещё более поразительных семейных драмах.
— Не понимаю… — заговорил знаменитый французский автогонщик, нахмурившись. Затем он улыбнулся. — О, — сказал он, — юноша был американцем?
Мисс Портинари покинула группу, возможно, слишком поспешно (она видела, как её проводили взглядом несколько пар глаз), и вновь быстро наполнила бокал шампанским.
Через полчаса она стояла на веранде, пытаясь прочистить мозги на свежем ночном воздухе, когда рядом с ней мелькнула тень и в облаке сигарного дыма появился Челине.
— Сегодня луна какая-то опухшая, — сказал он по-итальянски, — словно кто-то двинул ей в челюсть.
— Помимо прочих достоинств вы ещё и поэт? — холодно поинтересовалась она. — Звучит как американское стихотворение.
Он рассмеялся звонко и раскатисто, словно жеребец заржал.
— Совершенно верно, — отозвался он. — Я только что приехал из Рапалло, где беседовал с самым великим американским поэтом нашего века. Сколько вам лет? — неожиданно спросил он.
— Почти шестнадцать, — пробормотала она.
— Почти пятнадцать, — непочтительно исправил он.
— Если это что-то для вас меняет…
— Возможно, — подхватил он. — Я кое-что задумал, и для этого мне нужна девушка вашего возраста.
— Могу себе представить. Наверняка какая-то гадость. Он вышел из сумрака и подошёл к ней ближе.
— Дитя моё, — сказал он, — вы религиозны?
— Уверена, вы считаете это старомодным, — ответила она, представляя его губы на своей груди и думая о портретах Марии, кормившей грудью Младенца.
— В данный исторический момент, — просто сказал он, — это единственное, что остаётся не старомодным. Когда вы родились? Впрочем, не говорите — должно быть, вы Дева.
— Да, — сказала она. (Его губы покусывают её сосок, но очень нежно. Он хорошо знает, как это делать.) — Но это суеверие, а не религия.
— Хотел бы я объединить религию, суеверие и науку. — Он улыбнулся. — По-моему, они связаны и вертятся вокруг одного и того же. И, конечно же, вы католичка? — Его напористость просто бесила.
— Я слишком себя уважаю, чтобы верить в нелепость, поэтому я не протестантка, — ответила она и тут же испугалась, что он распознает плагиат.
— Какой символ для вас самый значимый? — спросил он с вкрадчивостью государственного обвинителя, расставляющего ловушку.
— Крест, — быстро ответила она. Она не хотела, чтобы он узнал правду.
— Нет, — снова без всякого почтения поправил он её. — Святое Сердце.
И тогда она поняла, что он из лагеря Сатаны.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Продолжайте медитировать на Святом Сердце, — сказал он со сверкающими, как у гипнотизёра, глазами. (Избитый трюк, — думал он, — но может сработать.) — Медитируйте от всей души, дитя моё. Вы найдёте в нем сущность католицизма — и сущность всех остальных религий.
— По— моему, вы сумасшедший, -ответила она и, позабыв о достоинстве, убежала с веранды.
Но через две недели во время утренней медитации она вдруг поняла сущность Святого Сердца. На большой перемене она исчезла — оставив одну записку настоятельнице монастырской школы, а другую своим родителям, — и отправилась на поиски Хагбарда. Она оказалась намного способнее, чем он предполагал, и (как описано в другом месте) через два года он отрёкся от своих полномочий в её пользу. Они никогда не были любовниками (* Впрочем, они были очень добрыми друзьями, и время от времени он с ней спал.).
* * *
Значение символов— образов— как связующего звена между словом и изначальной энергией демонстрирует единство магии и йоги. И магия, и йога — повторяем мы вновь — это методы самопрограммирования, использующие синхронистически связанные цепочки слов, образов и биологической энергии.
Поэтому рационалисты, сплошь пуритане, никогда не задумывались о том факте, что неверие в магию встречается только в пуританских обществах. Это объясняется очень просто: пуритане не способны понять, в чем же заключается самая суть магии. Осмелимся даже с уверенностью утверждать, что только у тех, кто познал истинную любовь, в классическом альбигойском или трубадурском смысле этого выражения, есть шанс понять хотя бы простейшие разъяснения таинств (В этой книге несколько раз заявлялось об этом с предельной ясностью, но многие читатели по-прежнему интересуются, о чем мы не договариваем.).
