Старый генерал не мог пережить бесчестья сына, хотя и был убежден в его невиновности. Узнав об этом роковом событии, несчастный молодой человек не плакал, но впал в мрачное отчаяние, соединенное с бессильной и яростной злобой. У людей его закала всегда бывает так – они не знают слез, но знают зато ненависть и злобу! И Бартес дал себе клятву: быть, когда наступит день мести, беспощадным ко всем, кто прямо или косвенно навлек на него несчастье.
Дождавшись ночи и решив, что буря до известной степени должна ослабить бдительность часовых, он пустился в путь к домикам заключенных, искусно скользя между группами пальм и бананов, и, счастливо миновав двух последних караульных, с саблями наголо и револьверами в руках ходивших взад и вперед, очутился наконец у дверей жилища Фо. Здесь, однако, он остановился в раздумье, увидев, что в окнах домика не было огня. Отсюда Бартес заключил, что Фо и его «товарищ» уже улеглись спать, но вдруг в эту минуту невдалеке от него раздался тихий голос:
– Это вы, мсье Бартес?
Получив утвердительный ответ, тот же голос прибавил:
– Будьте осторожны, – «мухи» снуют вокруг нас, и это просто чудо, что вам удалось незаметно пробраться сюда.
Как, вероятно, уже догадался читатель, говоривший был не кто иной, как Порник из Дуарнене.
Читатель помнит также, что в описываемый вечер был прием в доме генерального прокурора. И вот, как раз в то время, когда особняк последнего блистал огнями, а фрегат «Бдительный» осматривал море и берега острова Ну, красивая трехмачтовая американская шхуна, неведомо откуда взявшись, появилась вблизи острова. На ее мачтах не видно было ни одного огонька. Отважно ныряя среди волн бушующего океана и искусно уклоняясь от электрических фонарей «Бдительного», она держала курс прямо к берегу. Чтобы достигнуть этой цели, судно, проплыв некоторое пространство между двумя островами, Новой Каледонией и Ну, вступило, несмотря на силу ветра и волнение, в узкий проход между рифами и берегами Ну, где было еще опаснее, чем в открытом море. Это был маневр необыкновенно смелый, так как ярые волны могли, как щепку, бросить шхуну на грозные рифы, выдвигавшиеся там и здесь из-под воды, и разбить ее вдребезги! Даже днем плавание в этом месте считалось крайне опасным, ночью же было абсолютно невозможным.
Когда судно дошло до середины узкого прохода, рулевой стал на самом носу его и выдвинул за край борта огромный гарпун, как бы готовясь пустить его в какого-нибудь кита. Шестнадцать человек, составлявшие экипаж «американки», дружно подхватили орудие, раздалась команда и, несмотря на огромную волну, выросшую между судном и берегом, гарпун достиг своей цели: полетев вперед, он глубоко вонзился в твердую землю и натянул привязанный к нему канат. В эту минуту буря разразилась неслыханными ударами грома. Не смущаясь этим, экипаж шхуны не спеша начал переправляться и скоро был уже на самом берегу.
Бал у генерального прокурора близился к концу. Молодые чиновники, адъютанты и офицеры приступили уже к устройству котильона, как вдруг все остановились, точно вкопанные: среди завываний бури вдали отчетливо раздался какой-то короткий сухой звук. То была пушка, уведомлявшая о бегстве из пенитенциарного заведения!
Неуловимая, странная улыбка пробежала при этом по лицу прокурора, но оно тотчас же приняло свое обычное холодное и бесстрастное выражение, так что никто не мог бы догадаться, благоприятствовало ли бегство ссыльных его планам или уничтожало их.
Вскоре телеграф на острове Ну, соединенный прямо с кабинетом губернатора, принес следующее известие: «Китайцы бежали. Эдмон Бартес, Порник и три его товарища исчезли. Двое караульных солдат найдены связанными и запертыми в одном из домов, где содержались бежавшие. На западе виден парус. „Бдительный“ ушел в погоню».
