Он тут же позвонил в клинику и выслушал обнадеживающий доклад Лавуазье.
– Она разговаривает?
– Она наконец заснула и проспит еще долго, – ответил врач. – Напоминаю вам, что у нее еще и черепно-мозговая травма.
– Ретанкур говорит во сне.
– Да, время от времени она что-то бормочет. Ничего интересного. Не заводитесь.
– Я совершенно спокоен, доктор. Мне просто надо знать, что именно она бормочет.
– Да все одно и то же. Известные стихи, вы их знаете.
Стихи?
Может, Ретанкур снится Вейренк? Или он и ее заразил своим стихоплетством? Он что, собрался всех женщин у него увести?
– Какие стихи? – недовольно спросил Адамберг.
– Корнеля, ну эти, которые все знают: «Ведь всех ее надежд свершеньем стать бы мог /Лишь горький ваш конец, истомы тяжкий вздох!»
Единственные два стиха, которые Адамберг тоже помнил наизусть.
– Это совершенно не в ее стиле, – заметил он. – Она правда это шепчет?
– Если б вы только знали, что несут люди под действием нейролептиков или под наркозом. У меня сущие розанчики так матерились, что уши вянут.
– Она матерится?
– Я вам сказал, что она читает Корнеля. Ничего удивительного. Как правило, в этом состоянии на поверхность выплывают воспоминания детства, в основном школьные. Она просто повторяет заученные когда-то строки, вот и все. Один министр за три месяца, что у меня тут в коме пролежал, продекламировал наизусть все учебники первого класса и таблицы вычитания, от корки до корки. Ни разу не сбился.
Слушая врача, Адамберг не сводил взгляда с весьма уродливой картины над кроватью, изображающей лесной пейзаж с косулей и ее детенышем под сенью густой листвы. «Самка с приплодом», – сказал бы Робер.
– Я сегодня вернусь в Париж, – сказал врач. – Она вполне может выдержать переезд, я возьму ее с собой в машину «скорой помощи». Если что, вечером мы будем в больнице Сен-Венсан-де-Поль.
– Зачем вы ее увозите?
– Я ее больше от себя не отпущу, комиссар. Этот случай войдет в анналы.
Адамберг повесил трубку, по-прежнему не спуская глаз с картины. Вот он, спутанный клубок из живой силы дев и креста в вечном древе. Словно во власти гипноза, он долго еще смотрел на косулю с потомством, уловив наконец ускользавший от него до сих пор элемент головоломки. В свином пятачке есть кость. В кошачьем пенисе есть кость. Если он не ошибается, как ни парадоксально это звучит, в сердце оленя тоже есть кость. Кость в форме креста, которая приведет его прямиком к третьей девственнице.
LIII
Полицейские работали в ангаре с десяти часов утра вместе с двумя техниками и фотографом из уголовного розыска Дурдана. Ламар и Вуазне занялись подходами к свалке в поисках следов шин. Мордан и Данглар разделили ангар пополам. Жюстен занялся чуланом, в котором заперли Ретанкур. Адамберг присоединился к ним в тот момент, когда они приступили к обеду под приблизительным апрельским солнцем, вынув загодя приготовленные Фруасси сандвичи, фрукты, банки с пивом и термосы. В ангаре стульев не нашлось, и вся команда расселась на шинах, образовав в чистом поле нечто вроде импровизированного светского салона круглой формы. Что касается кота, то поняв, что ему не светит поехать на неотложке вместе с Ретанкур, он свернулся калачиком у ног Данглара.
– Машина въехала на поле с этой стороны, – объяснял Вуазне с полным ртом, водя пальцем по карте. – Припарковалась у боковых ворот, в конце ангара, сдав назад, чтобы багажник открывался в нужную сторону. Тут везде все заросло, ни клочка голой земли, так что следов нет. Но судя по тому, как примята трава, это был пикап объемом, скорее всего, девять кубометров. Не думаю, что у нашей старухи есть такой автомобиль. Она наверняка взяла его напрокат. Возможно, нам удастся выйти на нее через соответствующие агентства. Пожилая дама, берущая напрокат пикап, – не частое •явление.
Адамберг сел, скрестив ноги, прямо в теплую траву, и Фруасси поставила рядом с ним тарелку с обильным угощением.
– Весьма организованная перевозка тела, – продолжал Мордан. Сидя на шине, он очень напоминал аиста на гнезде. – Медсестра захватила с собой тачку либо тоже взяла ее напрокат. Судя по следам, из пикапа спускались наклонные мостки. Так что ей оставалось только скатить тело прямо в тачку. Потом она отвезла его в чулан.
– Вы обнаружили следы колес?
– Да, они идут по всему холлу. Там она обезвредила собак, кинув им мяса, начиненного новаксоном. Потом следы заворачивают и тянутся вдоль коридора. Они частично закрыты обратными следами.
– А следы обуви?