Например, глаз в треугольнике изначально не был символом христианской Троицы, как полагают простаки, — если только сама христианская Троица не была визуальным (или вербальным) расширением, развитием и уточнением его более древнего значения. И этот символ ни в коем случае не олицетворял глаз Осириса и тем более глаз Гора, как считают некоторые; его, например, почитали в секте Као Дай во Вьетнаме, где никогда не слышали ни об Осирисе, ни о Горе. Значение глаза можно довольно легко понять, медитируя на пятнадцатом козыре Таро («Дьявол»), который на Древе Жизни соответствует еврейской букве айн («глаз»). Читатель, который понимает, что «Дьявол» — это лишь более поздний вариант Великого Бога Пана, уже разгадал тайну глаза, а треугольник имеет своё обычное значение. Вместе они символизируют слияние Йод-Отца, с Хе-
Матерью, как в Йод-Хе-Вау-Хе, священном непроизносимом имени Бога. В результате их слияния появляется Bay, Святой Дух, а конечное Хе — это божественный экстаз, который возникает в результате слияния. Можно даже предположить, что тот, кто рассматривает такую версию тождественности Пана, Дьявола, Великого Отца и Великой Матери, в итоге придёт к новому, более полному пониманию самой христианской Троицы, и особенно её самого загадочного члена, Bay, вечно ускользающего Святого Духа (У этой сущности больше общего с обычным ночным гостем, которого иногда называют «призраком» или «привидением», чем с самого начала замечает непосвящённый. См. документально подтверждённые случаи появления полтергейста там, где были подростки.).
Пентаграмма бывает двух видов, но всегда символизирует максимальное расширение границ человеческой психики — мужской человеческой психики в частности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Сынок, сынок, — декламировал Хагбард, — когда две красивые женщины добиваются твоей любви, почему ты сидишь в своей комнате и дрочишь?
Мисс Портинари вспыхнула и выпила ещё немного шампанского, чтобы скрыть румянец. Она уже возненавидела этого человека, зная, что при первой же возможности отдастся ему, расставшись с девственностью; вот какие сложности бывают у интеллектуально развитых католических отроковиц.
— А юноша сказал, — продолжал Хагбард, — «Думаю, ты сама ответила на свой вопрос, ма».
Все потрясённо застыли.
— Вполне типичный случай, — вежливо добавил Хагбард, очевидно закончив рассказ. — Профессор Фрейд рассказывает о ещё более поразительных семейных драмах.
— Не понимаю… — заговорил знаменитый французский автогонщик, нахмурившись. Затем он улыбнулся. — О, — сказал он, — юноша был американцем?
Мисс Портинари покинула группу, возможно, слишком поспешно (она видела, как её проводили взглядом несколько пар глаз), и вновь быстро наполнила бокал шампанским.
Через полчаса она стояла на веранде, пытаясь прочистить мозги на свежем ночном воздухе, когда рядом с ней мелькнула тень и в облаке сигарного дыма появился Челине.
— Сегодня луна какая-то опухшая, — сказал он по-итальянски, — словно кто-то двинул ей в челюсть.
— Помимо прочих достоинств вы ещё и поэт? — холодно поинтересовалась она. — Звучит как американское стихотворение.
Он рассмеялся звонко и раскатисто, словно жеребец заржал.
— Совершенно верно, — отозвался он. — Я только что приехал из Рапалло, где беседовал с самым великим американским поэтом нашего века. Сколько вам лет? — неожиданно спросил он.
— Почти шестнадцать, — пробормотала она.
— Почти пятнадцать, — непочтительно исправил он.
— Если это что-то для вас меняет…
— Возможно, — подхватил он. — Я кое-что задумал, и для этого мне нужна девушка вашего возраста.
— Могу себе представить. Наверняка какая-то гадость. Он вышел из сумрака и подошёл к ней ближе.
— Дитя моё, — сказал он, — вы религиозны?
— Уверена, вы считаете это старомодным, — ответила она, представляя его губы на своей груди и думая о портретах Марии, кормившей грудью Младенца.
— В данный исторический момент, — просто сказал он, — это единственное, что остаётся не старомодным. Когда вы родились? Впрочем, не говорите — должно быть, вы Дева.
