– Отстой полный. Чухлома-таун.
Карусель на мгновение задумалась и откликнулась исполнением песни:
Зачем я здесь, не там?
Зачем уйти не волен?
О тихий Амстердам…
Петруха уже неделю как вернулся из своей первой самостоятельной командировки в какой-то завалящий мирок, где успешно закупил для отряда партию бракованных мобильных телефонов с западающими клавишами. Заодно он нахватался молодежного сленга, от которого всех его коллег уже тошнило.
Кстати говоря, Филиппова в состав командированной на симпозиум группы Владимиров включил именно после того, как на очередном подведении итогов предложил подчиненным заняться делом и прекратить колбаситься. Под издевательский хохот присутствующих Дмитрий Евгеньевич покраснел второй раз в жизни и тут же приказал Баранову доукомплектовать возглавляемую им делегацию Петрухой – за успешное выполнение задания. Его категоричный приказ сопровождался восторженным и одобрительным ревом дружинников. Баранов, полгода трепетно мечтавший о загранпоездке, затрясся от понятного возмущения, но возражать не рискнул. Так Филиппов и попал в Амстердам, городок, надо признать, местами и впрямь голимый.
Нельзя сказать, чтобы Баранов пустил дело на самотек. Скорее напротив. Своими ежедневными инструктажами перед командировкой он довел Петруху до полного отупения. Заметим, что в стажере он нашел исключительно благодарного слушателя, во всяком случае в отличие от Батыра, который на обязательных беседах при первых же звуках голоса заммордуха впадал в неглубокую, но явную кому.
Не отличился особым прилежанием и Нестеров, являвшийся в кабинет Баранова с плеером на груди. После обычного вступительного слова заместителя по высокому моральному духу о глубине предстоящей ответственности штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров врубал плеер на всю катушку, напяливал наушники и два часа кряду прослушивал личную фонотеку, начиная с неизменного авиахита «Если б ты знала (два раза), как тоскуют руки по штурвалу». Один раз обозленный Баранов даже задержал Нестерова в кабинете и, багровый от гнева, сделал ему внушение.
Однако Нестеров в ответ цыкнул зубом, весело сделал двумя пальцами заммордуху козу и со словами «От винта!» небрежно отодвинул Баранова рукой в сторону. А последнее совещание перед убытием так и просто проигнорировал. Баранов побежал было к Владимирову, но потом здраво рассудил, что его авторитет под угрозой, и спустил все на тормозах.
Петруха единственный радовал его своим завидным прилежанием. Восторженный стажер смотрел заммордуху буквально в рот, записывал каждое его слово, засыпал градом вопросом на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо?» – в контексте предстоящего забугорья и вообще, как уже говорилось, исправно тупел прямо на глазах, что, как известно, в конечном счете и является целью всякого успешного инструктажа. Как ни крути, но тут Баранов мог быть спокоен: Петруха ответственностью явно проникся.
А ответственность была немалой. Раз в четыре года в одной из столиц «Земли-711» проходила плановая межреальностная конференция со всеми неизменными атрибутами подобных мероприятий: обменом опытом, сувенирами и докладами, банкетом, а также довольно внушительными командировочными. Валюта на представительские расходы тоже приятно грела карман руководителя делегации. А коль скоро в составлении сметы о расходах Баранов мог дать фору даже Хохелу, то он был вправе рассчитывать на сэкономленные средства прикупить видеотройку и пару кассетных магнитофонов.
Мудрствовать с местом прибытия устроители конференции в этом году не стали. Карусель лихо тормознула на окраине столичного аэропорта – заасфальтированной ВИП-площадке, отделенной от взлетно-посадочных полос высоким забором, густыми тополями и троллями-встречающими с тюльпанами в руках у калитки. Над калиткой висел голубенький транспарант с розовыми буквами приветствия: «Добро пожаловать в город-сад!», а сама площадка пестрела транспортом уже прибывших делегатов.
В дальнем ее углу меланхолично обрывал молодые побеги тополя привязанный к бетонной стойке изумительный красный дракон хитайских коллег, дальняя родня Лукоморского Горыныча. Дракон глянул на карусель с уважением, а на ее седоков надменно, с явным пренебрежением.
Кроме огнедышащего ящера на парковке присутствовали пяток развешенных для просушки восточных ковров-самолетов различных реальностей и расцветок; пара десятков импортных метел; табунок разномастных гривастых лошадей; тростниковый плот «Кон-Тики»; какой-то обшарпанный клипер, поставленный на колеса; несколько американских «фордов» первого выпуска; выводок «упорожцев»; два единорога у кучки навоза; две самоходные голландские печи в изразцах на фривольную тему; самоходный же камин; несколько пар нечищеных греческих сандалий с крылышками, а также болотные сапоги-скороходы. Было и еще много другого магического шмотья и зверья с единственным предназначением – доставить хозяина в иную реальность.