– Вот это вам должно понравиться, – сказал Ламар с улыбкой ребенка, который спрятал подарок, чтобы продлить удовольствие. – Завернуть за угол коридора было непросто, и ей пришлось надавить на тачку, чтобы вписаться, – тут ее следы более заметны. Понимаете, как она шла?
– Да.
– А пол шершавый.
– Да.
– И тут остались следы.
– Синего воска, – сказал Адамберг.
– Его самого.
– Она отрывается от почвы своих злодеяний, – медленно проговорил комиссар, – но оставляет за собой шлейф. Нельзя быть тенью на все сто. Мы ее поймаем по синему следу.
– Четких отпечатков нет нигде, так что в размере обуви мы не можем быть уверены. Но скорее всего, следы оставлены грубыми женскими туфлями на плоском каблуке.
– Остается чулан, – сказал Жюстен. – Там она ввела Ретанкур новаксон и закрыла за собой дверь на крючок.
– В чулане ничего не нашли?
Жюстен внезапно замолчал.
– Нашли, – ответил он наконец. – Шприц.
– Что за шутки, лейтенант. Не бросила же она свой шприц?
– Бросила, представьте себе. На полу. Но отпечатки стерты, само собой.
– Теперь она оставляет свою подпись? – спросил Адамберг, вставая с ощущением, что медсестра впрямую бросает ему вызов.
– У нас тоже возникла такая мысль.
Комиссар сделал несколько шагов по полю, скрестив руки за спиной.
– Ну и хорошо, – сказал он. – Она перешла черту. Она считает себя непобедимой и открыто заявляет об этом.
– Это логично, – сказал Керноркян, – учитывая, что она собирается глотнуть бессмертия.
– Ей еще надо добраться до третьей девственницы, – сказал Адамберг.
Эсталер обошел полицейских, разливая кофе в протянутые ему пластиковые стаканчики. Непритязательность их бивуака и отсутствие молока не позволили ему провести кофейную церемонию по всем правилам.
– Она найдет ее раньше нас, – сказал Мордан.
– Не факт, – отозвался Адамберг.
Он вернулся и сел по-турецки в центре круга.
– «Живая сила дев» – это не просто волосы покойниц.
– Ну, Ромен же разгадал загадку, – сказал Мордан. – Эта психопатка на самом деле срезала прядки волос.
– Чтобы расчистить себе дорогу.
– К чему?
– К настоящим волосам смерти. К волосам, которые выросли после смерти.
– Ну конечно, – с досадой воскликнул Данглар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Она разговаривает?
– Она наконец заснула и проспит еще долго, – ответил врач. – Напоминаю вам, что у нее еще и черепно-мозговая травма.
– Ретанкур говорит во сне.
– Да, время от времени она что-то бормочет. Ничего интересного. Не заводитесь.
– Я совершенно спокоен, доктор. Мне просто надо знать, что именно она бормочет.
– Да все одно и то же. Известные стихи, вы их знаете.
Стихи?
Может, Ретанкур снится Вейренк? Или он и ее заразил своим стихоплетством? Он что, собрался всех женщин у него увести?
– Какие стихи? – недовольно спросил Адамберг.
– Корнеля, ну эти, которые все знают: «Ведь всех ее надежд свершеньем стать бы мог /Лишь горький ваш конец, истомы тяжкий вздох!»
Единственные два стиха, которые Адамберг тоже помнил наизусть.
– Это совершенно не в ее стиле, – заметил он. – Она правда это шепчет?
– Если б вы только знали, что несут люди под действием нейролептиков или под наркозом. У меня сущие розанчики так матерились, что уши вянут.
– Она матерится?
– Я вам сказал, что она читает Корнеля. Ничего удивительного. Как правило, в этом состоянии на поверхность выплывают воспоминания детства, в основном школьные. Она просто повторяет заученные когда-то строки, вот и все. Один министр за три месяца, что у меня тут в коме пролежал, продекламировал наизусть все учебники первого класса и таблицы вычитания, от корки до корки. Ни разу не сбился.
Слушая врача, Адамберг не сводил взгляда с весьма уродливой картины над кроватью, изображающей лесной пейзаж с косулей и ее детенышем под сенью густой листвы. «Самка с приплодом», – сказал бы Робер.
– Я сегодня вернусь в Париж, – сказал врач. – Она вполне может выдержать переезд, я возьму ее с собой в машину «скорой помощи». Если что, вечером мы будем в больнице Сен-Венсан-де-Поль.
– Зачем вы ее увозите?
– Я ее больше от себя не отпущу, комиссар. Этот случай войдет в анналы.
Адамберг повесил трубку, по-прежнему не спуская глаз с картины. Вот он, спутанный клубок из живой силы дев и креста в вечном древе. Словно во власти гипноза, он долго еще смотрел на косулю с потомством, уловив наконец ускользавший от него до сих пор элемент головоломки. В свином пятачке есть кость. В кошачьем пенисе есть кость. Если он не ошибается, как ни парадоксально это звучит, в сердце оленя тоже есть кость. Кость в форме креста, которая приведет его прямиком к третьей девственнице.
