На следующий день оказалось, что пропала Ретанкур.
– Может, проспала, как и я?
– Она исчезла.
– Я понял, старик.
– Что-нибудь она тебе говорила в ту пятницу? Что-нибудь, что могло бы нам помочь? Она поделилась с тобой какой-то проблемой?
– Никакой. Не знаю, существует ли проблема, которая могла бы встревожить Ретанкур, и чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что ей надо было заняться моей прострацией и истомой, вместе взятыми. Нет, старик, мы говорили о работе. Ну, делали вид, что… В любом случае минут через сорок пять максимум я начинаю клевать носом.
– Она медсестру не упоминала? Ангела смерти?
– Да, она мне все рассказала, в том числе об осквернении могил. Она же часто приходит, знаешь. Золото, а не девочка. Она мне даже оставила фотографии, чтобы было чем заняться при случае.
Ромен вяло потянулся к груде барахла, загромождавшего кухонный стол, вытащил из нее пачку цветных снимков большого формата и подтолкнул ее к Адамбергу. Лица Пайки и Диалы, раны на горле, следы от укола на руках… Взглянув на фотографии трупов из Монружа и Оппортюн, Адамберг скривился и положил их в низ стопки.
– Качественная работа, как видишь. Ретанкур меня балует. Ну ты и вляпался, – добавил врач, похлопав по пачке фотографий.
– Догадываюсь, Ромен.
– Нет ничего сложнее, чем поймать методичных психопатов, пока ты не уловишь, что у них на уме. А поскольку у них ум психопатов, тебе мало не покажется.
– Ты так и сказал Ретанкур? Ты ее отговаривал?
– Я бы не рискнул ее отговаривать.
Комиссар заметил, как запорхали веки доктора, и тут же подлил ему кофе.
– Достань мне парочку капсул из желто-красной коробки.
Адамберг выдавил две капсулы ему на ладонь, и Ромен проглотил обе разом.
– Так, – сказал Ромен. – На чем мы остановились?
– На том, что ты сказал Ретанкур, когда видел ее в последний раз.
– То же, что и тебе. Убийца, которую ты ищешь, – настоящая психопатка, крайне опасная.
– Ты согласен с тем, что это женщина?
– Разумеется. Ариана – чемпионка в своем деле. Можешь ей верить с закрытыми глазами.
– Я знаю, что на уме у этой психопатки, Ромен. Она стремится к абсолютной власти, божественному могуществу и вечной жизни. Ретанкур тебе не говорила?
– Да, она мне прочла старинный рецепт. Это оно и есть, – Ромен снова похлопал по стопке снимков. – Живая сила дев, ты попал в точку.
– «Живая сила дев», – прошептал Адамберг. – Она не могла тебе об этом сказать, это единственное, чего мы не поняли.
– Ты не понял? – спросил Ромен, ошеломленно глядя на него, – казалось, он понемногу приходит в себя, по мере того как работа вновь захватывала его. – Так это ж ясно, как день в твоих горах.
– Оставь мои горы в покое, умоляю тебя. И расскажи мне о живой силе.
– Да что же это может быть, дурья башка? Живая сила – это то, что остается живым после смерти, то, что бросает вызов смерти и даже старости. Волосы, черт побери. Когда мы взрослеем и все процессы постепенно замирают, единственное, что продолжает расти, новенькое, как с иголочки, – это волосы.
– Если только они не выпадают.
– У женщин не выпадают, приди в себя. Волосы или ногти. В любом случае это одно и то же – кератин. Твоя «живая сила дев», или девственниц, – это их волосы. Потому что в могиле только они сопротивляются смерти. Это антисмерть, противосмерть, противоядие. Подумаешь, сложности. Ты меня слушаешь, Адамберг, или ты впал в прострацию?
– Я тебя слушаю, – сказал пораженный Адамберг. – Здорово, Ромен, а главное, очень похоже на правду.
– Похоже? Ты что, издеваешься? Так оно и есть. Посмотри снимки, черт возьми.
Ромен схватил стопку фотографий, но вдруг широко зевнул и потер глаза.
– Намочи полотенце под холодной водой и разотри мне голову.
– Твое полотенце страшно взять в руки.
– Плевать. Давай пошевеливайся.
Адамберг повиновался и изо всех сил, словно лошадь драил, растер ему голову мокрым полотенцем. У Ромена даже лицо побагровело.
– Ну что, лучше?
– Сойдет. Налей мне остатки кофе. И передай тот снимок.
– Какой?
– Первой женщины, Элизабет Шатель. Возьми у меня на столе лупу.
Адамберг положил перед Роменом лупу и жуткий снимок.
– Вот, – сказал тот, указывая на правый висок Элизабет. – Ей отрезали несколько прядей.
– Ты уверен?
– На все сто.
– «Живая сила дев», – повторил Адамберг, вглядываясь в фотографию. – Эта психопатка убила их, чтобы отрезать прядь волос.
– Которым удалось устоять перед лицом смерти. С правого виска, посмотри. Ты текст помнишь?
– «…с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве».
