"приятие" им мира, "приятие" всей истории и эмпирической действительности и даже толкование формулы Гегеля "все действительное - разумно" (при отожествлении "действительности" с "существующим") гораздо глубже схватывает самую суть гегелианства, чем это обычно полагают. Для Гегеля (как в свое время еще для Парменида), конечно, остается наиболее загадочным все "призрачное", "случайное" (но "недействительное") в существующем. Белинский неверно толковал Гегеля в смысле знания его системы, но верно формулировал центральную идею Гегеля о неисследимой сращенности конечного и бесконечного. Прав, конечно, Чижевский, когда высмеивает у Белинского его "наивные" "переложения" диалектического метода Гегеля, его гносеологии (83), но эти насмешки над неуклюжестью философского языка у Белинского могут-ли закрыть его бесспорную философскую проницательность (при всей скудости философского образования у него)? "Для меня нет выхода в Jenseits" - писал еще в 1839-ом году Белинский (84), - и, конечно, религиозный имманентизм, и ранее уже увлекавший религиозное сознание Белинского, в гегелианский его период получает новую силу. "Благодать Божия, - пишет он,- не дается нам свыше, но лежит, как зародыш, в нас самих". И этот религиозный имманентизм с особой силой проявляется не в отношении к современности, а к историческому бытию. Белинский впадает в "примирительный консерватизм", как выражается Пыпин, но потому, что все историческое сложившееся бытие он ощущает в его логосе, в его "священности" (любимый термин у Белинского). Ярче всего, - и здесь Белинский доходит до - --------------------------------------(81) Ibid., т. 1, стр. 204. (82) Много верного об этом пишет Плеханов, ор. cit., стр. 142, 152. (83) Чижевский, ор. cit., стр. 120-124. (84) Письма, т. II, стр. 5. крайностей в своем логическом развитии идей Гегеля (85), - это сказалось в учении о государстве, которое тоже объявляется во всей своей реальности священным. Белинский неожиданно подымает тему, завещанную XVI-ым и XVII-ым веками, - о "священном" значении царской власти (86). Очень метко выражает свои мысли Белинский, когда противопоставляет царскую власть республиканскому строю: "президент Соединенных Штатов есть особа почтенная, но не священная"... Белинский с трепетом и смирением всматривается в тайну исторического процесса вообще (87), но особенно остро выдвигает он проблему личности и общества, - проблему, которая в ее развитии вызывает у него постепенное разложение гегелианской историософии и переход к социализму. Белинский утверждает пока примат общества, одна.ко, тема индивидуальности его беспокоит в эту эпоху. В одной статье этого периода Белинский пишет: "человек есть частное и случайное по своей личности, но общее и необходимое по духу"; для него человек есть "живая часть живого целого", но чуть позже (в одном письме) (88) он уже пишет: "великая и страшная тайна личность человека". В этом пункте Белинский тоньше и глубже других преодолевает Гегеля. 10. В разгар своего прямолинейного гегелианства Белинский писал: "или мир есть нечто отрывочное, само себе противоречащее, иди он есть единое целое". В этих словах упрямо-логично выражена идея монизма; Белинский даже высмеивает в одной из статей тех, кто признает случайность в бытии (не как призрачное в бытии, но как границу необходимости) (89). Постепенно, однако, живая действительность в своей не только "алогичности", но и антиморальности, начинает отрезвлять Белинского. "Объективный мир страшен", признается он в одном письме. А когда приходит известие о смерти Станкевича, Белинский переживает особенно трагически именно проблему индивидуальности (90). "Вопрос о личном бессмертии, - --------------------------------------(85) См. справедливые и существенные замечания об этом у Плеханова, ор. citё стр. 126. paasim. (86) Если бы составить специальную христоматию с цитатами о "священном" значении царской власти у русских мыслителей, то Белинскому, по яркости и глубине его мыслей 6 этом вопросе, надо было бы отвести .одно из главных мест. (87) Было бы очень любопытно сблизить различые формулы Белинского с высказываниями Чаадаева (как мы теперь их знаем), но это завело бы нас слишком далеко. (88) Письма, т. 1, стр. 323. (89) Повидимому, это полемика с Герценом, защищавшим к этому уже времени историософский алогизм. Ср. предположения ИвановаРазумника. (Статьи о Белинском, Сочинения, т. V, стр. 229). (90) Подробности см. у Пыпина, т. II, стр. 50-63. - думает теперь Белинский, - альфа и омега истины... Я не отстану от Молоха, которого философия называет "Общее", и буду спрашивать у него, куда она дела его" (Станкевича) (91). Этот мотив постепенно выдвигается у Белинского на первый план, - и вопрос метафизического обоснования персонализма приобретает для него первостепенное значение. "Что мне в том, - пишет он несколько позже, - что живет общее, когда страдает личность". И в другом месте: "для меня теперь человеческая личность выше истории, выше общества, выше человечества". "Общее, это - палач человеческой индивидуальности; оно опутало ее страшными узами". "Сам Спаситель сходил на землю и страдал за личного человека". Но наиболее острое и сильное выражение весь этот строй мысли получил в знаменитом письме Боткину (1-111 1841-го года) (92): "Субъект у Гегеля не сам по себе цель, но средство для мгновенного выражения общего... Смейся, как хочешь, а я свое: судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира... и гегелевской Allgemeinheit. Мне говорят: развивай все сокровища своего духа для свободного самонаслаждения духом... Кланяюсь покорно, Егор Федорович (Гегель) (93)..., но если бы мне удалось влезть на высшую ступень лестницы развития, я и там попросил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах живой жизни и истории... иначе я с верхней ступени лестницы бросаюсь вниз головой. Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братий... Говорят, что дисгармония есть условие гармонии; может быть, это очень выгодно и усладительно для меломанов, но уж, конечно, не для тех, кому суждено выразить своей участью идею дисгармонии...". Начиная с этого момента, в котором утверждение абсолютной ценности личности выражено с полной силой, хотя и слишком патетически, в Белинском развивается постепенно новое мировоззрение, в котором еще очень много есть отзвуков гегелианства, (94), но основной акцент которого лежит в утверждении персонализма. Именно темы персонализма склоняют мысль Белинского к социализму, - конечно, утопическому, ибо другого тогда и не было, да к другому Белинский и не мог бы пристать. "Утопия земного рая", как верно характеризует все социалистические построения ХIХ-го века. П. И. Новгородцев в своей книге "Об общественном идеале" (95), влекла к себе Белинского так же, как она влекла в это - --------------------------------------(91) Письма, т. II, стр. 159. (92) Все цитаты взяты из писем, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72