Отдельно от этой барахолки стоял старый чернокожий кентавр, чьи ноги были спутаны, подковы сбиты, а вспотевшие бока исполосованы плетью. Очевидно, в некоторых реальностях местные отряды пересечения времени и пространства еще не отказались от рабовладения, вовсю используя прилюдье в качестве личного транспорта.
Кентавр явно страдал от жары и цепи в носу.
– Невольник чести, – с состраданием заметил Петруха, роясь в вещмешке и торопливо протягивая кентавру горбушку хлеба, густо посыпанную крупной солью. Кентавр злобно лязгнул зубами, едва не отхватив Петрухе полруки.
– Идиот, – злобно прошипел Баранов, испуганно озираясь по сторонам. – Я чему тебя учил, сопляк?
– Высоко нести звание подданного короны Звездной Руси, – твердо отчеканил Петруха, лучась невинным синеоким взором. – Блюсти кодекс Демократической империи, не щадя жизни защищать униженных и оскорбленных, а особливо угнетенные народы, занесенные в Красную книгу. И слушаться старших.
Батыр, плотнее запахнувшись в стеганый ватный халат, отвернувшись, протяжно зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Нестеров, сняв наушники, слушал Петруху с неподдельным интересом, а Баранов слегка растерялся.
– Молодец, – пришел наконец он в себя. – Но учти, что некоторые рабы вполне довольны своей участью. Есть такие, что за хозяина готовы папу с мамой продать. Тем более что тут у нас не народ, а чей-то транспорт.
– Как вы можете! – искренне возмутился Петруха. – Кентавры, по-нашенски китоврасы, испокон века были древнейшей цивилизацией с великой культурой и историей. Мне Илья рассказывал, как они с Гераклом у кентавров гостили.
Батыр цокнул языком, Нестеров ехидно улыбнулся, а Баранов и чернокожий кентавр распахнули рты, чем тут же не преминул воспользоваться Петруха, засунув свой немудреный бутерброд стреноженному полуконю-получеловеку в оскаленную пасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Карусель на мгновение задумалась и откликнулась исполнением песни:
Зачем я здесь, не там?
Зачем уйти не волен?
О тихий Амстердам…
Петруха уже неделю как вернулся из своей первой самостоятельной командировки в какой-то завалящий мирок, где успешно закупил для отряда партию бракованных мобильных телефонов с западающими клавишами. Заодно он нахватался молодежного сленга, от которого всех его коллег уже тошнило.
Кстати говоря, Филиппова в состав командированной на симпозиум группы Владимиров включил именно после того, как на очередном подведении итогов предложил подчиненным заняться делом и прекратить колбаситься. Под издевательский хохот присутствующих Дмитрий Евгеньевич покраснел второй раз в жизни и тут же приказал Баранову доукомплектовать возглавляемую им делегацию Петрухой – за успешное выполнение задания. Его категоричный приказ сопровождался восторженным и одобрительным ревом дружинников. Баранов, полгода трепетно мечтавший о загранпоездке, затрясся от понятного возмущения, но возражать не рискнул. Так Филиппов и попал в Амстердам, городок, надо признать, местами и впрямь голимый.
Нельзя сказать, чтобы Баранов пустил дело на самотек. Скорее напротив. Своими ежедневными инструктажами перед командировкой он довел Петруху до полного отупения. Заметим, что в стажере он нашел исключительно благодарного слушателя, во всяком случае в отличие от Батыра, который на обязательных беседах при первых же звуках голоса заммордуха впадал в неглубокую, но явную кому.
Не отличился особым прилежанием и Нестеров, являвшийся в кабинет Баранова с плеером на груди. После обычного вступительного слова заместителя по высокому моральному духу о глубине предстоящей ответственности штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров врубал плеер на всю катушку, напяливал наушники и два часа кряду прослушивал личную фонотеку, начиная с неизменного авиахита «Если б ты знала (два раза), как тоскуют руки по штурвалу». Один раз обозленный Баранов даже задержал Нестерова в кабинете и, багровый от гнева, сделал ему внушение.
Однако Нестеров в ответ цыкнул зубом, весело сделал двумя пальцами заммордуху козу и со словами «От винта!» небрежно отодвинул Баранова рукой в сторону. А последнее совещание перед убытием так и просто проигнорировал. Баранов побежал было к Владимирову, но потом здраво рассудил, что его авторитет под угрозой, и спустил все на тормозах.