– Одесную – справа. Потому что слева, ошую, – мрак, тьма. А справа – свет. Правая рука правит жизнью. Догоняешь, старик?
Адамберг молча кивнул.
– Ариана упоминала а волосах, – сказал он.
– Говорят, она тебе нравится.
– Кто тебе сказал?
– Твоя лейтенантша.
– Почему Ариана не заметила отрезанных волос?
Ромен довольно усмехнулся:
– Потому что заметить это мог только я. Ариана – чемпионка, но ее отец не был парикмахером. А мой был. Я умею отличать свежесрезанные пряди. Кончики выглядят по-другому, они четкие, прямые и не секутся. Не видишь? Вот тут.
– Нет.
– Потому что твой отец не был парикмахером.
– Нет.
– У Арианы есть еще одно извинение. Насколько я понимаю, Элизабет Шатель не особенно следила за своей внешностью. Я не ошибаюсь?
– Нет, она не красилась и не носила украшений.
– И у нее не было парикмахера. Она сама себя стригла как бог на душу положит. Когда волосы падали ей на глаза, она брала ножницы, раз – и готово. Получается нечто весьма сумбурное, видишь? Длинные, короткие и средние пряди вперемешку. Ариана просто не могла вычленить в этом творческом беспорядке волосы, срезанные недавно.
– Мы работали в свете прожекторов.
– Тем более. А на Паскалине вообще ничего не видно.
– Ты все это рассказал Ретанкур в пятницу?
– Конечно.
– И что она ответила?
– Ничего. Задумалась, совсем как ты. Вряд ли это что-то изменит.
– Зато теперь мы знаем, почему она раскапывает могилы. И почему ей надо убить третью девственницу.
– И ты в это веришь?
– Да. «Трижды». Это число женщин.
– Возможно. А ты нашел третью?
– Нет.
– Тогда ищи женщину с красивыми волосами. У Элизабет и Паскалины волосы были отменного качества. Проводи меня до постели, старик. Я больше не могу.
– Извини, – сказал Адамберг, быстро вставая.
– Ничего страшного. Но раз уж ты копаешься в старинных снадобьях, поищи мне что-нибудь от прострации.
– Обещаю, – сказал Адамберг, провожая Ромена в спальню.
Ромен обернулся, заинтригованный тоном Адамберга:
– Ты серьезно?
– Да, можешь на меня положиться.
XLV
Исчезновение Ретанкур, ночной кофе у Ромена, нежное слияние Камиллы и Вейренка, живая сила дев и свирепая морда Ролана не давали Адамбергу спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Может, проспала, как и я?
– Она исчезла.
– Я понял, старик.
– Что-нибудь она тебе говорила в ту пятницу? Что-нибудь, что могло бы нам помочь? Она поделилась с тобой какой-то проблемой?
– Никакой. Не знаю, существует ли проблема, которая могла бы встревожить Ретанкур, и чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что ей надо было заняться моей прострацией и истомой, вместе взятыми. Нет, старик, мы говорили о работе. Ну, делали вид, что… В любом случае минут через сорок пять максимум я начинаю клевать носом.
– Она медсестру не упоминала? Ангела смерти?
– Да, она мне все рассказала, в том числе об осквернении могил. Она же часто приходит, знаешь. Золото, а не девочка. Она мне даже оставила фотографии, чтобы было чем заняться при случае.
Ромен вяло потянулся к груде барахла, загромождавшего кухонный стол, вытащил из нее пачку цветных снимков большого формата и подтолкнул ее к Адамбергу. Лица Пайки и Диалы, раны на горле, следы от укола на руках… Взглянув на фотографии трупов из Монружа и Оппортюн, Адамберг скривился и положил их в низ стопки.
– Качественная работа, как видишь. Ретанкур меня балует. Ну ты и вляпался, – добавил врач, похлопав по пачке фотографий.
– Догадываюсь, Ромен.
– Нет ничего сложнее, чем поймать методичных психопатов, пока ты не уловишь, что у них на уме. А поскольку у них ум психопатов, тебе мало не покажется.
– Ты так и сказал Ретанкур? Ты ее отговаривал?
– Я бы не рискнул ее отговаривать.
Комиссар заметил, как запорхали веки доктора, и тут же подлил ему кофе.
– Достань мне парочку капсул из желто-красной коробки.
Адамберг выдавил две капсулы ему на ладонь, и Ромен проглотил обе разом.
– Так, – сказал Ромен. – На чем мы остановились?
– На том, что ты сказал Ретанкур, когда видел ее в последний раз.
– То же, что и тебе. Убийца, которую ты ищешь, – настоящая психопатка, крайне опасная.
– Ты согласен с тем, что это женщина?
– Разумеется. Ариана – чемпионка в своем деле. Можешь ей верить с закрытыми глазами.
– Я знаю, что на уме у этой психопатки, Ромен. Она стремится к абсолютной власти, божественному могуществу и вечной жизни. Ретанкур тебе не говорила?
