Везут в глухие деревни своим жинкам собольи шубы да бальные туфли...
Чуть подале бабы, сидя на жаровнях, под которыми тлеют угли, продают горячие потроха с пирожками. Толчется подле них голодный люд, покупать ничего не покупает — воздух жадно нюхают, слюнями давясь. За понюшку, чай, денег не берут. И здесь нередко с себя шапки да последние сапоги скидают, чтобы тут же, ожигаясь, проглотить потроха. Хотя, судачат, потроха те все больше собачьи да кошачьи, а в мясных пирожках человечинка случается, а кто-то целый ноготь с детского пальчика находил!
Такая она ныне, Сухаревка!
Милиция сюда близко не суется: один или вдвоем пойдешь — головы не сносишь! А чтобы облаву учинить — нет сил у молодой советской республики.
Боязно соваться на Сухаревку.
А надо!
— Походите, посмотрите, потолкаетесь, — инструктировал Мишель Фирфанцев своих хлопцев. — Углядите чего — вида не подавайте, в драку не лезьте, руками не машите...
Хлопцы понятливо кивали.
— Вот только кожанки придется снять.
— Как это?...
— И маузеры тоже! С ними вас тут же за милиционеров примут, а нам надо, чтобы вы за фартовых ребят сошли.
— Фартовые — это как? — не поняли хлопцы.
— Это значит везучие, значит воры и грабители, — пояснил Мишель.
— Мы?!
— Вы! Нам ведь надо, чтобы вас за своих приняли, чтобы не боялись, а иначе вы попусту ходить будете.
— А-а!... — сообразили хлопцы.
Кожанки сменили на короткие, щегольские полушубки, на сапоги гармошкой, на буржуйские, подбитые мехом пальто.
— Гляньте-ка, Валериан Христофорович.
— Хороши, нечего сказать, — остался доволен старый сыщик. — А только все одно — увальни и деревенщина! У фартовых, у них глаз иной — настороженный, дерзкий, острый, что бритва...
Через день вывели ребят на Сухаревку. Сами тоже пошли, подале от них, но так, чтобы видеть.
Ребята шустро разошлись по рядам. Фартовых они напоминали мало, но и пролетариев тоже. Они не спеша бродили туда-сюда, изредка прицениваясь к товару, постепенно обрастая сомнительными личностями.
— Есть револьвер, хороший, новый...
— Документы нужны? Паспорта, мандаты, можно чека... Хорошие мандаты, с печатями, лучше настоящих, хоть счас можете с ними реквизиции и облавы делать!
Так и хотелось хлопцам схватиться за маузеры, которых не было! Еле сдерживались.
Мишель и Валериан Христофорович зорко наблюдали за своими посланцами, делая вид, что рассматривают и перебирают разложенный на рогожах хлам.
Вдруг Валериан Христофорович толкнул Мишеля в бок. Тот на мгновение отвлекся, и именно тогда все и случилось!
— Гляньте-ка!
Один из хлопцев, ухватив продавца за шиворот, что-то угрожающе кричал, тыча свободной рукой куда-то в сторону. Туда, где, ловко ввинчиваясь в толпу, скакал зайцем какой-то парень в вытертой гимназической шинеле.
Что же это он!... Ведь твердили же им, чтобы не вязались в драку, чтобы только следили! Ах, как нехорошо-то!...
— Валериан Христофорович, бога ради, вы уж помогите ему, а я другого попробую перехватить! — крикнул Мишель, кидаясь в сторону.
— Да-да, конечно, будьте покойны! — пробормотал Валериан Христофорович. — Вы только не упустите его, голубчик!...
Мишель, расталкивая людей, бежал по направлению к башне, краем глаза замечая, как бьется, извиваясь всем телом, отчаянно пытаясь вырваться, продавец — хилый на вид, но, верно, крепкий и юркий мужичишка.
Вдруг что-то изменилось, потому что его хлопец, резко согнувшись, присел, выпустив из рук добычу. Мужичишка, толкнув его в грудь, стремглав сорвался с места, сбив и опрокинув какого-то господина в шубе.
— Убили-и-и! Заре-езали! — истошно, на всю толкучку заверещала женщина.
— Ах ты, боже мой!...
Мишель было дернулся назад, но тут же, сообразив, что все равно никому не поможет, бросился далее, перепрыгнув через какую-то продававшую старые калоши бабу.
Беглеца он настиг, когда тот собирался нырнуть в один из проулков. Тот все время оглядывался назад и поэтому не заметил господина, выпрыгнувшего из-за сугроба и ловко подставившего ему подножку. Беглец, с ходу наткнувшись на препятствие, свалился с ног и покатился кубарем. Мишель, в два прыжка догнав его, прыгнул сверху, навалившись всем телом и прижимая к земле.
— Не сметь! Полиция! — задыхаясь, крикнул он.
Тьфу-ты, какая такая полиция!... Нет теперь никакой полиции!...
Но беглец затих.
Мишель вывернул ему за спину руку, споро обшарил карманы. Из одного извлек узкий, бритвенно заточенный нож.
