А избыточный контроль, проверка для очистки совести – безусловные пережитки школьной дисциплины, ведущие к неврозу перфекционизма.
– Да, – сказал Адамберг, подумав, что Ариана вполне бы могла написать книгу о компенсаторной кладке в пиренейской архитектуре.
– Эта жажда совершенства – всего лишь защита от угрозы окружающего мира. И она, как правило, – привилегия женщин.
– Угроза?
– Жажда совершенства, проверка мира. Такие симптомы наблюдаются лишь у незначительного числа мужчин. Вот я, например, проверила сейчас, хорошо ли закрыта машина. А ты – нет. А также, что ключи в сумке. А твои где, ты в курсе?
– Полагаю, что на месте, висят на гвоздике в кухне.
– Ты полагаешь?
– Да.
– Но не уверен.
– Иди ты, Ариана, поклясться я не могу.
– По одному этому, даже не видя тебя, я могу заключить, с погрешностью 12 процентов, что мы европейцы, ты мужчина, а я женщина.
– Проще все-таки посмотреть.
– Не забывай, что убийцы Диалы и Пайки я не видела. Но это женщина, ростом 1,62 с вероятностью 96 процентов, исходя из результатов сопоставления наших трех параметров. Вывод сделан при допущении, что средняя высота каблуков – 3 сантиметра.
Ариана отложила ручку и выпила вина, глотнув воды до и после.
– Остаются следы от уколов на руке. – Адамберг взял ее роскошную ручку, но ограничился отвинчиванием и завинчиванием колпачка.
– Уколы сделаны для отвода глаз. Преступница, возможно, пыталась представить их наркоманами и направить следствие по ложному пути.
– Шито белыми нитками, тем более что укол всего один.
– Ну, Мортье-то поверил.
– Если уж на то пошло, она могла всадить им героин.
– А может, у нее его не было? Отдай мне ручку, ты ее сломаешь, а она мне дорога.
– Как память о бывшем муже?
– Именно.
Адамберг перекатил ручку по столу, и она застыла в трех сантиметрах от края. Ариана убрала ее в сумку, к ключам.
– Кофе будешь?
– Да. Попроси еще мятной настойки и молока.
– Ну разумеется. – Адамберг поднял руку, подзывая официанта.
– Все остальное – мелочи, – продолжала Ариана. – Думаю, убийца – дама в возрасте. Молодая женщина не рискнула бы остаться ночью наедине с такими парнями, как Диала и Пайка, и к тому же на пустынном кладбище.
– Действительно. – Адамберг тут же вспомнил о своем намерении переспать с Арианой, не отходя от кассы.
– И наконец, я считаю, как и ты, что, скорее всего, она не чужда медицине. На это указывают не только выбор скальпеля в качестве орудия убийства и умение вонзить его прямо в сонную артерию, но и использование шприца, твердой рукой вколотого в вену. Она расписалась трижды.
Официант принес кофе, и Ариана занялась приготовлением смеси.
– Ты не закончила.
– Нет. Я припасла тебе небольшую загадку.
Ариана задумалась, барабаня пальцами по скатерти.
– Не люблю говорить, когда я не уверена.
– А я как раз это предпочитаю.
– Возможно, у меня есть доказательство ее безумия и, более того, – объяснение природы этого психоза. Во всяком случае, она достаточно безумна, чтобы разделять миры.
– От этого остаются следы?
– Убийца поставила ногу на грудь Пайки, чтобы нанести последние надрезы. Она натирает подошвы воском.
Адамберг посмотрел на Ариану бессмысленным взглядом.
– Она натирает подошвы воском, – повысила голос его собеседница, как будто надеялась вывести комиссара из спячки. – На футболке Пайки остались следы воска.
– Я слышал. Я пытаюсь понять, при чем тут ее миры.
– Я дважды с таким сталкивалась – в Бристоле и Берне: мужчины натирали подошвы своих ботинок несколько раз в день, чтобы прервать контакт между собой и грязью земли и мира, пытаясь на свой лад обособиться, защититься.
– Расщепиться?
– Я не зацикливаюсь на раздвоении личности. Но ты прав, мой клиент из Бристоля недалеко ушел от «двойняшек». Самоизоляция, создание непроницаемой прослойки между телом и землей, напоминает их внутренние перегородки, особенно если речь идет о земле, на которой совершено преступление, или о земле мертвецов, то есть о кладбище. Но это еще не доказывает, что наша убийца каждый день натирает себе подошвы воском.
– Только ее Омега, если она двойняшка.
– Ошибаешься. Альфа стремится отгородиться от почвы своих преступлений, тогда как Омега совершает их.
– Отгораживается воском. – Адамберг скорчил недоверчивую гримасу.
– Воск воспринимается как непроницаемый материал, защитная пленка.
– Какого он цвета?