– Да, она мне прочла старинный рецепт. Это оно и есть, – Ромен снова похлопал по стопке снимков. – Живая сила дев, ты попал в точку.
– «Живая сила дев», – прошептал Адамберг. – Она не могла тебе об этом сказать, это единственное, чего мы не поняли.
– Ты не понял? – спросил Ромен, ошеломленно глядя на него, – казалось, он понемногу приходит в себя, по мере того как работа вновь захватывала его. – Так это ж ясно, как день в твоих горах.
– Оставь мои горы в покое, умоляю тебя. И расскажи мне о живой силе.
– Да что же это может быть, дурья башка? Живая сила – это то, что остается живым после смерти, то, что бросает вызов смерти и даже старости. Волосы, черт побери. Когда мы взрослеем и все процессы постепенно замирают, единственное, что продолжает расти, новенькое, как с иголочки, – это волосы.
– Если только они не выпадают.
– У женщин не выпадают, приди в себя. Волосы или ногти. В любом случае это одно и то же – кератин. Твоя «живая сила дев», или девственниц, – это их волосы. Потому что в могиле только они сопротивляются смерти. Это антисмерть, противосмерть, противоядие. Подумаешь, сложности. Ты меня слушаешь, Адамберг, или ты впал в прострацию?
– Я тебя слушаю, – сказал пораженный Адамберг. – Здорово, Ромен, а главное, очень похоже на правду.
– Похоже? Ты что, издеваешься? Так оно и есть. Посмотри снимки, черт возьми.
Ромен схватил стопку фотографий, но вдруг широко зевнул и потер глаза.
– Намочи полотенце под холодной водой и разотри мне голову.
– Твое полотенце страшно взять в руки.
– Плевать. Давай пошевеливайся.
Адамберг повиновался и изо всех сил, словно лошадь драил, растер ему голову мокрым полотенцем. У Ромена даже лицо побагровело.
– Ну что, лучше?
– Сойдет. Налей мне остатки кофе. И передай тот снимок.
– Какой?
– Первой женщины, Элизабет Шатель. Возьми у меня на столе лупу.
Адамберг положил перед Роменом лупу и жуткий снимок.
– Вот, – сказал тот, указывая на правый висок Элизабет. – Ей отрезали несколько прядей.
– Ты уверен?
– На все сто.
– «Живая сила дев», – повторил Адамберг, вглядываясь в фотографию. – Эта психопатка убила их, чтобы отрезать прядь волос.
– Которым удалось устоять перед лицом смерти. С правого виска, посмотри. Ты текст помнишь?
– «…с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве».
– Одесную – справа. Потому что слева, ошую, – мрак, тьма. А справа – свет. Правая рука правит жизнью. Догоняешь, старик?
Адамберг молча кивнул.
– Ариана упоминала а волосах, – сказал он.
– Говорят, она тебе нравится.
– Кто тебе сказал?
– Твоя лейтенантша.
– Почему Ариана не заметила отрезанных волос?
Ромен довольно усмехнулся:
– Потому что заметить это мог только я. Ариана – чемпионка, но ее отец не был парикмахером. А мой был. Я умею отличать свежесрезанные пряди. Кончики выглядят по-другому, они четкие, прямые и не секутся. Не видишь? Вот тут.
– Нет.
– Потому что твой отец не был парикмахером.
– Нет.
– У Арианы есть еще одно извинение. Насколько я понимаю, Элизабет Шатель не особенно следила за своей внешностью. Я не ошибаюсь?
– Нет, она не красилась и не носила украшений.
– И у нее не было парикмахера. Она сама себя стригла как бог на душу положит. Когда волосы падали ей на глаза, она брала ножницы, раз – и готово. Получается нечто весьма сумбурное, видишь? Длинные, короткие и средние пряди вперемешку. Ариана просто не могла вычленить в этом творческом беспорядке волосы, срезанные недавно.
– Мы работали в свете прожекторов.
– Тем более. А на Паскалине вообще ничего не видно.
– Ты все это рассказал Ретанкур в пятницу?
– Конечно.
– И что она ответила?
– Ничего. Задумалась, совсем как ты. Вряд ли это что-то изменит.
– Зато теперь мы знаем, почему она раскапывает могилы. И почему ей надо убить третью девственницу.
– И ты в это веришь?
– Да. «Трижды». Это число женщин.
– Возможно. А ты нашел третью?
– Нет.
– Тогда ищи женщину с красивыми волосами. У Элизабет и Паскалины волосы были отменного качества. Проводи меня до постели, старик. Я больше не могу.
– Извини, – сказал Адамберг, быстро вставая.
– Ничего страшного. Но раз уж ты копаешься в старинных снадобьях, поищи мне что-нибудь от прострации.
– Обещаю, – сказал Адамберг, провожая Ромена в спальню.
Ромен обернулся, заинтригованный тоном Адамберга:
– Ты серьезно?
– Да, можешь на меня положиться.
XLV
Исчезновение Ретанкур, ночной кофе у Ромена, нежное слияние Камиллы и Вейренка, живая сила дев и свирепая морда Ролана не давали Адамбергу спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83