- Я слышал, ты творишь чудеса. Это правда? - спросил Иохан.
- Чудеса нужны неверующим, как подпорки слабому дереву. Они же их сами и выдумывают. - Иошуа поднял руки. - Посмотри на свои руки - разве это не чудо? - Он поднял лицо к небу. - Взгляни на звезды. Мир велик и прекрасен. Он сам - свидетельство величия Господа. А счастье в душе разве это не чудо? Человеку надо лишь увидеть это величие, чудо, напитаться им, как растения насыщаются влагой. Повернуться к миру лицом, как растение тянется к солнцу. Прислушаться к тишине, как мать внимает движениям младенца в ее теле.
Иошуа раскинул руки и замер, глядя в бархат неба, усыпанный бесчисленными звездами. Иохан тоже замер, подняв к небу ладони.
Потом Иохан резко повернулся к собеседнику и спросил с возмущением:
-Что же, все придут к нему?
- Увы... я скорблю о тех, кому не суждено.. Они, как мертвые ветви дерева, упадут на землю и исчезнут.
Иохан обрадовался и погрозил во тьму кулаком:
- То-то же! За собачьи дела - и яма вам собачья.
Иохан затих и, обхватив колени руками, молча сидел и смотрел в небо, в котором безмолвно мерцали звезды. Он легко вдохнул посвежевший воздух, прикрыл немного глаза. Его голова качнулась, и он вздрогнул.
- Теперь ты улыбаешься, - проговорил Иошуа.
- Мне показалось, что я плыву, - едва слышно ответил Иохан, - и меня окружают звезды. Как будто тело мое исчезло, а душа там летит, бесшумно, как ночная птица.
- Так это и произойдет, - обрадовался Иошуа, - я рад за тебя. Ты понял меня и Его.
- Действительно - радость... Небо, звезды, я слышу, как смеется вода в ручье...Навсегда, как хорошо.
- Нужны ли тебе чудеса? - тихо рассмеялся Иошуа. - Должны ли дрожать земля и рушиться небо? Должен ли я доказывать тебе что-то?
- Нет, я все понял.
- Вот и вся тайна, - с улыбкой сказал Иошуа. - Как видишь, ее нет. А завтра ты окрестишь меня.
Иохан тихо коснулся руки Иошуа, потом молча прильнул лбом к его плечу.
- Ты открыл мне чудо. А они тоже знают? - он повел рукой в сторону спящих.
- Увы. Я им толкую об этом, но слепота еще мешает им. Им еще предстоит такая радость.
- Вечная радость, - проговорил, глядя в небо Иохан.
- И скорбь, - тихо добавил Иошуа. - Он ведь такой же, как мы.
Улыбка на лице Иохана медленно растаяла. На его темные глаза легли отсветы звезд.
***
Томительная зимняя оттепель с грязью, мокротой, нездоровьем канула в безвестность вместе с огромной пеленой мутных облаков. К вечеру небо стало бесконечно голубым, февральское солнце напоследок воссияло на осевшем снеге, на стенах домов, потом в холодное небо высыпали мерзлые звезды.
От окон сильнее тянуло холодом, стекла запотели, туда - в темную смесь бледных фонарей и окон - всасывался свет лампы. Аля сидела у телевизора, жена укладывала мальчика. На минуту пришел покой, и Елисей вспомнил последнюю встречу с Ильей Ефимовичем, его рассказ о Париже, о том, что действие рассказа происходило тоже в конце зимы, ранней весной, когда в Москве весной еще и не пахнет.
- Уснул, - сказала жена, садясь в кресло и облегченно вздохнув. - Тебе, Аля, тоже спать пора.
- Еще чуть-чуть, - заскулила дочка, не отрываясь от экрана.
На минуту все успокоилось под бормотание телевизора.
- Тебе сегодня звонил Илья Ефимович, - вспомнила Лариса, - передавал привет.
- Не говорил, зачем?
