– Кудеяру передай, чтобы подводу подослал и командование принял. Я – в город. И напомни всем нашим: вход к нам ворогу – рубль, а выход…
– Заказан, – заученно, но исключительно бодрым басом закончил лекарь. – На том стояла и стоять будет земля рузская!
– Молодец! – похвалил Сусанин подручного и повернулся к Скуратову. – За неточность цитаты извиняюсь, Малюта Лукьянович. Что-то с памятью моей стало…
– Это я заметил, – сурово процедил сквозь зубы Скуратов. – Ты вилы свои не потерял?
– Ой! – всплеснул и сокрушенно захлопал себя по ляжкам руками Сусанин. – Да неужели? Вот беда-то, беда…
– Не кудыхтай, – пресек стенания приятеля матерый контрразведчик. – Тащи сюда.
Сусанин молча отошел в сторону, достал, отряхнул от снега и виновато протянул начальству вилы, как положено, рукояткой вперед.
– Так-с, – скрупулезно пересчитывая зарубки и сбиваясь со счета, хмыкнул Скуратов. – Двести сорок шесть. А вот эта длинная – это кто?
– Генеральчик какой-то, – вздохнул Сусанин. – Говорят, любимец Бонапарта еще с Египта.
– Фамилия? – потребовал Скуратов, мысленно скривившись от неизбежного.
– Счас, – заторопился Сусанин, – извлекая из внутреннего кармана записную книжку. – Я пометил тут. Сейчас, одну минутку… Тут где-то…
– Дай сюда. – Скуратов выхватил блокнотик, облил его самогоном, поджег и бросил на снег. – В сущности, это непринципиально. Мало ли генералов под Москвой сгинуло. Да, смени рукоять от вил перед возвращением.
– Точно, – преданно поддакнул стоявший до сих пор в тени Садко. – Я ему то же говорил, Малюта Лукьянович.
– А ты молчи, холоп, – презрительно оборвал контрразведчик купца. – За демаскировку легенды – пять суток гауптвахты. И досрочный медосмотр у дантиста.
– За что к дантисту? – нервно, но искренне возмутился Садко, предусмотрительно не протестуя против «губы». – Я все строго по легенде…
– Да? – ехидно вопросил Скуратов, кивая Сусанину на подъехавшие дровни, отпуская возчика и кулем перекидывая тело француза на сено. – Холоп во главе повстанцев?
– А были прецеденты, – запротестовал Садко, обнаруживая познания, слегка выходящие за пределы комиксов. – И потом, я холоп беглый, раз мы разделились. Мстил господам за многовековое рабство и отмену Юрьева дня.
Скуратов скептически покосился на Сусанина, но тот только развел руками, признавая, что, в сущности, Садко прав.
– Беглый холоп в шитом золотом платье? – опять съехидничал Малюта.
– Пфе!.. – делано удивился Садко. – Да сплошь и рядом. Где вы видели бывшего холопа не в золоте? Да на любой тусовке…
– Хватит! – заорал Скуратов, смутно чувствуя, что победа в полемике от него ускользает. – Гауптвахта отменяется. Визит к дантисту остается. В город!
* * *
…Они втащили Артаньяна в комнату директора музея. Старик, охая и причитая, гостеприимно расстелил одеяло на антикварной кушетке и захлопотал у постели раненого. Между тем Садко, задержавшийся у воза, где лошадка питалась сеном из своей же подводы, перерыл всю повозку, но кокошника не обнаружил. Поднявшись наверх, он сокрушенно развел руками.
Скуратов кивнул – в дотошности новгородского купчины он не сомневался. Малюта встал у окна и, нервно барабаня пальцами по стеклу, задумался.
В дверь постучали.
– Мое почтение, – приветствовал их полицмейстер, с подозрением косясь на Садко. – Бушин моя фамилия.
Рад вашему возвращению, господин капитан. Ваш подвиг на базарной площади войдет в историю города.
– Это точно, – заверил директор музея, обрабатывая марганцовкой ссадину на лбу француза. – Гарантирую-с.
Полицмейстер тем временем еще раз выразительно покосился на Садко.
– Не обращайте внимания, сударь, – уважительно здороваясь с полицмейстером, улыбнулся Скуратов. – Мой холоп при особо важном поручении. Тайная инспекция богоугодных учреждений. Мы, собственно, уже заканчиваем и отбываем в столицу. Не премину сообщить там о ваших личных заслугах перед боссом. Пардон, перед его величеством.
– Давно пора! – вытянулся по стойке «смирно» полицмейстер и чуть смутился. – Я в смысле учреждений. Воруют-с! Предлагаю учредить отдел исключительно по экономическим делам-с.
– Пишите рапорт, – посоветовал Скуратов, поворачиваясь к раненому. – Поспособствую лично. Вот, рекомендую – шевалье Артаньян, капитан. Француз, конечно, но человек чести и… Короче, обращаться как следует.
– Не извольте сомневаться, – заверил Бушин. – Поместим к обывателям. Расходы оплачу лично, раз по вашей рекомендации, ваше… Простите, не знаю титула-с.