Всю эту ночь стража пенитенциарного заведения производила свой обычный дозор, но не могла заметить ничего такого, что бы возбудило ее подозрения. Только на рассвете, когда уже готовились пробить утреннюю зарю, дозорные заметили исчезновение китайцев с их «товарищами». Подняли тревогу, бросились повсюду искать, но поиски были напрасны: ничто не наводило на след беглецов. Невозможно было ничего узнать об этом странном бегстве и от двух караульных, найденных запертыми в одном из домиков: они только говорили, что на часах их вдруг сморил неодолимый сон, против которого они долго, но тщетно боролись, и что дальше они ничего не помнят… Бедняги не смели прибавить, что, когда они становились на часы, Порник поднес им по большому стакану доброй водки и что именно после этого угощения они уснули. За свою оплошность они рисковали быть приговоренными к расстрелу военным судом, но показание врача спасло их: в стаканах, из которых часовые пьют для освежения дозволенный им лимонад, он нашел остатки усыпительного порошка.
С первыми лучами восходящего солнца увидели на западе, на краю горизонта, неизвестное судно, которое на всех парах и парусах неслось в открытый океан, пользуясь попутным ветром.
«Бдительный» тотчас же бросился догонять его, но через некоторое время должен был отказаться от своего намерения: неизвестное судно было гораздо легче на ходу, к тому же оно слишком далеко ушло вперед, чтобы можно было надеяться настигнуть его. Командир «Бдительного» был в отчаянии!»
Ровно за неделю до этого события на судне из Бордо в колонию прибыл никому не известный господин с изящными манерами, назвавшийся фамилией де Сен-Фюрси. Цель, с которой он приехал в колонию, состояла, по его словам, в основании обширного земледельческого хозяйства в окрестностях Нумеа, для чего требовалась покупка имения. Он имел письма от военно-морского министра к губернатору и к генеральному прокурору, поэтому везде был ласково принят, и все двери раскрылись перед ним. Приезжий всюду говорил, что, владея большим состоянием, он намерен употребить его на пользу края, надеясь совершенно преобразовать Новую Каледонию в сельскохозяйственном отношении. Ему охотно верили, и тем более, что это отвечало давним желаниям колонистов – увидеть среди своего окружения какого-нибудь богатого капиталиста из метрополии, явившегося определить подлинную ценность их естественных богатств и приумножить их.
Все видели и радовались, что господин де Сен-Фюрси совершает поездки внутри страны, знакомится с жителями и обстоятельно расспрашивает их об их хозяйстве, о плодородии почвы – словом, интересуется всем, как человек, желающий прочно обосноваться в их крае.
Но все это делалось не более как для отвода глаз, о чем, разумеется, уже догадался читатель. Приезжий капиталист с благородными и изящными манерами был просто сыщик, присланный парижским префектом полиции на помощь Прево-Лемеру, чтобы исполнять его тайные поручения, для которых он давно уже нуждался в подобной личности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Дождавшись ночи и решив, что буря до известной степени должна ослабить бдительность часовых, он пустился в путь к домикам заключенных, искусно скользя между группами пальм и бананов, и, счастливо миновав двух последних караульных, с саблями наголо и револьверами в руках ходивших взад и вперед, очутился наконец у дверей жилища Фо. Здесь, однако, он остановился в раздумье, увидев, что в окнах домика не было огня. Отсюда Бартес заключил, что Фо и его «товарищ» уже улеглись спать, но вдруг в эту минуту невдалеке от него раздался тихий голос:
– Это вы, мсье Бартес?
Получив утвердительный ответ, тот же голос прибавил:
– Будьте осторожны, – «мухи» снуют вокруг нас, и это просто чудо, что вам удалось незаметно пробраться сюда.
Как, вероятно, уже догадался читатель, говоривший был не кто иной, как Порник из Дуарнене.
Читатель помнит также, что в описываемый вечер был прием в доме генерального прокурора. И вот, как раз в то время, когда особняк последнего блистал огнями, а фрегат «Бдительный» осматривал море и берега острова Ну, красивая трехмачтовая американская шхуна, неведомо откуда взявшись, появилась вблизи острова. На ее мачтах не видно было ни одного огонька. Отважно ныряя среди волн бушующего океана и искусно уклоняясь от электрических фонарей «Бдительного», она держала курс прямо к берегу. Чтобы достигнуть этой цели, судно, проплыв некоторое пространство между двумя островами, Новой Каледонией и Ну, вступило, несмотря на силу ветра и волнение, в узкий проход между рифами и берегами Ну, где было еще опаснее, чем в открытом море. Это был маневр необыкновенно смелый, так как ярые волны могли, как щепку, бросить шхуну на грозные рифы, выдвигавшиеся там и здесь из-под воды, и разбить ее вдребезги! Даже днем плавание в этом месте считалось крайне опасным, ночью же было абсолютно невозможным.