Петруха единственный радовал его своим завидным прилежанием. Восторженный стажер смотрел заммордуху буквально в рот, записывал каждое его слово, засыпал градом вопросом на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо?» – в контексте предстоящего забугорья и вообще, как уже говорилось, исправно тупел прямо на глазах, что, как известно, в конечном счете и является целью всякого успешного инструктажа. Как ни крути, но тут Баранов мог быть спокоен: Петруха ответственностью явно проникся.
А ответственность была немалой. Раз в четыре года в одной из столиц «Земли-711» проходила плановая межреальностная конференция со всеми неизменными атрибутами подобных мероприятий: обменом опытом, сувенирами и докладами, банкетом, а также довольно внушительными командировочными. Валюта на представительские расходы тоже приятно грела карман руководителя делегации. А коль скоро в составлении сметы о расходах Баранов мог дать фору даже Хохелу, то он был вправе рассчитывать на сэкономленные средства прикупить видеотройку и пару кассетных магнитофонов.
Мудрствовать с местом прибытия устроители конференции в этом году не стали. Карусель лихо тормознула на окраине столичного аэропорта – заасфальтированной ВИП-площадке, отделенной от взлетно-посадочных полос высоким забором, густыми тополями и троллями-встречающими с тюльпанами в руках у калитки. Над калиткой висел голубенький транспарант с розовыми буквами приветствия: «Добро пожаловать в город-сад!», а сама площадка пестрела транспортом уже прибывших делегатов.
В дальнем ее углу меланхолично обрывал молодые побеги тополя привязанный к бетонной стойке изумительный красный дракон хитайских коллег, дальняя родня Лукоморского Горыныча. Дракон глянул на карусель с уважением, а на ее седоков надменно, с явным пренебрежением.
Кроме огнедышащего ящера на парковке присутствовали пяток развешенных для просушки восточных ковров-самолетов различных реальностей и расцветок; пара десятков импортных метел; табунок разномастных гривастых лошадей; тростниковый плот «Кон-Тики»; какой-то обшарпанный клипер, поставленный на колеса; несколько американских «фордов» первого выпуска; выводок «упорожцев»; два единорога у кучки навоза; две самоходные голландские печи в изразцах на фривольную тему; самоходный же камин; несколько пар нечищеных греческих сандалий с крылышками, а также болотные сапоги-скороходы. Было и еще много другого магического шмотья и зверья с единственным предназначением – доставить хозяина в иную реальность.
Отдельно от этой барахолки стоял старый чернокожий кентавр, чьи ноги были спутаны, подковы сбиты, а вспотевшие бока исполосованы плетью. Очевидно, в некоторых реальностях местные отряды пересечения времени и пространства еще не отказались от рабовладения, вовсю используя прилюдье в качестве личного транспорта.
Кентавр явно страдал от жары и цепи в носу.
– Невольник чести, – с состраданием заметил Петруха, роясь в вещмешке и торопливо протягивая кентавру горбушку хлеба, густо посыпанную крупной солью. Кентавр злобно лязгнул зубами, едва не отхватив Петрухе полруки.
– Идиот, – злобно прошипел Баранов, испуганно озираясь по сторонам. – Я чему тебя учил, сопляк?
– Высоко нести звание подданного короны Звездной Руси, – твердо отчеканил Петруха, лучась невинным синеоким взором. – Блюсти кодекс Демократической империи, не щадя жизни защищать униженных и оскорбленных, а особливо угнетенные народы, занесенные в Красную книгу. И слушаться старших.
Батыр, плотнее запахнувшись в стеганый ватный халат, отвернувшись, протяжно зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Нестеров, сняв наушники, слушал Петруху с неподдельным интересом, а Баранов слегка растерялся.
– Молодец, – пришел наконец он в себя. – Но учти, что некоторые рабы вполне довольны своей участью. Есть такие, что за хозяина готовы папу с мамой продать. Тем более что тут у нас не народ, а чей-то транспорт.
– Как вы можете! – искренне возмутился Петруха. – Кентавры, по-нашенски китоврасы, испокон века были древнейшей цивилизацией с великой культурой и историей. Мне Илья рассказывал, как они с Гераклом у кентавров гостили.
Батыр цокнул языком, Нестеров ехидно улыбнулся, а Баранов и чернокожий кентавр распахнули рты, чем тут же не преминул воспользоваться Петруха, засунув свой немудреный бутерброд стреноженному полуконю-получеловеку в оскаленную пасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89