– Просто граф, – кивнул Скуратов. – Но между нами – без церемоний. Значит, я могу быть спокоен?
– Да, граф, – раздался у двери нежный, мелодичный голос, при первых звуках которого Артаньян очнулся и Широко распахнул глаза. – Я заберу шевалье в усадьбу нынче же к вечеру. Ручаюсь за его здоровье.
Все, включая француза, повернулись к двери.
Ничуть не смущаясь, в комнату, шелестя шелками, вошла давешняя пленница загородного дворянского дома.
– Евдокия Васильевна Долгорукова-Крымская, – гордо представил девушку хранитель музея с таким видом, словно та была лучшим экспонатом его музея. – Только ее заботами в уезде дело сохранения истории и процветает.
– Сударыня, – шевельнул губами потрясенный француз, – ваша чуткость… Ваша красота… Я потрясен, сударыня. Русская душа – это так загадочно. Господа, я…
– Довольно, месье, – нетерпеливо оборвала офицера девушка, приложив изящный пальчик к его губам и оборачиваясь к полицмейстеру. – Вы распорядитесь? Экипаж ждет внизу.
Скуратов согласно кивнул, и Садко с Сусаниным под строгим присмотром Бушина аккуратно вынесли раненого.
– Да, Сергей Львович, – слегка, но, впрочем, лишь слегка, смутившись, остановилась в дверях юная княжна. – Помнится, на аукционе вы выиграли в лотерею одну мою безделушку…
– Да-да, – оживился, нервно оглядываясь на Скуратова, хранитель уездной кунсткамеры. – Не утруждайтесь, помню-с.
– Так вот, – нежно, но выразительно улыбнулась девушка, – извольте привезти ее мне к четвергу следующей недели. Полагаю, вы догадываетесь зачем, и сохраните дело в приватности. Вас, граф, я тоже приглашаю…
Хранитель открыл было рот, но, сглотнув воздух, промолчал.
– Благослови вас Бог, княжна, – усмехнулся в бороду Скуратов. – Я полагаю, что вы не ошиблись с выбором. Шевалье – достойный человек. Но считаю своим долгом вас предупредить…
– О чем же, граф? – надменно нахмурилась княжна, сдвигая тонкие, как стрелочки Амура, брови.
– Шевалье, как и все подданные Франции голубых кровей, любит лягушек, – с прискорбной лукавинкой заметил Скуратов.
– Лягушек у нас до черта-с. Словом, много, – возмутился обиженный хранитель музея, который, как и положено патриотическому краеведу-любителю, одинаково безапелляционно судил и об археологии, и о флоре, и о фауне родного края.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Заказан, – заученно, но исключительно бодрым басом закончил лекарь. – На том стояла и стоять будет земля рузская!
– Молодец! – похвалил Сусанин подручного и повернулся к Скуратову. – За неточность цитаты извиняюсь, Малюта Лукьянович. Что-то с памятью моей стало…
– Это я заметил, – сурово процедил сквозь зубы Скуратов. – Ты вилы свои не потерял?
– Ой! – всплеснул и сокрушенно захлопал себя по ляжкам руками Сусанин. – Да неужели? Вот беда-то, беда…
– Не кудыхтай, – пресек стенания приятеля матерый контрразведчик. – Тащи сюда.
Сусанин молча отошел в сторону, достал, отряхнул от снега и виновато протянул начальству вилы, как положено, рукояткой вперед.
– Так-с, – скрупулезно пересчитывая зарубки и сбиваясь со счета, хмыкнул Скуратов. – Двести сорок шесть. А вот эта длинная – это кто?
– Генеральчик какой-то, – вздохнул Сусанин. – Говорят, любимец Бонапарта еще с Египта.
– Фамилия? – потребовал Скуратов, мысленно скривившись от неизбежного.
– Счас, – заторопился Сусанин, – извлекая из внутреннего кармана записную книжку. – Я пометил тут. Сейчас, одну минутку… Тут где-то…
– Дай сюда. – Скуратов выхватил блокнотик, облил его самогоном, поджег и бросил на снег. – В сущности, это непринципиально. Мало ли генералов под Москвой сгинуло. Да, смени рукоять от вил перед возвращением.
– Точно, – преданно поддакнул стоявший до сих пор в тени Садко. – Я ему то же говорил, Малюта Лукьянович.
– А ты молчи, холоп, – презрительно оборвал контрразведчик купца. – За демаскировку легенды – пять суток гауптвахты. И досрочный медосмотр у дантиста.
– За что к дантисту? – нервно, но искренне возмутился Садко, предусмотрительно не протестуя против «губы». – Я все строго по легенде…
– Да? – ехидно вопросил Скуратов, кивая Сусанину на подъехавшие дровни, отпуская возчика и кулем перекидывая тело француза на сено. – Холоп во главе повстанцев?
– А были прецеденты, – запротестовал Садко, обнаруживая познания, слегка выходящие за пределы комиксов. – И потом, я холоп беглый, раз мы разделились. Мстил господам за многовековое рабство и отмену Юрьева дня.
