Кто-нибудь да припомнит о крылатой рептилии, принадлежащей преступнику, брошенному в темницу. Так что, хочешь не хочешь, а приходилось спешить.
«И все же ты попытайся. Если хозяин проснется, попробуй его усыпить. Сумеешь?»
«А как же».
Он снова принялся ждать, молясь своему божеству, а заодно и другим богам с достаточно чутким слухом. Его избитое тело жалобно заскулило, и Лайам, оставив молитву, взялся подсчитывать свои ссадины и синяки.
Наконец Фануил объявил, что находится в комнате Райса.
«Он все еще спит».
«Ты что-нибудь видишь?»
«У него куча всякого багажа. Сомневаюсь, что смогу все просмотреть в короткое время. Подожди-ка…»
«Что там? – Ответа не было. – Что там, Фануил?»
«В дверь кто-то стучится. А теперь входит слуга».
Лайам вскочил с койки, забыв о своих ушибах.
«Уходи! Немедленно уходи!»
«Я спрятался под кроватью», – ответил дракончик. Мысли его, как и всегда, не выражали эмоций. Лайам заметался по камере, словно раненый лев.
«Просыпается, – сообщил Фануил. – Слуга говорит, что к нему кто-то пришел. Граф злится, он не хочет вставать. Он говорит, чтобы всех гнали в три шеи».
Передача подробностей лишь усиливала тревогу.
«Уходи как можно скорее, маленький идиот!»
«Слуга просит прощения. Он говорит, что пришел квестор Проун».
«Проун?»
«Граф говорит, что примет его. Ладно, я ухожу».
«Стой! Куда! Сиди, где сидишь! Это становится интересным! – Лайам от возбуждения хватил по стене кулаком и заплясал на месте, словно норовистая лошадка. – Ничего, ничего, авось тебя не заметят! Передавай мне все, что услышишь! Все до словечка! Ну, что там у них?»
«Слуга только что впустил квестора Проуна. Может, ты сам послушаешь их разговор?»
Ну да, ну конечно! Выругав себя за кромешную глупость, Лайам крепко зажмурился. Одновременно смотреть и слушать возможности не имелось, а потому вместо шлема с забралом он представил себе рокот отдаленного грома, и, когда этот рокот затих, в его ушах зазвучал голос Проуна, слегка приглушенный толщей графской кровати.
– …что прервал ваш сон, любезный граф Райс, но госпожа председательница ведет себя неспокойно. Мы только что спускались в тюрьму, и этот Ренфорд заронил в ее душу сомнение. Он столько всякой всячины наговорил, что ей теперь не терпится разобраться, где ложь, а где правда!
Скрип пружин, топот босых ног, звук закрываемой двери. Ноги вернулись, кровать просела опять, и после мгновения тишины раздался свистящий шепот:
– А вы-то на что?
– Прошу прощения, милорд, – залебезил Проун, и Лайам представил себе, как жирный квестор нервно заламывает вспотевшие ручки. – Ренфорд вычислил нас, он знает практически все…
– И наплевать, что знает! – гневно перебил его Раис. – Ренфорд – пустое место! Абсолютно пустое! С чего это вы так боитесь его? Я полагал, что имею дело с мужчиной. Поздно трястись, нам некуда отступать. Скоро все будет кончено, успокойтесь! – Кровать скрипнула, граф, видимо, лег. – Глупо было сюда приходить. Ступайте к себе.
Проун заскулил.
– Милорд, но… но этот жуткий дракон? Он на свободе, он страшно опасен! Кто знает, где эта тварь и чем сейчас занята?
Лайам затаил дыхание – говорили о Фануиле.
– Выбросьте из головы этот вздор! Ренфорд не чародей, его тварь меньше собаки! Хозяин в тюрьме, она бродит сама по себе, она ничего ни сделать, ни замыслить не может. Но даже если Ренфорд пронюхает о нас что-то еще, то кто же ему поверит? Он слишком горяч, слишком экстравагантен, и у него нет улик. Улики были у Грациана. Но тот уже мертв, а девчонка, которая может нас обличить, находится в Хоунесе. Этой ночью мы совершим последний обряд, развязывающий нам руки. Дальше никто уже не сможет нам помешать – ни Ренфорд, ни ваша начальница, ни герцог, никто. Вы поняли? Вы хорошо меня поняли?
– Да-да, – торопливо забормотал Проун, явно испуганный угрожающей интонацией в голосе графа. – Прошу прощения, милорд, но что мне делать сегодня? Рот-то ведь этому Ренфорду не заткнешь! Он и так уже успел намекнуть госпоже председательнице, что гибель ее мужа – совсем не случайность! Правда, она, похоже, этого не поняла, но ведь поймет, ведь услышит!
– Продолжайте ломать комедию, – посоветовал Раис ворчливо. – Улыбайтесь, пожимайте плечами, закатывайте глаза, словно слышите бред сумасшедшего или лепет ребенка. Не оправдывайтесь, не вступайте с ним в перепалку, делайте вид, что вы выше той напраслины, какую пытаются на вас возвести. А вдове Саффиан выражайте сдержанное сочувствие – склоняйте голову, вздыхайте, касайтесь руки. И не бойтесь переборщить вдова все-таки женщина, а женщинам нравятся дешевые мелодрамы. Ведь книгу нашли в его комнате, так? Мел тоже там обнаружили, так?