– Синего. Лишнее доказательство того, что преступница – женщина. Туфли из синей кожи обычно выбираются к деловому, строгому костюму того же оттенка, который носят представительницы целого ряда профессий вроде секретарш и чиновниц. Авиация, преподавательский состав религиозных школ, больницы… далее по списку.
Адамберг мрачнел на глазах, не выдержав груза информации, свалившегося на его плечи. Ариане казалось, что его лицо меняется: растет горбинка на носу, впадают щеки, заостряются черты. Ничего она не увидела и не поняла двадцать три года назад. Не разглядела этого человека, не поняла, как он красив, не догадалась задержать его в своих объятиях тогда, в гаврском порту. Но Гавр остался далеко позади, да и вообще поезд ушел.
– Чем ты недоволен? – спросила она, сменив профессиональный тон на обычный. – Как насчет десерта?
– Почему бы и нет, – ответил он. – Выбери за меня.
Адамберг съел кусок пирога, так и не разобравшись, с яблоками он или со сливами, и не выяснив, переспит ли он сегодня с Арианой и куда он мог деть ключи от машины, вернувшись из Нормандии.
– Не думаю, что они висят на кухне, – выдал он, выплевывая косточку.
Значит, со сливами.
– Это ключи на тебя так подействовали?
– Нет, Ариана. Тень. Помнишь старую медсестру и ее тридцать три жертвы?
– Нашу двойняшку?
– Да. Знаешь, где она?
– Естественно, я несколько раз к ней ездила. Она отбывает наказание в тюрьме Фрейбурга. Ведет себя тише воды ниже травы и существует в режиме Альфы.
– Нет, Омеги. Она прикончила охранника.
– Черт. Когда?
– Десять месяцев назад. Свихнулась и сбежала.
Ариана наполнила до половины свой бокал и выпила вино, на сей раз не перемежая водой.
– Ну-ка скажи мне. Ты сам ее разоблачил? Ты один?
– Да.
– Если бы не ты, она бы по-прежнему была на свободе?
– Да.
– Она в курсе? Она это поняла?
– Думаю, да.
– Как ты ее засек?
– По запаху. Она мазала себе виски и затылок релаксолом, это бальзам из камфары и апельсинового экстракта.
– Тогда берегись, Жан-Батист. Потому что ты для нее – человек, пробивший брешь в стене, о которой Альфа ни за что на свете не должна была узнать. Ты – тот, кто знает и поэтому должен исчезнуть.
– Почему? – спросил Адамберг, отпив глоток вина из бокала Арианы.
– Чтобы она где-нибудь в другом месте и в другой жизни снова стала безмятежной Альфой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Да, – сказал Адамберг, подумав, что Ариана вполне бы могла написать книгу о компенсаторной кладке в пиренейской архитектуре.
– Эта жажда совершенства – всего лишь защита от угрозы окружающего мира. И она, как правило, – привилегия женщин.
– Угроза?
– Жажда совершенства, проверка мира. Такие симптомы наблюдаются лишь у незначительного числа мужчин. Вот я, например, проверила сейчас, хорошо ли закрыта машина. А ты – нет. А также, что ключи в сумке. А твои где, ты в курсе?
– Полагаю, что на месте, висят на гвоздике в кухне.
– Ты полагаешь?
– Да.
– Но не уверен.
– Иди ты, Ариана, поклясться я не могу.
– По одному этому, даже не видя тебя, я могу заключить, с погрешностью 12 процентов, что мы европейцы, ты мужчина, а я женщина.
– Проще все-таки посмотреть.
– Не забывай, что убийцы Диалы и Пайки я не видела. Но это женщина, ростом 1,62 с вероятностью 96 процентов, исходя из результатов сопоставления наших трех параметров. Вывод сделан при допущении, что средняя высота каблуков – 3 сантиметра.
Ариана отложила ручку и выпила вина, глотнув воды до и после.
– Остаются следы от уколов на руке. – Адамберг взял ее роскошную ручку, но ограничился отвинчиванием и завинчиванием колпачка.
– Уколы сделаны для отвода глаз. Преступница, возможно, пыталась представить их наркоманами и направить следствие по ложному пути.
– Шито белыми нитками, тем более что укол всего один.
– Ну, Мортье-то поверил.
– Если уж на то пошло, она могла всадить им героин.
– А может, у нее его не было? Отдай мне ручку, ты ее сломаешь, а она мне дорога.
– Как память о бывшем муже?
– Именно.
Адамберг перекатил ручку по столу, и она застыла в трех сантиметрах от края. Ариана убрала ее в сумку, к ключам.
– Кофе будешь?
– Да. Попроси еще мятной настойки и молока.
– Ну разумеется. – Адамберг поднял руку, подзывая официанта.
– Все остальное – мелочи, – продолжала Ариана. – Думаю, убийца – дама в возрасте. Молодая женщина не рискнула бы остаться ночью наедине с такими парнями, как Диала и Пайка, и к тому же на пустынном кладбище.
