– Народ прослышал о прибытии Каллума, – отозвалась Тарпея. – Тут собрались селяне со всей округи.
Музыканты меж тем, домучив одну мелодию, принялись за другую. Энге весело завопил, сунул свою кружку Лайаму в руки и ринулся в толпу плясунов.
– Это его любимый танец, – пояснила Тарпея. Лайам на всякий случай кивнул, хотя никакой разницы между новой и отзвучавшей мелодиями не находил. Он вытянул шею, чтобы видеть Казотту – та вертелась в танце с подвыпившим коротышкой, то появляясь, то пропадая из виду. Оркестранты наяривали без устали, прерываясь лишь изредка, чтобы позволить танцорам сменить партнеров, а заодно и хлебнуть кружечку-другую хмельного. Тощий Энге, в развевающихся одеждах и с растрепанной бородой, скакал вокруг костра, как безумный. Его подбадривали хлопками и возгласами как местные жители, так и служащие ареопага. Встречаясь с Лайамом взглядом, саузваркские клерки улыбались и кланялись, но старались держаться в сторонке, очевидно, стесняясь к нему подойти.
Тарпея какое-то время стояла рядом, словно ожидая чего-то, затем ее внимание привлекли двое готовых кинуться друг на друга погонщиков. Девушка, из-за которой вспыхнула ссора, нетерпеливо переминаясь, ожидала развязки – ей не терпелось пойти танцевать. Тарпея утихомирила петухов, да там и застряла. Лайам, всеми покинутый, потягивал пиво и собирался с духом. Ему хотелось пригласить на танец Казотту, но он все стоял и стоял.
«Ну, хватит, – сказал он себе наконец. – Сейчас я ее разыщу!»
Словно в награду за такую решимость, Казотта сама вынырнула перед ним из толпы. Лицо молодой женщины пылало румянцем. Едва не касаясь Лайама грудью, она откинула с виска непослушную прядь.
– Квестор Ренфорд! Вот радость! Где вас носило?
Не дав ему времени сообразить, что на это ответить, она потащила его к костру. Музыканты уже терзали очередную мелодию. Он попытался было сказать, что плоховато танцует, но Казотта схватила его за руки и заставила сделать первые па.
И все вокруг завертелось. Битый час Лайам выписывал ногами немыслимые кренделя. Если его партнерша и поняла, что имеет дело с неважным танцором, то виду не подавала. Впрочем, вокруг костра топталось столько подвыпивших и неуклюжих мужчин, что Лайам на их фоне мог за себя особенно не стыдиться. По крайней мере, он ни разу Казотту не уронил – даже когда его самого уронили. Четверо стражников налетели на них со свистом и гиканьем, но он успел оттолкнуть Казотту, и она потом с хохотом вытаскивала своего кавалера из кучи-малы.
Тут Лайам запросил передышки. У него закололо в боку и заныла отдавленная кем-то нога. Казотта отвела его от костра. Он, задыхаясь, осел на каменный подиум. Она, улыбаясь, осталась стоять.
– Видать, нечасто приходится вам плясать. А наши до света пропляшут. А потом еще целый день проработают и опять навострятся сюда! – У нее только волосы чуть растрепались, а в остальном она выглядела на удивление свежей, и румянец на полных щечках очень ей шел. Казотта переступала с ноги на ногу, словно молоденькая кобылка.
– Да, опыта у меня маловато.
– Разве в Саузварке никто не танцует?
– Танцуют, но танцовщиц у нас не хватает, – сказал он и, собрав всю свою галантность, добавил: – Таких прелестных, как вы.
Она замерла, затем наклонилась и быстро поцеловала его. Это вышло неловко – поцелуй скользнул по носу прежде, чем нашел его губы. Казотта нахмурилась, потом рывком подняла Лайама на ноги и снова поцеловала – уже основательно и от души.
«Вот вам и деревенские погулянки», – подумал он и обнял ее за талию, но она ловко вывернулась из его рук и рассмеялась.
– Нет уж, танец за поцелуй, квестор Ренфорд! Только так – и не иначе!
Лайам застонал.
– Полагаю, я уже заслужил пяток поцелуев?
– Нет, счет открывается только сейчас, – Казотта вновь рассмеялась и побежала к костру. Он помчался за ней, ощущая себя удивительно легким, и, догнав, принялся зарабатывать очередной поцелуй. Дело ладилось – и дыхание не подводило, и танец уже завершался, но тут из толпы зрителей кто-то вылетел в круг, и Лайам упал.
Он тут же вскочил, опасаясь опять оказаться под грудой копошащихся тел, и понял, в чем дело – двое погонщиков сцепились опять. Только на сей раз они были совершенно пьяны и самозабвенно тузили друг друга, а танцующие, посмеиваясь, ловко их огибали. Что с дурней возьмешь? Лайам повернулся к Казотте, однако та уже кинулась разнимать выпивох.
Она почти достигла успеха, ловко поднырнув под рукой одного драчуна и оттолкнув его в сторону, когда второй размахнулся кружкой. Удар пришелся женщине по затылку. Казотта рухнула, словно подкошенная, а погонщики, мгновенно о ней позабыв, с радостным ревом вцепились друг в друга.
Лайам расшвырял здоровенных парней, как котят, и, даже не глядя, что с ними сталось, упал на колени возле Казотты. Та, стоя на четвереньках, изумленно трясла головой.
Кто-то рванул Лайама за волосы, он увидел какой-то блеск и, решив, что это нож, попытался уйти от удара, но, уходя, налетел глазом на чей-то кулак. Его еще раз ударили, и еще раз. Тогда он принялся отбиваться, поначалу вслепую, потом, присмотревшись, стал попадать. Пара ударов оказалась удачной, потому что его отпустили.
«Мастер?»
– Что? – Лайам вскочил на ноги, готовый атаковать. Но атаковать уже было некого. Четверо стражников увесистыми тумаками успокаивали расходившихся драчунов, отец Энге помогал Казотте подняться. Левая половина лица Лайама онемела, он наклонился, чтобы помочь старику.
«Мастер? С тобой все в порядке?»
«Похоже», – подумал он. С правой щекой, во всяком случае, да.
Утром Лайам ощупал лицо и обнаружил, что его левая щека болит и распухла, хотя и не так сильно, как он ожидал. «Вижу хотя бы, – подумал Лайам. – Глаз мог и заплыть».
Спасибо отцу Энге, это он смазал его ушибы какой-то вонючей мазью, да и Казотте сумел оказать скорую помощь. Удар оглушил бедняжку и рассек на затылке кожу. Пришлось наложить ей несколько швов, прежде чем отправить в постель.
Медленно, очень медленно Лайам поднялся на ноги и приступил к умыванию.
«Зря ты не взял меня на гулянку. Я бы тем дуракам показал». Дракончик остро переживал случившееся и всю ночь просидел у господина в ногах.
– Не беспокойся, – сказал Лайам вслух, ибо сильная головная боль не располагала к мысленному общению. – Нет такой болезни, какую не исцелил бы день, проведенный в седле.
Когда он оделся и упаковался, головная боль стала стихать, и, спускаясь вниз, Лайам уже чувствовал себя сносно. Слуги и клерки сновали туда-сюда по гигантскому полю двора, седлали коней, вьючили груз. Лайам знаком подозвал к себе рыженького мальчишку, тот, разинув рот, уставился на господина. Покачав головой, Лайам велел дурачку сходить за вещами и отправился на поиски отца Энге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83