Когда судно дошло до середины узкого прохода, рулевой стал на самом носу его и выдвинул за край борта огромный гарпун, как бы готовясь пустить его в какого-нибудь кита. Шестнадцать человек, составлявшие экипаж «американки», дружно подхватили орудие, раздалась команда и, несмотря на огромную волну, выросшую между судном и берегом, гарпун достиг своей цели: полетев вперед, он глубоко вонзился в твердую землю и натянул привязанный к нему канат. В эту минуту буря разразилась неслыханными ударами грома. Не смущаясь этим, экипаж шхуны не спеша начал переправляться и скоро был уже на самом берегу.
Бал у генерального прокурора близился к концу. Молодые чиновники, адъютанты и офицеры приступили уже к устройству котильона, как вдруг все остановились, точно вкопанные: среди завываний бури вдали отчетливо раздался какой-то короткий сухой звук. То была пушка, уведомлявшая о бегстве из пенитенциарного заведения!
Неуловимая, странная улыбка пробежала при этом по лицу прокурора, но оно тотчас же приняло свое обычное холодное и бесстрастное выражение, так что никто не мог бы догадаться, благоприятствовало ли бегство ссыльных его планам или уничтожало их.
Вскоре телеграф на острове Ну, соединенный прямо с кабинетом губернатора, принес следующее известие: «Китайцы бежали. Эдмон Бартес, Порник и три его товарища исчезли. Двое караульных солдат найдены связанными и запертыми в одном из домов, где содержались бежавшие. На западе виден парус. „Бдительный“ ушел в погоню».
Всю эту ночь стража пенитенциарного заведения производила свой обычный дозор, но не могла заметить ничего такого, что бы возбудило ее подозрения. Только на рассвете, когда уже готовились пробить утреннюю зарю, дозорные заметили исчезновение китайцев с их «товарищами». Подняли тревогу, бросились повсюду искать, но поиски были напрасны: ничто не наводило на след беглецов. Невозможно было ничего узнать об этом странном бегстве и от двух караульных, найденных запертыми в одном из домиков: они только говорили, что на часах их вдруг сморил неодолимый сон, против которого они долго, но тщетно боролись, и что дальше они ничего не помнят… Бедняги не смели прибавить, что, когда они становились на часы, Порник поднес им по большому стакану доброй водки и что именно после этого угощения они уснули. За свою оплошность они рисковали быть приговоренными к расстрелу военным судом, но показание врача спасло их: в стаканах, из которых часовые пьют для освежения дозволенный им лимонад, он нашел остатки усыпительного порошка.
С первыми лучами восходящего солнца увидели на западе, на краю горизонта, неизвестное судно, которое на всех парах и парусах неслось в открытый океан, пользуясь попутным ветром.
«Бдительный» тотчас же бросился догонять его, но через некоторое время должен был отказаться от своего намерения: неизвестное судно было гораздо легче на ходу, к тому же оно слишком далеко ушло вперед, чтобы можно было надеяться настигнуть его. Командир «Бдительного» был в отчаянии!»
Ровно за неделю до этого события на судне из Бордо в колонию прибыл никому не известный господин с изящными манерами, назвавшийся фамилией де Сен-Фюрси. Цель, с которой он приехал в колонию, состояла, по его словам, в основании обширного земледельческого хозяйства в окрестностях Нумеа, для чего требовалась покупка имения. Он имел письма от военно-морского министра к губернатору и к генеральному прокурору, поэтому везде был ласково принят, и все двери раскрылись перед ним. Приезжий всюду говорил, что, владея большим состоянием, он намерен употребить его на пользу края, надеясь совершенно преобразовать Новую Каледонию в сельскохозяйственном отношении. Ему охотно верили, и тем более, что это отвечало давним желаниям колонистов – увидеть среди своего окружения какого-нибудь богатого капиталиста из метрополии, явившегося определить подлинную ценность их естественных богатств и приумножить их.
Все видели и радовались, что господин де Сен-Фюрси совершает поездки внутри страны, знакомится с жителями и обстоятельно расспрашивает их об их хозяйстве, о плодородии почвы – словом, интересуется всем, как человек, желающий прочно обосноваться в их крае.
Но все это делалось не более как для отвода глаз, о чем, разумеется, уже догадался читатель. Приезжий капиталист с благородными и изящными манерами был просто сыщик, присланный парижским префектом полиции на помощь Прево-Лемеру, чтобы исполнять его тайные поручения, для которых он давно уже нуждался в подобной личности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138