— Да, — сказала она. (Его губы покусывают её сосок, но очень нежно. Он хорошо знает, как это делать.) — Но это суеверие, а не религия.
— Хотел бы я объединить религию, суеверие и науку. — Он улыбнулся. — По-моему, они связаны и вертятся вокруг одного и того же. И, конечно же, вы католичка? — Его напористость просто бесила.
— Я слишком себя уважаю, чтобы верить в нелепость, поэтому я не протестантка, — ответила она и тут же испугалась, что он распознает плагиат.
— Какой символ для вас самый значимый? — спросил он с вкрадчивостью государственного обвинителя, расставляющего ловушку.
— Крест, — быстро ответила она. Она не хотела, чтобы он узнал правду.
— Нет, — снова без всякого почтения поправил он её. — Святое Сердце.
И тогда она поняла, что он из лагеря Сатаны.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Продолжайте медитировать на Святом Сердце, — сказал он со сверкающими, как у гипнотизёра, глазами. (Избитый трюк, — думал он, — но может сработать.) — Медитируйте от всей души, дитя моё. Вы найдёте в нем сущность католицизма — и сущность всех остальных религий.
— По— моему, вы сумасшедший, -ответила она и, позабыв о достоинстве, убежала с веранды.
Но через две недели во время утренней медитации она вдруг поняла сущность Святого Сердца. На большой перемене она исчезла — оставив одну записку настоятельнице монастырской школы, а другую своим родителям, — и отправилась на поиски Хагбарда. Она оказалась намного способнее, чем он предполагал, и (как описано в другом месте) через два года он отрёкся от своих полномочий в её пользу. Они никогда не были любовниками (* Впрочем, они были очень добрыми друзьями, и время от времени он с ней спал.).
* * *
Значение символов— образов— как связующего звена между словом и изначальной энергией демонстрирует единство магии и йоги. И магия, и йога — повторяем мы вновь — это методы самопрограммирования, использующие синхронистически связанные цепочки слов, образов и биологической энергии.
Поэтому рационалисты, сплошь пуритане, никогда не задумывались о том факте, что неверие в магию встречается только в пуританских обществах. Это объясняется очень просто: пуритане не способны понять, в чем же заключается самая суть магии. Осмелимся даже с уверенностью утверждать, что только у тех, кто познал истинную любовь, в классическом альбигойском или трубадурском смысле этого выражения, есть шанс понять хотя бы простейшие разъяснения таинств (В этой книге несколько раз заявлялось об этом с предельной ясностью, но многие читатели по-прежнему интересуются, о чем мы не договариваем.).
Например, глаз в треугольнике изначально не был символом христианской Троицы, как полагают простаки, — если только сама христианская Троица не была визуальным (или вербальным) расширением, развитием и уточнением его более древнего значения. И этот символ ни в коем случае не олицетворял глаз Осириса и тем более глаз Гора, как считают некоторые; его, например, почитали в секте Као Дай во Вьетнаме, где никогда не слышали ни об Осирисе, ни о Горе. Значение глаза можно довольно легко понять, медитируя на пятнадцатом козыре Таро («Дьявол»), который на Древе Жизни соответствует еврейской букве айн («глаз»). Читатель, который понимает, что «Дьявол» — это лишь более поздний вариант Великого Бога Пана, уже разгадал тайну глаза, а треугольник имеет своё обычное значение. Вместе они символизируют слияние Йод-Отца, с Хе-
Матерью, как в Йод-Хе-Вау-Хе, священном непроизносимом имени Бога. В результате их слияния появляется Bay, Святой Дух, а конечное Хе — это божественный экстаз, который возникает в результате слияния. Можно даже предположить, что тот, кто рассматривает такую версию тождественности Пана, Дьявола, Великого Отца и Великой Матери, в итоге придёт к новому, более полному пониманию самой христианской Троицы, и особенно её самого загадочного члена, Bay, вечно ускользающего Святого Духа (У этой сущности больше общего с обычным ночным гостем, которого иногда называют «призраком» или «привидением», чем с самого начала замечает непосвящённый. См. документально подтверждённые случаи появления полтергейста там, где были подростки.).
Пентаграмма бывает двух видов, но всегда символизирует максимальное расширение границ человеческой психики — мужской человеческой психики в частности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86