.. это есть вечное беспокойство деятельного, напряженного вещества, отыскивающего равновесие, чтобы снова потерять его". Это, как ясно само собой, совсем не материализм (46-а), тут нет и намека на него, это - виталистическое восприятие природы в духе Шеллинга (и в духе Evolution Creatrice Бергсона). "Много знают натуралисты, пишет в Дневнике Герцен (47), а во всем есть нечто, чего они не знают, -и это нечто важнее всего того, что они знают". Еще яснее малое значение Гегеля в развитии мыслей Герцена, - --------------------------------------(44) Соч., т. V, стр. 401. (45) Ibid. стр. 407. (46) Ibid. стр. 456. (46а) У Герцена в заграничный период не раз встречаются фразы, дающие повод к тому, чтобы считать его материалистом (здесь он не раз подпадал под влияние того вульгарного материализма, который развивал К. Фохт, близкий друг Герцена). По существу же, если не придираться к словам, Герцен всегда мыслил в линиях виталистической натурфилософии (в духе Шеллинга). См. работу Плеханова о Герцене (Соч., т. ХХШ). (47) Ibid. Дневник. Запись от 29. X. 1844. если остановиться на его антропологии. Под влиянием Гегеля, Герцен видит долго основную функцию личности в том, что она служит Абсолютному Духу именно через познание, которое "возводит все сущее в мысль", как гласит гегелианская формула у Герцена в "Письмах об изучении природы". Но место человека в природе было уже темой студенческой работы Герцена, когда он знал только Шеллинга. И теперь царит в мысли Герцена общая концепция Шеллинга, но уже в одеянии гегедианских терминов. Вот в духе Шеллинга слова у Герцена (в серии "Письма об изучении природы"): "все стремления и усилия природы завершаются человеком, к нему они стремятся, в него впадают, как в океан". "Разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе". А дальше идут формулы уже в духе гегелианской натурфилософии: "мышление освобождает существующую во времени и в пространстве мысль в более соответствующую ей среду сознания". Совершенно уже под влиянием Гегеля, Герцен видит в историческом бытии, как таковом, центральную суть бытия: "история связует природу с логикой"; "ни человечества, ни природы нельзя понять мимо исторического бытия". Можно говорить о овоеобразном онтологическом примате исторического бытия с этой точки зрения, - историософия должна быть в свете этого центральной философской дисциплиной. Так оно и было у Герцена, но не в рамках гегелианства развернулось собственное историософское мышление Герцена, но в противопоставлении гегелианству. Это противопоставление, точнее существенная поправка к гегелианству вносится как раз философией деяния. На эту тему написана статья о "буддистах в науке", о которых зло говорит Герцен, что "их калачем не заманишь в мир действительной жизни". Тема деяния, как мы видели выше, стояла перед Герценом уже в ранний период его творчества, - но тогда она была связана с религиозными идеями и при том в их оккультистском обрамлении. В этом обрамлении "деяние" в сущности равносильно магии, - и под этой формой развивалось и "теургическое беспокойство" - тот, уже секуляризованный, оторвавшийся от былой (XVI-ый век) идеи "священного царства" мотив, который ставил вопрос об ответственном участии в историческом процессе. У Герцена больше, чем у кого-либо другого, это преобразуется в утопию, насыщенную историософским м агизмом. Мы слышали уже его собственное свидетельство, что слово "республика" имело для него "нравственный" смысл, - точнее, это был идеал, заключающий в себе "магические" силы. Здесь лежит корень той безоглядной веры в магию всяческого прогресса, в магию революционного "деяния", которая от Бакунина и Герцена (в раннюю пору) продолжает доныне зажигать русские сердца. Вообще тема о "деянии", которую обычно связывают с влиянием идей Цешковского (48), имеет у Герцена, подчеркнем еще раз, свои собственные корни и внутренне связана с верой в "магическую" силу исторических форм ("республика"): эта тема до-гегелианская у Герцена, в гегелианский же период она, наоборот, кристаллизует вокруг себя все, что не укладывалось в схеме гегелианского характера. Мы узнаем (49), что "современная наука имеет иные притязания (кроме отвлеченного знания), - она хочет со своего трона сойти в жизнь. Ученые ее не удержат, - это не подвержено сомнению". Дальше читаем: "человек призван не в одну логику, но еще и в мир социально-исторический"; "в разумном, нравственно-свободном и страстноэнергическом деянии человек достигает действительности своей личности". Правильно понятая, эта мысль заключает в себе бунт против гегелианства, и это с полной ясностью выступает в том понимании человека, которое впервые до конца договаривает Герцен в книге "С того берега". "Целые миры поэзии, лиризма, мышления дремлют в душе каждого", пишет здесь Герцен (50) о том богатстве, которое есть в "каждом", но которое стоит в н е природы и над ней. Судьба этого богатства случайна, по своей внутренней силе именно оно возвышает человека и над слепым потоком природного бытия, и над слепым ходом истории. Герцен приходит к выводу, что "человек свободнее, нежели обыкновенно думают..., большая доля нашей судьбы лежит в наших руках" (51). "Нравственная независимость человека, пишет тут же Герцен, такая же непреложная истина и действительность, как его зависимость от среды". "Вне нас все изменяется, все зыблется; мы стоим на краю пропасти и видим, как он осыпается..., и мы не сыщем гавани иначе, как в нас самих, в сознании нашей беспредельной (!) свободы, нашей самодержавной независимости..." Это - уже своеобразный апофеоз личности, гимн человечности за возможность противоставлять себя всякому бытию. Понятно, что личность становится выше и исторического (тоже ведь слепого, ибо бесцельного) бытия, - и Герцен пишет даже такие слова: "подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее есть продолжение человеческих жертвоприношений"... - --------------------------------------(48) Особенно Шпет, а также и Чижевский. (49) См. статьи "О диллетантизме в науке" и "Письма об изучении природы". (50) Соч., т. V, стр. 444. (51) Ibid. стр. 472. Гегелианство с его подчинением личности путям Абсолютного Духа проваливается в ту новую концепцию жизни, которая вырастает у Герцена из философии случайности. Если гегелианство сильно чувствуется в некоторых гносеологических высказываниях Герцена (в статьях "О диллетантизме в науке" и в "Письмах об изучении природы"), если в Дневнике Герцена мы находим много выражений глубокого преклонения перед Гегелем, то это все не ослабляет того факта, что гегелианство почти целиком пропадает у него. Наоборот, принципиальный алогизм возвращает Герцена к прежним, в духе Шеллинга построенным учениям. 5. Когда-то Герцен запальчиво говорил, что "случая нет". В панлогизме Гегеля случайное в бытии занимает очень низменное место, оно не входит в "действительность".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72