Это - очень скорбная сторона в истории русских философских движений, - и она долго нависала над философской мыслью, переходя иногда в настоящее преследование ее, с чем мы еще будем иметь случай встретиться не раз. Это и обязывает нас быть более осторожными в исторической оценке университетского преподавания философии. 3. XVIII-ый век был, конечно, только "прологом" в развитии философии в России. Однако различные течения, наметившиеся уже в XVIII веке (см. предыдущую главу), оказались не случайными, - все они проявились позже уже в XIX-ом веке - в более зрелой и отчетливой форме. Во всяком случае XVIII-ый век в России окончательно отвоевал для философии ее особое место, окончательно закрепил ее пекулярный характер. К ХVШ-ому веку вполне применимы те слова, которыми характеризовал Киреевский духовную атмосферу в начале XIX-го века: "слово философия, писал он однажды, имело (тогда) в себе что-то магическое" (11). Философия возбуждала надежды, далеко выходящие за пределы ее возможностей, - от нее ожидали не столько ответа на теоретические запросы ума, сколько указаний на то, как разрешить вопросы жизни. Это не было устранение теоретических проблем, а была потребность целостного синтеза, аналогичного тому, какой дает религия. Потому-то философия и становилась главным проводником - --------------------------------------(10) Об Осиповском, см. интересный материал в статье о нем в журнале "Русская Старина" за 1876 г. См. также философскую позицию известного русского математика Лобачевского. (11) Киреевский. Сочинен. Т. II (изд. 1911 г.). Стр. 132. творческих исканий, что она воспринималась, как секулярная замена церковного мировоззрения. Надо, однако, тут же отметить, что секулярные тенденции, защита ничем не стесняемой свободы философского мышления вовсе не были связаны в это время непременно с рационалистическими течениями. То же самое мы находим, например, в у тех, кто защищал примат чувства, а не разума. И это особенно важно иметь в виду, если мы хотим понять, почему слово "философия" имело в себе "что-то магическое"; в философских исканиях значительное место принадлежало запросам чувства (как увидим дальше преимущественно, эстетического). Отсюда тот энтузиазм, который так характерен для философствующей молодежи в России в начале ХIХ-го века. Коснемся прежде всего проявлений мистицизма в русском обществе в начале XIX-го века. Разгром масонства в последние годы царствования Екатерины II сменился в краткое царствование Павла I и особенно Александра I возрождением и даже расцветом мистицизма. Мистицизм вообще оказался очень устойчивым... Эта устойчивость мистических течений среди русского общества (говорим все время о мистицизме внецерковном) не может быть, конечно, объясняема какими-либо иностранными влияниями иди внешними историческими условиями, - очевидно, тут есть налицо какая-то потребность русской души, не находившая себе удoвлетвopeния ни в Церкви, ни в общей культуре. Какая? Я думаю, что с психологической стороны это есть метаморфоза той самой религиозной черты, с которой мы встречались уже при истолковании старообрядчества, где она ярче всего выразилась, и которую можно назвать теургической. Дело идет не о Богопознании, не о "чувстве" Бога, а об активности в Боге, в частности, о преображении жизни. Именно на этой грани теургический замысел так легко прикасается к магизму и незаметно может в него и переходить. Мы отмечали уже, что в русском старообрядчестве (а раньте во всем церковном обществе) мечта о преображении натурального порядка в освященный, в Царство Божие, опиралась на веру в "силу благочестия" (см. ч. 1, гл. II, з 10). В свое время эта мечта о преображении жизни, давая исход накопившимся силам, вылилась тоже в теургическую по существу идею, разгоревшуюся таким ярким огнем, - о "Москве - третьем Риме", о священном "вечном царстве". Когда же в течение одного столетия (от начала XVII-го до середины XVIII-го века) в русской душе распалась былая мечта о "священном царстве" и новые движения секулярного характера выжигали в душе надежды на "силу благочестия", когда образовавшаяся духовная пустота порождала томление духа и страстную потребность творческого динамизма quand meme - хотя бы и вне Церкви. В недрах самой Церкви, в тиши ее монастырей, шла не та же ли концентрация теургических ожиданий, нашедших свое выражение в "духовном делании", которое благодаря Паисию Величковскому (см. ч. 1, гл. П, з 6) проникло всюду? Здесь окончательно выветривалась в недрах церковного сознания теократическая идея (в форме учения о "священной власти"); церковное сознание благодаря этому совершенно очищалось от теократического соблазна, - и как раз к этой эпохе относится явление старца Серафима Саровского с его ударением на "стяжании Святого Духа", как цеди жизни. Произошла, если угодно, своеобразная поляризация теургической идеи: в церковном сознании выпада мечта о преображении исторического бытия в Царство Божие "силой благочестия", - но зато в обмирщенное сознание теургическая потребность вошла с новой силой, но уже с расчетом не на "силу благочестия", а на те или иные силы жизни, которые стали отныне получать характер "священных" (но внецерковных) сил. На первом месте здесь и стоят различные течения мистицизма в начале XIX-го века. Их было очень много в это время (12), но для нас важно остановиться только на двух мистиках - на Лабзине и Сперанском. 4. А. Ф. Лабзин (13) (1766 - 1825) очень рано обнаружил выдающиеся дарования (особенно по математике - он до конца дней занимался высшей математикой), 16-ти лет он подпал под влияние известного уже нам масона, профессора Шварца (основателя в Москве ордена розенкрейцеров), под руководством которого он очень много занимался философией, к которой чувствовал тогда глубокое влечение. Об его увлечениях оккультными идеями Шварца нет определенных данных (хотя, например, Пыпин (14) считают Лабзина "представлявшим в литературе продолжение розенкрейцерства"). Лабзин занялся переводом и изданием книг мистического содержания (вроде книг Эккартс гаузена "Ключ к таинствам природы" - 1804 г., "Важнейшие иероглифы для человеческого сердца" - 1803 г., и т. п.), а в 1806-ом году стал издавать "Сионский Вестник", имевший сразу очень серьезный успех. Журнал, однако, очень скоро был закрыт и был возобновлен лишь в 1817-ом году, когда у Александра I - --------------------------------------(12) См. об этом Пыпин, "Религиозные движения при Александре I". (13) Литература о Лабзине не очень богата. Кроме его собственных статей в "Сионском Вестнике", см. статью Модзалевского в Рус. Биографич. Словаре, статьи Дубровина в Рус. Старине за 1894- 1895 r. воспоминания, о нем М. А. Дмитриева, Витберга, Стурдзы (в "Русской Старине"). См. также книгу Колюпанова. Биография А. И. Кошелева и выше названную книгу Пыпина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72