LIII
Полицейские работали в ангаре с десяти часов утра вместе с двумя техниками и фотографом из уголовного розыска Дурдана. Ламар и Вуазне занялись подходами к свалке в поисках следов шин. Мордан и Данглар разделили ангар пополам. Жюстен занялся чуланом, в котором заперли Ретанкур. Адамберг присоединился к ним в тот момент, когда они приступили к обеду под приблизительным апрельским солнцем, вынув загодя приготовленные Фруасси сандвичи, фрукты, банки с пивом и термосы. В ангаре стульев не нашлось, и вся команда расселась на шинах, образовав в чистом поле нечто вроде импровизированного светского салона круглой формы. Что касается кота, то поняв, что ему не светит поехать на неотложке вместе с Ретанкур, он свернулся калачиком у ног Данглара.
– Машина въехала на поле с этой стороны, – объяснял Вуазне с полным ртом, водя пальцем по карте. – Припарковалась у боковых ворот, в конце ангара, сдав назад, чтобы багажник открывался в нужную сторону. Тут везде все заросло, ни клочка голой земли, так что следов нет. Но судя по тому, как примята трава, это был пикап объемом, скорее всего, девять кубометров. Не думаю, что у нашей старухи есть такой автомобиль. Она наверняка взяла его напрокат. Возможно, нам удастся выйти на нее через соответствующие агентства. Пожилая дама, берущая напрокат пикап, – не частое •явление.
Адамберг сел, скрестив ноги, прямо в теплую траву, и Фруасси поставила рядом с ним тарелку с обильным угощением.
– Весьма организованная перевозка тела, – продолжал Мордан. Сидя на шине, он очень напоминал аиста на гнезде. – Медсестра захватила с собой тачку либо тоже взяла ее напрокат. Судя по следам, из пикапа спускались наклонные мостки. Так что ей оставалось только скатить тело прямо в тачку. Потом она отвезла его в чулан.
– Вы обнаружили следы колес?
– Да, они идут по всему холлу. Там она обезвредила собак, кинув им мяса, начиненного новаксоном. Потом следы заворачивают и тянутся вдоль коридора. Они частично закрыты обратными следами.
– А следы обуви?
– Вот это вам должно понравиться, – сказал Ламар с улыбкой ребенка, который спрятал подарок, чтобы продлить удовольствие. – Завернуть за угол коридора было непросто, и ей пришлось надавить на тачку, чтобы вписаться, – тут ее следы более заметны. Понимаете, как она шла?
– Да.
– А пол шершавый.
– Да.
– И тут остались следы.
– Синего воска, – сказал Адамберг.
– Его самого.
– Она отрывается от почвы своих злодеяний, – медленно проговорил комиссар, – но оставляет за собой шлейф. Нельзя быть тенью на все сто. Мы ее поймаем по синему следу.
– Четких отпечатков нет нигде, так что в размере обуви мы не можем быть уверены. Но скорее всего, следы оставлены грубыми женскими туфлями на плоском каблуке.
– Остается чулан, – сказал Жюстен. – Там она ввела Ретанкур новаксон и закрыла за собой дверь на крючок.
– В чулане ничего не нашли?
Жюстен внезапно замолчал.
– Нашли, – ответил он наконец. – Шприц.
– Что за шутки, лейтенант. Не бросила же она свой шприц?
– Бросила, представьте себе. На полу. Но отпечатки стерты, само собой.
– Теперь она оставляет свою подпись? – спросил Адамберг, вставая с ощущением, что медсестра впрямую бросает ему вызов.
– У нас тоже возникла такая мысль.
Комиссар сделал несколько шагов по полю, скрестив руки за спиной.
– Ну и хорошо, – сказал он. – Она перешла черту. Она считает себя непобедимой и открыто заявляет об этом.
– Это логично, – сказал Керноркян, – учитывая, что она собирается глотнуть бессмертия.
– Ей еще надо добраться до третьей девственницы, – сказал Адамберг.
Эсталер обошел полицейских, разливая кофе в протянутые ему пластиковые стаканчики. Непритязательность их бивуака и отсутствие молока не позволили ему провести кофейную церемонию по всем правилам.
– Она найдет ее раньше нас, – сказал Мордан.
– Не факт, – отозвался Адамберг.
Он вернулся и сел по-турецки в центре круга.
– «Живая сила дев» – это не просто волосы покойниц.
– Ну, Ромен же разгадал загадку, – сказал Мордан. – Эта психопатка на самом деле срезала прядки волос.
– Чтобы расчистить себе дорогу.
– К чему?
– К настоящим волосам смерти. К волосам, которые выросли после смерти.
– Ну конечно, – с досадой воскликнул Данглар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83