Вы не знаете, от чего?
– Попала в аварию – вот все, что мне удалось узнать. Грустная история.
– Да.
Эсталер, согнувшись в три погибели в проходе между могилами, рылся в земле.
– Гравий, комиссар. Наши камешки отсюда.
– Конечно, бригадир. Но все-таки возьмите образцы.
Адамберг направил фонарик на свои часы:
– Скоро полшестого. Через полчаса разбудим родственников. Нам необходимо получить разрешение.
– На что? – спросил сторож, почувствовав себя увереннее в обществе полицейских.
– На то, чтобы снять плиту.
– Черт, вы сколько раз собираетесь ее двигать?
– Если мы не сдвинем плиту, как мы узнаем, почему они это сделали?
– Логично, – пробормотал Вуазне.
– Так они ж не рыли, – возразил сторож. – Я ж вам сказал, черт побери. Там ничего нет, даже самой крохотной ямки. Мало того, сверху остались засохшие стебли роз, как лежали, так и лежат. Это ведь доказывает, что они ничего не тронули, разве нет?
– Может, и так, но надо проверить.
– Не верите мне?
– Из-за этого через два дня погибли два парня. Их зарезали. Слишком дорого они расплатились за то, чтобы всего-навсего сдвинуть могильную плиту. Просто чтоб наговнять.
Сторож в задумчивости почесал живот.
– Следовательно, они сделали что-то еще, – продолжил Адамберг.
– А что еще, не понимаю.
– Вот мы и посмотрим.
– Ну-ну.
– И для этого надо снять плиту.
– Ну-ну.
Вейренк вытянул Ретанкур из плотной группки.
– Почему комиссар носит две пары часов? – спросил он. – Он, что ли, на Америку настроен?
– Он скорее расстроен. По-моему, у него уже были свои часы, а подруга подарила ему еще одни. Он и их надел. И теперь ничего не поделаешь, приходится носить и те и другие.
– Ему трудно выбрать?
– Нет, думаю, все гораздо проще. Что есть, то и носит.
– Понятно.
– Ты скоро сам во всем разберешься.
– И еще я не понял, как он догадался про кладбище. Он же спал.
– Ретанкур, – позвал Адамберг. – Мужчины пойдут передохнуть. Я вернусь с подкреплением, как только сдам Тома матери. Вы можете тут пока побыть? Займетесь разрешением?
– Я останусь с ней, – предложил Новичок.
– Правда, Вейренк? – спросил он, напрягшись. – Вы еще держитесь на ногах?
– А вы нет?
Лейтенант быстро опустил веки, и Адамберг почувствовал угрызения совести. Горные козлики ударили друг друга рогами, и Вейренк запустил пальцы в свою странную шевелюру. Рыжие прожилки отчетливо виднелись даже в темноте.
– У нас много работы, Вейренк, грязной работы, – продолжил Адамберг, смягчаясь. – Мы ждали тридцать четыре года, подождем еще несколько дней. Предлагаю перемирие.
Вейренк, казалось, засомневался, потом молча кивнул.
– Вот и отлично, – сказал Адамберг, удаляясь. – Я вернусь через час.
– О чем это вы? – спросила Ретанкур, следуя за комиссаром.
– О войне, – сухо ответил Адамберг. – О войне двух долин. Ты лучше не вмешивайся.
Ретанкур обиженно остановилась, подбросив ногой несколько камешков.
– И серьезная война? – спросила она.
– Скорее да, чем нет.
– Что он сделал?
– Главное – что он сделает? Он ведь тебе нравится, да, Виолетта? Не суйся меж двух огней. Потому что рано или поздно придется выбрать. Между ним и мной.
XV
В десять утра плиту наконец сняли, обнаружив под ней ровную утрамбованную землю. Сторож не соврал: почва казалась нетронутой, тут и там валялись ошметки почерневших роз. Полицейские, усталые и расстроенные, крутились вокруг, не зная толком, что предпринять. «Какое решение принял бы старик Анжельбер, увидев кучку сбитых с толку мужчин?» – спросил себя Адамберг.
– Сделайте все-таки снимки, – сказал он веснушчатому фотографу, милому способному парню, чье имя он, как всегда, запамятовал.
– Бартено, – шепнул ему Данглар, считавший, что исправление светских просчетов комиссара тоже входит в его обязанности.
– Бартено, сделайте несколько снимков. Детали крупным планом.
– Я вас предупреждал, – проворчал сторож, насупившись. – Они тут ничего не делали. Даже крохотной ямки нет.
– Что-то тут есть все равно, – не сдавался Адамберг.
Комиссар сел по-турецки на сдвинутую плиту и подпер руками подбородок. Ретанкур отошла в сторону и, прислонившись к соседнему надгробному памятнику, закрыла глаза.
– Она сейчас вздремнет, – объяснил Новичку Адамберг. – Она одна у нас умеет спать стоя. Как-то раз она объяснила, как это делается, и мы попробовали. У Меркаде почти получилось. Правда, заснув, он упал.
– Еще бы, – сказал Вейренк. – А она что, не падает?
