а раз он встретит Бартеса в Батавии, он немедленно сообщит о нем голландским властям, давно уже заключившим с французским правительством конвенцию о взаимной выдаче преступников, и тогда новый Кванг и весь его экипаж будут арестованы и отправлены на борт «Бдительного» – для возвращения их на место ссылки в Новую Каледонию…
Сети для новой поимки бежавших ссыльных были им, таким образом, расставлены весьма искусно, и мы вскоре увидим, попадутся ли в них наши главные герои…
Излишне говорить, что Ланжале все время был крепок на язык, не сообщая Гроляру никаких подробностей о новом Кванге и аккуратно каждую неделю отправляя тайные послания своим друзьям, с адресами то на остров Цейлон, то в Гонконг, то в Сингапур и так далее.
Впрочем, поимка бежавших была делом второстепенным для полицейского сыщика: важнейшей своей задачей он всегда считал возвращение «Регента» французской коронной сокровищнице. В этом вызвался помочь ему Ли Ванг, надеявшийся в награду получить от французского правительства солидный куш, о котором он и мечтал день и ночь.
Как бы то ни было, но в описываемый момент противники были уже очень близки к встрече и к решительному столкновению между собой.
VIII
Кстати подслушанный разговор. – Просьба и любезный ответ. – Три партнера за вистом. – Два письма по городской почте. – «Они уже здесь!» – «Важный момент приближается!» – Уединенный павильон, или «Вас ожидают». – Разговор в одной скромной гостинице.
Ланжале завершал свой туалет, готовясь к балу в Уютном Уголке Лао Тсина и к тайному свиданию с ним наедине, как вдруг услышал через открытое окно разговор на палубе: – Готова ли лодка? – спрашивал кто-то. – Сейчас только пришла с берега, – был ответ.
– Хорошо! Подавай лестницу!
Ланжале узнал голос одного из офицеров, спешившего также на бал, и бросился наверх – просить его взять с собой. Он догнал офицера уже у самой лестницы и, тронув его за руку, сказал:
– Извините меня, капитан, за смелость побеспокоить вас моей покорнейшей просьбой: я имею настоятельную нужду отправиться на берег, и чем скорее, тем лучше; так не будете ли вы так добры взять меня с собой?.. Со своей стороны, я мог бы предложить вам место в экипаже, который, я уверен, ждет уже меня на набережной, чтобы отвезти к банкиру: ведь, я полагаю, вы тоже намерены отправиться туда?
– С большим удовольствием! – ответил вежливо офицер. – Извольте спускаться, я следую за вами!
– Нет, пожалуйста, капитан, я за вами!
– Прошу вас не настаивать: вы наш гость, а мы здесь не более как хозяева!
И офицер с той же вежливостью указал ему на лестницу, ведшую в лодку. Ланжале должен был уступить и весело двинулся вниз по лестнице, весьма довольный тем, что успел ускользнуть от глаз «маркиза де Сен-Фюрси», который непременно стал бы инквизиторски допытываться, куда и зачем так спешит его товарищ. Эти допросы приняли бы исполинские размеры, если бы, не воспользовавшись услугой офицера, он обратился к самому командиру с просьбой дать ему лодку. Маэ де Ла Шенэ как раз в эти минуты сидел за вистом, и партнерами его были: его заместитель Люк де Пенарван, который равнодушно смотрел на тиранию голландского сыра, угнетавшего давно уже офицерские желудки, и с которым поэтому «ни о чем серьезном нельзя было говорить», и достопочтенный маркиз де Сен-Фюрси, он же – Гроляр, полицейский высшего ранга и крупного калибра.
Как только лодка, или «китоловка», как называл ее любезный офицер, причалила к набережной, оба ее пассажира тотчас же увидели экипаж Лао Тсина, и Ланжале, садясь в него со своим спутником, сказал кучеру: «Сначала на почтамт!»
Было только шесть часов вечера, и потому он поспешил предварительно на почтамт, чтобы узнать, не пришло ли писем на его имя.
И он не ошибся: чиновник в отделении «до востребования» подал ему два письма, прибавив:
– По городской почте, милостивый государь, из самой Батавии.
«Итак, они уже здесь! – воскликнул про себя Парижанин. – Но где именно?.. Конечно, об этом я узнаю из писем! Важный момент приближается!»
Получив вежливое предложение не стесняться от своего спутника, Ланжале вскрыл оба письма. Первое заключало в себе всего несколько строк, написанных рукой Бартеса:
Ми уже в Батавии, и ты нас увидишь сегодня на вечере у банкира. Будь осторожен и не подавай никому вида, что знаешь нас.
Второе письмо было от Порника и не содержало ничего особенного, кроме дружеских излияний.