– Действительно. – Адамберг тут же вспомнил о своем намерении переспать с Арианой, не отходя от кассы.
– И наконец, я считаю, как и ты, что, скорее всего, она не чужда медицине. На это указывают не только выбор скальпеля в качестве орудия убийства и умение вонзить его прямо в сонную артерию, но и использование шприца, твердой рукой вколотого в вену. Она расписалась трижды.
Официант принес кофе, и Ариана занялась приготовлением смеси.
– Ты не закончила.
– Нет. Я припасла тебе небольшую загадку.
Ариана задумалась, барабаня пальцами по скатерти.
– Не люблю говорить, когда я не уверена.
– А я как раз это предпочитаю.
– Возможно, у меня есть доказательство ее безумия и, более того, – объяснение природы этого психоза. Во всяком случае, она достаточно безумна, чтобы разделять миры.
– От этого остаются следы?
– Убийца поставила ногу на грудь Пайки, чтобы нанести последние надрезы. Она натирает подошвы воском.
Адамберг посмотрел на Ариану бессмысленным взглядом.
– Она натирает подошвы воском, – повысила голос его собеседница, как будто надеялась вывести комиссара из спячки. – На футболке Пайки остались следы воска.
– Я слышал. Я пытаюсь понять, при чем тут ее миры.
– Я дважды с таким сталкивалась – в Бристоле и Берне: мужчины натирали подошвы своих ботинок несколько раз в день, чтобы прервать контакт между собой и грязью земли и мира, пытаясь на свой лад обособиться, защититься.
– Расщепиться?
– Я не зацикливаюсь на раздвоении личности. Но ты прав, мой клиент из Бристоля недалеко ушел от «двойняшек». Самоизоляция, создание непроницаемой прослойки между телом и землей, напоминает их внутренние перегородки, особенно если речь идет о земле, на которой совершено преступление, или о земле мертвецов, то есть о кладбище. Но это еще не доказывает, что наша убийца каждый день натирает себе подошвы воском.
– Только ее Омега, если она двойняшка.
– Ошибаешься. Альфа стремится отгородиться от почвы своих преступлений, тогда как Омега совершает их.
– Отгораживается воском. – Адамберг скорчил недоверчивую гримасу.
– Воск воспринимается как непроницаемый материал, защитная пленка.
– Какого он цвета?
– Синего. Лишнее доказательство того, что преступница – женщина. Туфли из синей кожи обычно выбираются к деловому, строгому костюму того же оттенка, который носят представительницы целого ряда профессий вроде секретарш и чиновниц. Авиация, преподавательский состав религиозных школ, больницы… далее по списку.
Адамберг мрачнел на глазах, не выдержав груза информации, свалившегося на его плечи. Ариане казалось, что его лицо меняется: растет горбинка на носу, впадают щеки, заостряются черты. Ничего она не увидела и не поняла двадцать три года назад. Не разглядела этого человека, не поняла, как он красив, не догадалась задержать его в своих объятиях тогда, в гаврском порту. Но Гавр остался далеко позади, да и вообще поезд ушел.
– Чем ты недоволен? – спросила она, сменив профессиональный тон на обычный. – Как насчет десерта?
– Почему бы и нет, – ответил он. – Выбери за меня.
Адамберг съел кусок пирога, так и не разобравшись, с яблоками он или со сливами, и не выяснив, переспит ли он сегодня с Арианой и куда он мог деть ключи от машины, вернувшись из Нормандии.
– Не думаю, что они висят на кухне, – выдал он, выплевывая косточку.
Значит, со сливами.
– Это ключи на тебя так подействовали?
– Нет, Ариана. Тень. Помнишь старую медсестру и ее тридцать три жертвы?
– Нашу двойняшку?
– Да. Знаешь, где она?
– Естественно, я несколько раз к ней ездила. Она отбывает наказание в тюрьме Фрейбурга. Ведет себя тише воды ниже травы и существует в режиме Альфы.
– Нет, Омеги. Она прикончила охранника.
– Черт. Когда?
– Десять месяцев назад. Свихнулась и сбежала.
Ариана наполнила до половины свой бокал и выпила вино, на сей раз не перемежая водой.
– Ну-ка скажи мне. Ты сам ее разоблачил? Ты один?
– Да.
– Если бы не ты, она бы по-прежнему была на свободе?
– Да.
– Она в курсе? Она это поняла?
– Думаю, да.
– Как ты ее засек?
– По запаху. Она мазала себе виски и затылок релаксолом, это бальзам из камфары и апельсинового экстракта.
– Тогда берегись, Жан-Батист. Потому что ты для нее – человек, пробивший брешь в стене, о которой Альфа ни за что на свете не должна была узнать. Ты – тот, кто знает и поэтому должен исчезнуть.
– Почему? – спросил Адамберг, отпив глоток вина из бокала Арианы.
– Чтобы она где-нибудь в другом месте и в другой жизни снова стала безмятежной Альфой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83