– Так-то оно так, но…
«Мастер, кто-то входит в твою камеру».
Обмен есть обмен, и, утратив свой слух, дракончик получил возможность прислушиваться к тому, что творится в темнице. Лайам открыл глаза, встряхнул головой и повернулся к двери. Там уже стояли двое солдат. Один держал наготове копье, в руках другого была оловянная кружка, накрытая ломтем хлеба.
– Твой завтрак, ублюдок!
Лайам кротко кивнул, надеясь, что стражи уйдут. Ему хотелось дослушать разговор до конца. Кружку поставили на пол, но солдаты не уходили. Они хмуро поглядывали на узника, явно разочарованные тем, что им не к чему прицепиться.
– Эдил Грациан был самым замечательным человеком на свете, – сказал наконец с вызовом тот, что держал копье.
– Знаю, – ответил Лайам. – Я его не убивал.
«Вот дурачье!»
Солдат что-то прорычал и двинулся было к узнику, но другой страж тронул его за плечо и покачал головой. Дверь за ними еще не успела закрыться, а Лайам уже переключился на слух Фануила, но ничего не услышал. В комнате графа царила мертвая тишина.
«Проун ушел, – сообщил Фануил. – Граф принимает ванну».
Лайам открыл глаза и, выругавшись, пнул свой завтрак ногой. Хлеб и кружка беззвучно разлетелись в разные стороны, своего ругательства он тоже не слышал. Сообразив, в чем дело, Лайам встряхнул головой и, громко кашлянув, убедился, что слух вернулся к нему.
«Тут ничего интересного не было, – продолжал Фануил. – Проун пытался выпросить у графа какие-то деньги, граф ответил, что выплатит все, но – после нынешней ночи. Потом он сказал, что должен готовиться к встрече с ведьмой, и выпроводил толстяка».
«И все?»
«Все».
«Хорошо. Как только сможешь, выбирайся оттуда и найди себе местечко получше».
«Да, мастер».
Лайам заходил взад-вперед по камере, размышляя над новостями. В конце концов он решил, что они не стоят риска, которому подвергался дракончик. Если бы разговор между двумя негодяями слышал кто-то еще, то этого бы хватило, чтобы изобличить Райса и Проуна. Но рассказу узника, томящегося в темнице, вряд ли кто-то поверит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
«И все же ты попытайся. Если хозяин проснется, попробуй его усыпить. Сумеешь?»
«А как же».
Он снова принялся ждать, молясь своему божеству, а заодно и другим богам с достаточно чутким слухом. Его избитое тело жалобно заскулило, и Лайам, оставив молитву, взялся подсчитывать свои ссадины и синяки.
Наконец Фануил объявил, что находится в комнате Райса.
«Он все еще спит».
«Ты что-нибудь видишь?»
«У него куча всякого багажа. Сомневаюсь, что смогу все просмотреть в короткое время. Подожди-ка…»
«Что там? – Ответа не было. – Что там, Фануил?»
«В дверь кто-то стучится. А теперь входит слуга».
Лайам вскочил с койки, забыв о своих ушибах.
«Уходи! Немедленно уходи!»
«Я спрятался под кроватью», – ответил дракончик. Мысли его, как и всегда, не выражали эмоций. Лайам заметался по камере, словно раненый лев.
«Просыпается, – сообщил Фануил. – Слуга говорит, что к нему кто-то пришел. Граф злится, он не хочет вставать. Он говорит, чтобы всех гнали в три шеи».
Передача подробностей лишь усиливала тревогу.
«Уходи как можно скорее, маленький идиот!»
«Слуга просит прощения. Он говорит, что пришел квестор Проун».
«Проун?»
«Граф говорит, что примет его. Ладно, я ухожу».
«Стой! Куда! Сиди, где сидишь! Это становится интересным! – Лайам от возбуждения хватил по стене кулаком и заплясал на месте, словно норовистая лошадка. – Ничего, ничего, авось тебя не заметят! Передавай мне все, что услышишь! Все до словечка! Ну, что там у них?»
«Слуга только что впустил квестора Проуна. Может, ты сам послушаешь их разговор?»
Ну да, ну конечно! Выругав себя за кромешную глупость, Лайам крепко зажмурился. Одновременно смотреть и слушать возможности не имелось, а потому вместо шлема с забралом он представил себе рокот отдаленного грома, и, когда этот рокот затих, в его ушах зазвучал голос Проуна, слегка приглушенный толщей графской кровати.
– …что прервал ваш сон, любезный граф Райс, но госпожа председательница ведет себя неспокойно. Мы только что спускались в тюрьму, и этот Ренфорд заронил в ее душу сомнение. Он столько всякой всячины наговорил, что ей теперь не терпится разобраться, где ложь, а где правда!