Когда Ланжале и офицер были уже у роскошного подъезда Уютного Уголка, слуга-малаец улучил минуту и шепнул первому:
– Соблаговолите следовать за мной – вас ожидают…
И он провел Ланжале через сад, который своей относительной темнотой представлял резкий контраст с ярко освещенным дворцом, сверкавшим всевозможными огнями. В павильоне его встретил банкир, поднявшись с канапе, на котором он, по-видимому, отдыхал от дневных хлопот, и радушно протянув ему руку.
В это же самое время в одной из самых скромных гостиниц Батавии сидело пять человек, одетых по-европейски и занятых очень серьезным разговором. Это были Бартес, три его советника-китайца и друг Гастон де Ла Жонкьер.
– Как хотите, господа, – говорил последний, – а вы поступили неосторожно и даже прямо неблагоразумно: ни в каком случае не следовало вам отпускать на свободу этого парижского сыщика! Я всегда был против такого решения его участи, но вы меня не слушали и не принимали во внимание моих доводов.
– Но что же нам было делать с ним? – возразил Бартес. – Куда же его было девать?
– Покончить с ним и только, – холодно сказал де Ла Жонкьер.
– То есть отнять у него жизнь, казнить? Но ведь это было бы жестоко!
– Ба-а, мало ли что! «Война есть война»! Наконец, разве он не готовил вам всем того же, намереваясь предать вас в руки французских властей в Сан-Франциско? Будь он на твоем месте, а ты на его, разве он пощадил бы тебя?.. Иллюзия, милейший мой, излишнее мягкосердие, которое может теперь обратиться во вред тебе! Ведь, например, пронюхай он, что ты в эти минуты сидишь здесь, в этом отеле, он сейчас же нашлет на вас всех голландских жандармов – и вы сегодня же заночуете в арестантских каютах «Бдительного», чтобы завтра утром двинуться в обратный путь, к берегам острова Ну!
– Не пугай! – сказал, улыбаясь, Бартес.
– Я знаю, что ты не из робких. Но не в этом дело, а в том, что ты в опасном положении здесь… Наконец, если уж вы все так гуманны, то вместо решительной расправы с этим Гроляром вы просто могли бы сделать его своим вечным пленником, отведя ему особую каюту и содержа его прилично, но только не выпуская его никуда на берег… Словом, надо было сделать его безвредным для себя, что не стоило бы вам никаких особенных трудов и хлопот.
А то – проделывать с ним фарс, отпуская его на свободу, присоединив к нему Ланжале в качестве друга и шпиона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Сети для новой поимки бежавших ссыльных были им, таким образом, расставлены весьма искусно, и мы вскоре увидим, попадутся ли в них наши главные герои…
Излишне говорить, что Ланжале все время был крепок на язык, не сообщая Гроляру никаких подробностей о новом Кванге и аккуратно каждую неделю отправляя тайные послания своим друзьям, с адресами то на остров Цейлон, то в Гонконг, то в Сингапур и так далее.
Впрочем, поимка бежавших была делом второстепенным для полицейского сыщика: важнейшей своей задачей он всегда считал возвращение «Регента» французской коронной сокровищнице. В этом вызвался помочь ему Ли Ванг, надеявшийся в награду получить от французского правительства солидный куш, о котором он и мечтал день и ночь.
Как бы то ни было, но в описываемый момент противники были уже очень близки к встрече и к решительному столкновению между собой.
VIII
Кстати подслушанный разговор. – Просьба и любезный ответ. – Три партнера за вистом. – Два письма по городской почте. – «Они уже здесь!» – «Важный момент приближается!» – Уединенный павильон, или «Вас ожидают». – Разговор в одной скромной гостинице.
Ланжале завершал свой туалет, готовясь к балу в Уютном Уголке Лао Тсина и к тайному свиданию с ним наедине, как вдруг услышал через открытое окно разговор на палубе: – Готова ли лодка? – спрашивал кто-то. – Сейчас только пришла с берега, – был ответ.
– Хорошо! Подавай лестницу!
Ланжале узнал голос одного из офицеров, спешившего также на бал, и бросился наверх – просить его взять с собой. Он догнал офицера уже у самой лестницы и, тронув его за руку, сказал:
– Извините меня, капитан, за смелость побеспокоить вас моей покорнейшей просьбой: я имею настоятельную нужду отправиться на берег, и чем скорее, тем лучше; так не будете ли вы так добры взять меня с собой?.. Со своей стороны, я мог бы предложить вам место в экипаже, который, я уверен, ждет уже меня на набережной, чтобы отвезти к банкиру: ведь, я полагаю, вы тоже намерены отправиться туда?
– С большим удовольствием! – ответил вежливо офицер. – Извольте спускаться, я следую за вами!
