Бакунин начинает строить мистику отрицания и борьбы -он не только принимает положение Гегеля о диалектической ценности и внутренней неизбежности отрицания, но начинает склоняться к мысли о первенстве отрицания, которое одно становится носителем творческого начала духа. Он видит целостность именно в противоречии, т. е. в отрицании положительного начала (ибо в отрицании "заключено" то положительное, на которое оно направлено, как отрицаиие); "энергия всеобъемлющей сущности (противоречия) как раз состоит в неустанном самосожигании положительного на чистом огне отрицательного". Это своеобразное возвеличение отрицания соединяется с отмеченной уже мыслью о значении "дела", как перехода мысли в "действительность". "Боже, избави нас от всякого жалкого миролюбия", пишет он (1841-ый год), - он жаждет "действительного дела", которое "возможно только при действительном противоречии". "Долой, пишет он позже (1842-ой год), логическое и теоретическое фантазирование о конечном и бесконечном; такие вещи можно схватить только живым делом". Это необычайно характерно в устах человека, именно склонного к фантазированию, к преувеличениям, - "философия дела" рисовалась Бакунину, как выход в подлинную реальность. К этому присоединялась вера в свою провиденциальную миссию. Неудивительно, что у Бакунина начинает развиваться критика "чистой" философии: "философия только - --------------------------------------(43) Чижевский (ор. dt., стр. 112), счит, что "антифилософский нигилизм позднейшей фазы Бакунина не имеет отношения к истории философии", в русском революцонизме была и есть своя диалектика, которая не раз врывалась буйной силой в развитие русской мысли. (44) Ibid., стр. 101. (45) Соч., т. Ш, стр. 227. теоретична и развивается только в рамках познания". В этом ее граница и ограниченность: "философия нового времени", писал Бакунин в 1843-ем году, "сознала единство теории и практики, но этим она дошла до своего предела, ибо по ту сторону предела начинается... вытекающее из божественной сущности первобытного равенства и общения свободных людей посюстороннее осуществление того, что составляет божественную сущность христианства". В последних словах с удивительной прозрачностью выступает религиозный имманентизм, принимающий форму утопизма. Тургенев в романе "Рудин", в котором в лице Рудина без сомнения зарисованы черты Бакунина, очень удачно характеризует красноречие Рудина, как "нетерпеливую импровизацию". У Бакунина его поистине "нетерпеливое вдохновение" толкало на самые неожиданные шаги. Он уже видит наступление нового зона, угадывает в событиях его времени признаки его приближения. "Целый мир, писал он в 1843-ем году, страдает родами нового прекрасного мира. Великие таинства человечности, которые были открыты вам христианством и сохранены им для нас, несмотря на все его (т. е. христианства, В. 3.) заблуждения..., ныне будут реальной истиной" (46). Именно к этому времени относятся слова его (в письме к Руге), приведенные уже нами, о "тайне вечной силы, порождающей из недр своих новую эпоху". Бакунин принимает решение не возвращаться в Россию ("я испорчен для нее, думает он, а здесь (в Западной Европе) я еще могу действовать" (47); Бакунин посвящает свои силы отныне всему, что способствует "рождению новой эпохи". Не стоит нам погружаться в "годы его странствий", - но должно остановиться на том, к чему привело его погружение в революционную деятельность. Он отдается ей с такой страстью, с таким неукротимым темпераментом, что недаром Косидьер (парижский префект во время революции 1848-го года) говорил о нем: "в первый день революции это - клад, а на другой день его надо расстрелять" (48). Упомянем только о сближении Бакунина с Прудоном (в 1847-ом году), которому Бакунин изъяснял тонкости гегелевской диалектики (49). В статье о "Реакции в Германии", которая является поворотным - --------------------------------------(46) Ibid., стр. 187. (47) Ibid., стр. 120. (48) Драгоманов, op. cit., стр. 48. (49) У Герцена (в "Былом и Думах"), есть любопытный рассказ (со слов К. Фохта), как однажды вечером, устав слушать бесконечные толки о феноменологии, он оставил Бакунина с Прудоном, а на другое утро, когда он зашел к Бакунину, он нашел Прудона и Бакунина у потухшего камина: они заканчивали беседу о Гегеле... пунктом (50) в философском развитии Бакунина, он воспевает "отрицание" и "уничтожение". "Вечная противоположность свободы и несвободы, утверждает он, ...ныне дошла и поднялась до своей последней и наивысшей вершины; мы накануне нового эона". "Дух, этот старый крот, уже закончил свою подземную работу и вскоре явится, как судья действительности. Доверимся же вечному Духу, так заканчивает Бакунин свою статью, который только потому разрушает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидающий источник всякой жизни. Радость разрушения есть в то же время творческая радость". В последних словах, так ярко выражающих новое настроение революционного утопизма, проповедь "философии отрицания" доходит до своего конца. Отметим кстати в этой же статье один мотив, который несколько позже с чрезвычайной силой зазвучал у Герцена, а через несколько десятилетий - у К. Леонтьева. Пророчествуя о наступлении нового эона (демократии) (51), Бакунин говорит: "торжество демократии будет не только количественным изменением, подобное расширение привело бы только ко всеобщему опошлению, - но и качественным преобразованием - новым, живым и настоящим откровением, новым небом и новой землей, юным и прекрасным миром, в котором все современные диссонансы разрешаются в гармоническое единство" (52). Боязнь "всеобщего опошления", нашедшая столь яркое выражение у Герцена и Леонтьева (а раньше у Гоголя), вскрывает эстетический мотив у Бакунина, сравнительно редкий вообще у него. Вообще в это время Бакунин горячо защищает персонализм (против коллективизма) (53). Утопическая установка, по самому существу, - религиозной природы, и у Бакунина, с типичной для него религиозной фразеологией, это особенно ясно. "Мы накануне великого всемирного исторического переворота..., он будет носить н е политический, а принципиальный, религиозный характер... Речь идет не меньше, чем о новой религии, о религии демократии..., ибо не в отдельном лице, а только в общении и присутствует Бог" (54). "Вы - --------------------------------------(50) Но, конечно, не "завершением", как думает Чижевский (op. cit., стр. 108). (51) "Демократия знаменует полньй переворот всего мирового уклада и предвозвещает небывалую еще в истории новую жизнь... демократия есть религия". (См. соч. т. Ш. стр. 129). (52) Ibid., стр. 137. (53) "Коммунизм не действительное, живое объединение свободных людей, а невыносимое принуждение, насилием сплоченное стадо животных" - Ibid., стр. 223. (54) Iibid., стр. 230. ошибаетесь, писал он в 1849-ом году, если думаете, что я не верю в Бога, но я совершенно отказался от постижения Его с помощью науки и теории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72