Скрип пружин, топот босых ног, звук закрываемой двери. Ноги вернулись, кровать просела опять, и после мгновения тишины раздался свистящий шепот:
– А вы-то на что?
– Прошу прощения, милорд, – залебезил Проун, и Лайам представил себе, как жирный квестор нервно заламывает вспотевшие ручки. – Ренфорд вычислил нас, он знает практически все…
– И наплевать, что знает! – гневно перебил его Раис. – Ренфорд – пустое место! Абсолютно пустое! С чего это вы так боитесь его? Я полагал, что имею дело с мужчиной. Поздно трястись, нам некуда отступать. Скоро все будет кончено, успокойтесь! – Кровать скрипнула, граф, видимо, лег. – Глупо было сюда приходить. Ступайте к себе.
Проун заскулил.
– Милорд, но… но этот жуткий дракон? Он на свободе, он страшно опасен! Кто знает, где эта тварь и чем сейчас занята?
Лайам затаил дыхание – говорили о Фануиле.
– Выбросьте из головы этот вздор! Ренфорд не чародей, его тварь меньше собаки! Хозяин в тюрьме, она бродит сама по себе, она ничего ни сделать, ни замыслить не может. Но даже если Ренфорд пронюхает о нас что-то еще, то кто же ему поверит? Он слишком горяч, слишком экстравагантен, и у него нет улик. Улики были у Грациана. Но тот уже мертв, а девчонка, которая может нас обличить, находится в Хоунесе. Этой ночью мы совершим последний обряд, развязывающий нам руки. Дальше никто уже не сможет нам помешать – ни Ренфорд, ни ваша начальница, ни герцог, никто. Вы поняли? Вы хорошо меня поняли?
– Да-да, – торопливо забормотал Проун, явно испуганный угрожающей интонацией в голосе графа. – Прошу прощения, милорд, но что мне делать сегодня? Рот-то ведь этому Ренфорду не заткнешь! Он и так уже успел намекнуть госпоже председательнице, что гибель ее мужа – совсем не случайность! Правда, она, похоже, этого не поняла, но ведь поймет, ведь услышит!
– Продолжайте ломать комедию, – посоветовал Раис ворчливо. – Улыбайтесь, пожимайте плечами, закатывайте глаза, словно слышите бред сумасшедшего или лепет ребенка. Не оправдывайтесь, не вступайте с ним в перепалку, делайте вид, что вы выше той напраслины, какую пытаются на вас возвести. А вдове Саффиан выражайте сдержанное сочувствие – склоняйте голову, вздыхайте, касайтесь руки. И не бойтесь переборщить вдова все-таки женщина, а женщинам нравятся дешевые мелодрамы. Ведь книгу нашли в его комнате, так? Мел тоже там обнаружили, так?
– Так-то оно так, но…
«Мастер, кто-то входит в твою камеру».
Обмен есть обмен, и, утратив свой слух, дракончик получил возможность прислушиваться к тому, что творится в темнице. Лайам открыл глаза, встряхнул головой и повернулся к двери. Там уже стояли двое солдат. Один держал наготове копье, в руках другого была оловянная кружка, накрытая ломтем хлеба.
– Твой завтрак, ублюдок!
Лайам кротко кивнул, надеясь, что стражи уйдут. Ему хотелось дослушать разговор до конца. Кружку поставили на пол, но солдаты не уходили. Они хмуро поглядывали на узника, явно разочарованные тем, что им не к чему прицепиться.
– Эдил Грациан был самым замечательным человеком на свете, – сказал наконец с вызовом тот, что держал копье.
– Знаю, – ответил Лайам. – Я его не убивал.
«Вот дурачье!»
Солдат что-то прорычал и двинулся было к узнику, но другой страж тронул его за плечо и покачал головой. Дверь за ними еще не успела закрыться, а Лайам уже переключился на слух Фануила, но ничего не услышал. В комнате графа царила мертвая тишина.
«Проун ушел, – сообщил Фануил. – Граф принимает ванну».
Лайам открыл глаза и, выругавшись, пнул свой завтрак ногой. Хлеб и кружка беззвучно разлетелись в разные стороны, своего ругательства он тоже не слышал. Сообразив, в чем дело, Лайам встряхнул головой и, громко кашлянув, убедился, что слух вернулся к нему.
«Тут ничего интересного не было, – продолжал Фануил. – Проун пытался выпросить у графа какие-то деньги, граф ответил, что выплатит все, но – после нынешней ночи. Потом он сказал, что должен готовиться к встрече с ведьмой, и выпроводил толстяка».
«И все?»
«Все».
«Хорошо. Как только сможешь, выбирайся оттуда и найди себе местечко получше».
«Да, мастер».
Лайам заходил взад-вперед по камере, размышляя над новостями. В конце концов он решил, что они не стоят риска, которому подвергался дракончик. Если бы разговор между двумя негодяями слышал кто-то еще, то этого бы хватило, чтобы изобличить Райса и Проуна. Но рассказу узника, томящегося в темнице, вряд ли кто-то поверит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83