– Нет, пожалуйста, капитан, я за вами!
– Прошу вас не настаивать: вы наш гость, а мы здесь не более как хозяева!
И офицер с той же вежливостью указал ему на лестницу, ведшую в лодку. Ланжале должен был уступить и весело двинулся вниз по лестнице, весьма довольный тем, что успел ускользнуть от глаз «маркиза де Сен-Фюрси», который непременно стал бы инквизиторски допытываться, куда и зачем так спешит его товарищ. Эти допросы приняли бы исполинские размеры, если бы, не воспользовавшись услугой офицера, он обратился к самому командиру с просьбой дать ему лодку. Маэ де Ла Шенэ как раз в эти минуты сидел за вистом, и партнерами его были: его заместитель Люк де Пенарван, который равнодушно смотрел на тиранию голландского сыра, угнетавшего давно уже офицерские желудки, и с которым поэтому «ни о чем серьезном нельзя было говорить», и достопочтенный маркиз де Сен-Фюрси, он же – Гроляр, полицейский высшего ранга и крупного калибра.
Как только лодка, или «китоловка», как называл ее любезный офицер, причалила к набережной, оба ее пассажира тотчас же увидели экипаж Лао Тсина, и Ланжале, садясь в него со своим спутником, сказал кучеру: «Сначала на почтамт!»
Было только шесть часов вечера, и потому он поспешил предварительно на почтамт, чтобы узнать, не пришло ли писем на его имя.
И он не ошибся: чиновник в отделении «до востребования» подал ему два письма, прибавив:
– По городской почте, милостивый государь, из самой Батавии.
«Итак, они уже здесь! – воскликнул про себя Парижанин. – Но где именно?.. Конечно, об этом я узнаю из писем! Важный момент приближается!»
Получив вежливое предложение не стесняться от своего спутника, Ланжале вскрыл оба письма. Первое заключало в себе всего несколько строк, написанных рукой Бартеса:
Ми уже в Батавии, и ты нас увидишь сегодня на вечере у банкира. Будь осторожен и не подавай никому вида, что знаешь нас.
Второе письмо было от Порника и не содержало ничего особенного, кроме дружеских излияний.
Когда Ланжале и офицер были уже у роскошного подъезда Уютного Уголка, слуга-малаец улучил минуту и шепнул первому:
– Соблаговолите следовать за мной – вас ожидают…
И он провел Ланжале через сад, который своей относительной темнотой представлял резкий контраст с ярко освещенным дворцом, сверкавшим всевозможными огнями. В павильоне его встретил банкир, поднявшись с канапе, на котором он, по-видимому, отдыхал от дневных хлопот, и радушно протянув ему руку.
В это же самое время в одной из самых скромных гостиниц Батавии сидело пять человек, одетых по-европейски и занятых очень серьезным разговором. Это были Бартес, три его советника-китайца и друг Гастон де Ла Жонкьер.
– Как хотите, господа, – говорил последний, – а вы поступили неосторожно и даже прямо неблагоразумно: ни в каком случае не следовало вам отпускать на свободу этого парижского сыщика! Я всегда был против такого решения его участи, но вы меня не слушали и не принимали во внимание моих доводов.
– Но что же нам было делать с ним? – возразил Бартес. – Куда же его было девать?
– Покончить с ним и только, – холодно сказал де Ла Жонкьер.
– То есть отнять у него жизнь, казнить? Но ведь это было бы жестоко!
– Ба-а, мало ли что! «Война есть война»! Наконец, разве он не готовил вам всем того же, намереваясь предать вас в руки французских властей в Сан-Франциско? Будь он на твоем месте, а ты на его, разве он пощадил бы тебя?.. Иллюзия, милейший мой, излишнее мягкосердие, которое может теперь обратиться во вред тебе! Ведь, например, пронюхай он, что ты в эти минуты сидишь здесь, в этом отеле, он сейчас же нашлет на вас всех голландских жандармов – и вы сегодня же заночуете в арестантских каютах «Бдительного», чтобы завтра утром двинуться в обратный путь, к берегам острова Ну!
– Не пугай! – сказал, улыбаясь, Бартес.
– Я знаю, что ты не из робких. Но не в этом дело, а в том, что ты в опасном положении здесь… Наконец, если уж вы все так гуманны, то вместо решительной расправы с этим Гроляром вы просто могли бы сделать его своим вечным пленником, отведя ему особую каюту и содержа его прилично, но только не выпуская его никуда на берег… Словом, надо было сделать его безвредным для себя, что не стоило бы вам никаких особенных трудов и хлопот.
А то – проделывать с ним фарс, отпуская его на свободу, присоединив к нему Ланжале в качестве друга и шпиона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138