Скуратов скептически покосился на Сусанина, но тот только развел руками, признавая, что, в сущности, Садко прав.
– Беглый холоп в шитом золотом платье? – опять съехидничал Малюта.
– Пфе!.. – делано удивился Садко. – Да сплошь и рядом. Где вы видели бывшего холопа не в золоте? Да на любой тусовке…
– Хватит! – заорал Скуратов, смутно чувствуя, что победа в полемике от него ускользает. – Гауптвахта отменяется. Визит к дантисту остается. В город!
* * *
…Они втащили Артаньяна в комнату директора музея. Старик, охая и причитая, гостеприимно расстелил одеяло на антикварной кушетке и захлопотал у постели раненого. Между тем Садко, задержавшийся у воза, где лошадка питалась сеном из своей же подводы, перерыл всю повозку, но кокошника не обнаружил. Поднявшись наверх, он сокрушенно развел руками.
Скуратов кивнул – в дотошности новгородского купчины он не сомневался. Малюта встал у окна и, нервно барабаня пальцами по стеклу, задумался.
В дверь постучали.
– Мое почтение, – приветствовал их полицмейстер, с подозрением косясь на Садко. – Бушин моя фамилия.
Рад вашему возвращению, господин капитан. Ваш подвиг на базарной площади войдет в историю города.
– Это точно, – заверил директор музея, обрабатывая марганцовкой ссадину на лбу француза. – Гарантирую-с.
Полицмейстер тем временем еще раз выразительно покосился на Садко.
– Не обращайте внимания, сударь, – уважительно здороваясь с полицмейстером, улыбнулся Скуратов. – Мой холоп при особо важном поручении. Тайная инспекция богоугодных учреждений. Мы, собственно, уже заканчиваем и отбываем в столицу. Не премину сообщить там о ваших личных заслугах перед боссом. Пардон, перед его величеством.
– Давно пора! – вытянулся по стойке «смирно» полицмейстер и чуть смутился. – Я в смысле учреждений. Воруют-с! Предлагаю учредить отдел исключительно по экономическим делам-с.
– Пишите рапорт, – посоветовал Скуратов, поворачиваясь к раненому. – Поспособствую лично. Вот, рекомендую – шевалье Артаньян, капитан. Француз, конечно, но человек чести и… Короче, обращаться как следует.
– Не извольте сомневаться, – заверил Бушин. – Поместим к обывателям. Расходы оплачу лично, раз по вашей рекомендации, ваше… Простите, не знаю титула-с.
– Просто граф, – кивнул Скуратов. – Но между нами – без церемоний. Значит, я могу быть спокоен?
– Да, граф, – раздался у двери нежный, мелодичный голос, при первых звуках которого Артаньян очнулся и Широко распахнул глаза. – Я заберу шевалье в усадьбу нынче же к вечеру. Ручаюсь за его здоровье.
Все, включая француза, повернулись к двери.
Ничуть не смущаясь, в комнату, шелестя шелками, вошла давешняя пленница загородного дворянского дома.
– Евдокия Васильевна Долгорукова-Крымская, – гордо представил девушку хранитель музея с таким видом, словно та была лучшим экспонатом его музея. – Только ее заботами в уезде дело сохранения истории и процветает.
– Сударыня, – шевельнул губами потрясенный француз, – ваша чуткость… Ваша красота… Я потрясен, сударыня. Русская душа – это так загадочно. Господа, я…
– Довольно, месье, – нетерпеливо оборвала офицера девушка, приложив изящный пальчик к его губам и оборачиваясь к полицмейстеру. – Вы распорядитесь? Экипаж ждет внизу.
Скуратов согласно кивнул, и Садко с Сусаниным под строгим присмотром Бушина аккуратно вынесли раненого.
– Да, Сергей Львович, – слегка, но, впрочем, лишь слегка, смутившись, остановилась в дверях юная княжна. – Помнится, на аукционе вы выиграли в лотерею одну мою безделушку…
– Да-да, – оживился, нервно оглядываясь на Скуратова, хранитель уездной кунсткамеры. – Не утруждайтесь, помню-с.
– Так вот, – нежно, но выразительно улыбнулась девушка, – извольте привезти ее мне к четвергу следующей недели. Полагаю, вы догадываетесь зачем, и сохраните дело в приватности. Вас, граф, я тоже приглашаю…
Хранитель открыл было рот, но, сглотнув воздух, промолчал.
– Благослови вас Бог, княжна, – усмехнулся в бороду Скуратов. – Я полагаю, что вы не ошиблись с выбором. Шевалье – достойный человек. Но считаю своим долгом вас предупредить…
– О чем же, граф? – надменно нахмурилась княжна, сдвигая тонкие, как стрелочки Амура, брови.
– Шевалье, как и все подданные Франции голубых кровей, любит лягушек, – с прискорбной лукавинкой заметил Скуратов.
– Лягушек у нас до черта-с. Словом, много, – возмутился обиженный хранитель музея, который, как и положено патриотическому краеведу-любителю, одинаково безапелляционно судил и об археологии, и о флоре, и о фауне родного края.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89