– В том-то и дело, что нет. Пойдите посмотрите, она правда спит. Можете говорить в полный голос. Ее ничто не разбудит, ибо она так решила.
– Все дело в преобразовании энергии, – разъяснил Данглар. – Она ею вертит как хочет.
– Нам от этого не легче, – заметил Адамберг.
– Может быть, они просто на нее пописали, – предположил Жюстен, севший рядом с комиссаром.
– На Ретанкур?
– На могилу, черт побери.
– Слишком муторно и дорого, чтобы просто пописать.
– Да, прошу прощенья. Я так просто сказал, чтобы развеяться.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Вуазне.
– Жюстен, – поправил Жюстен.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Жюстен.
– Впрочем, развеяться мне все равно не удалось.
– Развеяться можно только двумя способами. Поржать или заняться любовью. А мы сейчас не делаем ни того, ни другого.
– Я заметил.
– А если поспать? – спросил Вейренк. – Не развеешься?
– Нет, лейтенант, просто отдохнешь. Это разные вещи.
В наступившем молчании сторож спросил, может ли он уже идти. Да, может.
– Пока подъемное устройство здесь, надо положить плиту на место, – предложил Данглар.
– Не сейчас, – сказал Адамберг, все так же подпирая руками подбородок. – Посмотрим еще. Если ничего не найдем, вечером Наркотдел заберет у нас дело.
– Не будем же мы тут сидеть день и ночь только лишь в пику Наркотделу.
– Его мама сказала, что он не притрагивался к наркотикам.
– Ну, мама… – Жюстен пожал плечами.
– Вы что-то слишком развеялись, лейтенант. Мамам следует доверять.
Вейренк слонялся чуть поодаль, бросая время от времени заинтригованные взгляды на Ретанкур, которая и впрямь крепко спала. Иногда он что-то бормотал себе под нос.
– Данглар, попытайтесь разобрать, что там лопочет Новичок.
Майор с отсутствующим видом прошелся по дорожкам и, вернувшись, сел рядом с комиссаром.
– Вы уверены, что вам это интересно?
– Я уверен, что это поможет нам развеяться.
– Он бормочет приличествующие случаю стихи. Что-то о земле.
– Что именно? – обескураженно спросил Адамберг.
– «Напрасно жду ответ, к тебе, земля, взывая:
Невыносима ночь – конца ей нет и края.
Не знаю, это ты таишься или это
Я сам не слышу стон печального ответа?»
И так далее, я всего не запомнил. Автор мне неизвестен.
– Еще бы. Это его собственное. Он стихи печет как нечего делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Попала в аварию – вот все, что мне удалось узнать. Грустная история.
– Да.
Эсталер, согнувшись в три погибели в проходе между могилами, рылся в земле.
– Гравий, комиссар. Наши камешки отсюда.
– Конечно, бригадир. Но все-таки возьмите образцы.
Адамберг направил фонарик на свои часы:
– Скоро полшестого. Через полчаса разбудим родственников. Нам необходимо получить разрешение.
– На что? – спросил сторож, почувствовав себя увереннее в обществе полицейских.
– На то, чтобы снять плиту.
– Черт, вы сколько раз собираетесь ее двигать?
– Если мы не сдвинем плиту, как мы узнаем, почему они это сделали?
– Логично, – пробормотал Вуазне.
– Так они ж не рыли, – возразил сторож. – Я ж вам сказал, черт побери. Там ничего нет, даже самой крохотной ямки. Мало того, сверху остались засохшие стебли роз, как лежали, так и лежат. Это ведь доказывает, что они ничего не тронули, разве нет?
– Может, и так, но надо проверить.
– Не верите мне?
– Из-за этого через два дня погибли два парня. Их зарезали. Слишком дорого они расплатились за то, чтобы всего-навсего сдвинуть могильную плиту. Просто чтоб наговнять.
Сторож в задумчивости почесал живот.
– Следовательно, они сделали что-то еще, – продолжил Адамберг.
– А что еще, не понимаю.
– Вот мы и посмотрим.
– Ну-ну.
– И для этого надо снять плиту.
– Ну-ну.
Вейренк вытянул Ретанкур из плотной группки.
– Почему комиссар носит две пары часов? – спросил он. – Он, что ли, на Америку настроен?
– Он скорее расстроен. По-моему, у него уже были свои часы, а подруга подарила ему еще одни. Он и их надел. И теперь ничего не поделаешь, приходится носить и те и другие.
– Ему трудно выбрать?
– Нет, думаю, все гораздо проще. Что есть, то и носит.
– Понятно.
– Ты скоро сам во всем разберешься.
– И еще я не понял, как он догадался про кладбище. Он же спал.
– Ретанкур, – позвал Адамберг. – Мужчины пойдут передохнуть. Я вернусь с подкреплением, как только сдам Тома матери. Вы можете тут пока побыть? Займетесь разрешением?
– Я останусь с ней, – предложил Новичок.
– Правда, Вейренк? – спросил он, напрягшись. – Вы еще держитесь на ногах?
– А вы нет?