- Сказал, просто так. Скучно, наверное, - добавила жена равнодушно.
- Я у него рассказ читал о поездке в Париж. Хотя на самом деле он туда не ездил.
- Ну, рассказ проще сочинить, - улыбнулась жена.
- Но написал он его совсем для другого. Только ради своей идеи, что душа человека - это мысли. И, как младенец, эта душа-мысли проходит все стадии развития, пока не достигает некоей высшей фазы, в которой происходит соединение с бессмертной душой, душой человечества.
- Интересно, а где же та душа обитает? - спросила Лариса.
- Видимо, в пространстве где-то, - Елисей покрутил рукой. - Куда еще ее поместить?
- Дал бы мне кто отдохнуть, я бы тоже пофантазировала, ? буркнула жена. - Так устала за последние дни... А тут цены летят, все валится куда-то... "и зачем меня мать родила" - вот все, на что мы способны.
В этот момент раздался звонок в дверь.
- Кто еще? - насторожилась Лариса, на лице ее метнулась тревога. Дверь не открывай, посмотри в глазок.
Как воздушный шарик, в хрустальных бликах глазка плавала желто-серая шевелюра Андрея, жениного брата, его очи навыкате возбужденно блуждали и вращались в орбите глазка.
Елисей открыл дверь, и тут же в нее ворвался шурин и заклокотал скороговоркой.
- Потише, мальчик спит, - попросил Елисей.
- Ничего, ничего, - засипел Андрей, - не разбужу.
Ту же из комнаты послышались всхлипывания и писк малыша. Мимо промчалась Лариса с искаженным мукой лицом, а Елисей стал толкать Андрея в другую комнату, где сидела перед телевизором Аля.
- Нас продали, - зашипел Андрей. - Это геноцид, заговор против России...
Он продолжал сипеть, как вскипевший чайник, а Елисей лихорадочно соображал о том, что судя по всему, Андрей явился, как обычно, с намерением остаться на ночь. Предстоял очередной ночной ужас с храпом. Надо было что-то предпринять.
- Нас предали, - уже громче бубнил Андрей. - Какие мы дураки, собой хотели закрыть этих гадов. Знал бы я, меня на баррикады трактором не затащили бы. Ах, ослы мы, - пыхтел он раздраженно.
- Конечно, ослы, - подтвердил Елисей, со страхом прислушиваясь к писку в другой комнате. Там гулькала и нежно подвывала жена, пытаясь забаюкать малыша. - Ослы, конечно, - повторял он, видя, как встрепенулся Андрей. - Елисею пришла идея посильнее поддеть его, и может быть, тогда он уйдет, и не будет дико храпеть всю ночь.
- Несколько тысяч ослов, - продолжил Елисей, - приперлись к дому, где заперлась сотня-другая авантюристов, и решили изменить судьбу страны, которой они даже не знают. Погуляли, наплевали кругом, всю округу, небось, зассали. Дрожали от страха, потом через день-два сообразили, что по заднице им никто не даст - и обрадовались, закричали: "Победа, уря, уря!" И решили, что теперь вся страна заживет по-новому, по демократии... А получили ворократию!
Андрей, кажется, обиделся, покраснел и все сильнее хмурился.
- А вы спрашивали миллионы людей, которые только и знают то, что картошку надо сажать весной, а выкапывать осенью, что баба рожает, а мужик пьет, что начальник лупит и в хвост, и в гриву, а прочие пашут? А миллион-другой рыл - винтиков старой системы, у которых в башке одна извилина, и в этой извилине с детства застряло, что начальник всегда прав, а подчиненный - всегда дурак. И чем выше начальник, тем больше у него бабок и рабов. Они твою демократию поймут однозначно: все воруй, что глаз видит. Их ты как, молотком по башке перевоспитывать будешь? Так демократия не позволит.
Елисей ждал, что шурин на это ответит, но тот молчал, потом почесал голову, вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62