Лейтенант быстро опустил веки, и Адамберг почувствовал угрызения совести. Горные козлики ударили друг друга рогами, и Вейренк запустил пальцы в свою странную шевелюру. Рыжие прожилки отчетливо виднелись даже в темноте.
– У нас много работы, Вейренк, грязной работы, – продолжил Адамберг, смягчаясь. – Мы ждали тридцать четыре года, подождем еще несколько дней. Предлагаю перемирие.
Вейренк, казалось, засомневался, потом молча кивнул.
– Вот и отлично, – сказал Адамберг, удаляясь. – Я вернусь через час.
– О чем это вы? – спросила Ретанкур, следуя за комиссаром.
– О войне, – сухо ответил Адамберг. – О войне двух долин. Ты лучше не вмешивайся.
Ретанкур обиженно остановилась, подбросив ногой несколько камешков.
– И серьезная война? – спросила она.
– Скорее да, чем нет.
– Что он сделал?
– Главное – что он сделает? Он ведь тебе нравится, да, Виолетта? Не суйся меж двух огней. Потому что рано или поздно придется выбрать. Между ним и мной.
XV
В десять утра плиту наконец сняли, обнаружив под ней ровную утрамбованную землю. Сторож не соврал: почва казалась нетронутой, тут и там валялись ошметки почерневших роз. Полицейские, усталые и расстроенные, крутились вокруг, не зная толком, что предпринять. «Какое решение принял бы старик Анжельбер, увидев кучку сбитых с толку мужчин?» – спросил себя Адамберг.
– Сделайте все-таки снимки, – сказал он веснушчатому фотографу, милому способному парню, чье имя он, как всегда, запамятовал.
– Бартено, – шепнул ему Данглар, считавший, что исправление светских просчетов комиссара тоже входит в его обязанности.
– Бартено, сделайте несколько снимков. Детали крупным планом.
– Я вас предупреждал, – проворчал сторож, насупившись. – Они тут ничего не делали. Даже крохотной ямки нет.
– Что-то тут есть все равно, – не сдавался Адамберг.
Комиссар сел по-турецки на сдвинутую плиту и подпер руками подбородок. Ретанкур отошла в сторону и, прислонившись к соседнему надгробному памятнику, закрыла глаза.
– Она сейчас вздремнет, – объяснил Новичку Адамберг. – Она одна у нас умеет спать стоя. Как-то раз она объяснила, как это делается, и мы попробовали. У Меркаде почти получилось. Правда, заснув, он упал.
– Еще бы, – сказал Вейренк. – А она что, не падает?
– В том-то и дело, что нет. Пойдите посмотрите, она правда спит. Можете говорить в полный голос. Ее ничто не разбудит, ибо она так решила.
– Все дело в преобразовании энергии, – разъяснил Данглар. – Она ею вертит как хочет.
– Нам от этого не легче, – заметил Адамберг.
– Может быть, они просто на нее пописали, – предположил Жюстен, севший рядом с комиссаром.
– На Ретанкур?
– На могилу, черт побери.
– Слишком муторно и дорого, чтобы просто пописать.
– Да, прошу прощенья. Я так просто сказал, чтобы развеяться.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Вуазне.
– Жюстен, – поправил Жюстен.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Жюстен.
– Впрочем, развеяться мне все равно не удалось.
– Развеяться можно только двумя способами. Поржать или заняться любовью. А мы сейчас не делаем ни того, ни другого.
– Я заметил.
– А если поспать? – спросил Вейренк. – Не развеешься?
– Нет, лейтенант, просто отдохнешь. Это разные вещи.
В наступившем молчании сторож спросил, может ли он уже идти. Да, может.
– Пока подъемное устройство здесь, надо положить плиту на место, – предложил Данглар.
– Не сейчас, – сказал Адамберг, все так же подпирая руками подбородок. – Посмотрим еще. Если ничего не найдем, вечером Наркотдел заберет у нас дело.
– Не будем же мы тут сидеть день и ночь только лишь в пику Наркотделу.
– Его мама сказала, что он не притрагивался к наркотикам.
– Ну, мама… – Жюстен пожал плечами.
– Вы что-то слишком развеялись, лейтенант. Мамам следует доверять.
Вейренк слонялся чуть поодаль, бросая время от времени заинтригованные взгляды на Ретанкур, которая и впрямь крепко спала. Иногда он что-то бормотал себе под нос.
– Данглар, попытайтесь разобрать, что там лопочет Новичок.
Майор с отсутствующим видом прошелся по дорожкам и, вернувшись, сел рядом с комиссаром.
– Вы уверены, что вам это интересно?
– Я уверен, что это поможет нам развеяться.
– Он бормочет приличествующие случаю стихи. Что-то о земле.
– Что именно? – обескураженно спросил Адамберг.
– «Напрасно жду ответ, к тебе, земля, взывая:
Невыносима ночь – конца ей нет и края.
Не знаю, это ты таишься или это
Я сам не слышу стон печального ответа?»
И так далее, я всего не запомнил. Автор мне неизвестен.
– Еще бы. Это его собственное. Он стихи печет как нечего делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83