Рядом, проскользнув на снегу несколько шагов, кто-то остановился. Кто-то из его хлопцев.
— Вы живы? — крикнул он. — А Сашок, с ним чего?
— Не знаю, — ответил Мишель, хотя уже догадывался что. — Побудь пока с этим. Только осторожно!
Побежал назад, толкая людей.
Сашок лежал на земле, и подле его тела на снегу быстро расползалась красная, горячая, парящая на морозе лужа. Вокруг, налезая друг на друга, стояли зеваки, молча, с любопытством глядя, как из человека выходит жизнь. Женщины ахали и качали головами.
— Ах, бандюги проклятущие, опять человека зарезали!...
Сашок увидел Мишеля, встрепенулся, хотел было привстать.
— Я не хотел, честное слово... — оправдываясь, забормотал он. — У него брошка была, он сказал, что самой царицы...
— Ладно, ладно, помолчи, потом успеешь, расскажешь, — пробормотал Мишель.
Но Сашок, превозмогая боль и слабость, закатывая глаза, шептал:
— Большая, красивая, длинная, с замочком...
«Колье!» — догадался Мишель.
— Там камень алмаз посередке был и еще четыре поменьше по краям...
Пролетку бы надо...
— Там, за башней, в переулке, пролетка была! — крикнул он. — Я видел! Живее только! Живее!!
Кто-то, вроде бы Митяй, сорвался с места, побежал, расшибая грудью толпу.
Сашок уже хрипел.
Ах ты, боже мой, не успеть, не успеть!...
Митяй прибежал скоро. Но поздно.
— Добыл я пролетку! Куда ее?!
Сашок лежал недвижимо, закинув голову на снег, глядя открытыми глазами в хмурое небо. Остывающая кровь уже схватывалась по краям лужи морозцем.
— Не надо пролетку, — глухо сказал Мишель.
— Как не надо? Я лихача пригнал! Враз домчим!... — возбужденно тараторил Митяй.
— Не нужен ему никакой лихач! Не видишь — отошел он!
— Как отошел? Куда? Что вы такое говорите? — выпучил глаза Митяй.
Толпа начала расходиться. Более здесь ничего интересного не было.
— Ай-яй, как нехорошо... как неладно вышло-то! — причитал Валериан Христофорович, стащив с головы шапку. — Ведь мальчишка совсем! Был...
Митяй, вдруг резко налившись яростью, развернулся на каблуках и бросился прочь.
— Они, его!... Прибью, контру!
«Ах ты, черт! — все сразу понял Мишель. — Ведь наломает же сейчас дров!»
— Не сметь! Не трогать! Это свидетель! — крикнул он вдогонку.
Вскочил на ноги, побежал.
Но куда ему было до Митяя!
Когда добежал до переулка, тот, встав на колени, уже душил сообщника бандита, вцепившись ему в глотку двумя руками, трепля его и колотя о снег затылком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Чуть подале бабы, сидя на жаровнях, под которыми тлеют угли, продают горячие потроха с пирожками. Толчется подле них голодный люд, покупать ничего не покупает — воздух жадно нюхают, слюнями давясь. За понюшку, чай, денег не берут. И здесь нередко с себя шапки да последние сапоги скидают, чтобы тут же, ожигаясь, проглотить потроха. Хотя, судачат, потроха те все больше собачьи да кошачьи, а в мясных пирожках человечинка случается, а кто-то целый ноготь с детского пальчика находил!
Такая она ныне, Сухаревка!
Милиция сюда близко не суется: один или вдвоем пойдешь — головы не сносишь! А чтобы облаву учинить — нет сил у молодой советской республики.
Боязно соваться на Сухаревку.
А надо!
— Походите, посмотрите, потолкаетесь, — инструктировал Мишель Фирфанцев своих хлопцев. — Углядите чего — вида не подавайте, в драку не лезьте, руками не машите...
Хлопцы понятливо кивали.
— Вот только кожанки придется снять.
— Как это?...
— И маузеры тоже! С ними вас тут же за милиционеров примут, а нам надо, чтобы вы за фартовых ребят сошли.
— Фартовые — это как? — не поняли хлопцы.
— Это значит везучие, значит воры и грабители, — пояснил Мишель.
— Мы?!
— Вы! Нам ведь надо, чтобы вас за своих приняли, чтобы не боялись, а иначе вы попусту ходить будете.
— А-а!... — сообразили хлопцы.
Кожанки сменили на короткие, щегольские полушубки, на сапоги гармошкой, на буржуйские, подбитые мехом пальто.
— Гляньте-ка, Валериан Христофорович.
— Хороши, нечего сказать, — остался доволен старый сыщик. — А только все одно — увальни и деревенщина! У фартовых, у них глаз иной — настороженный, дерзкий, острый, что бритва...
Через день вывели ребят на Сухаревку. Сами тоже пошли, подале от них, но так, чтобы видеть.
Ребята шустро разошлись по рядам. Фартовых они напоминали мало, но и пролетариев тоже. Они не спеша бродили туда-сюда, изредка прицениваясь к товару, постепенно обрастая сомнительными личностями.
— Есть револьвер, хороший, новый...
— Документы нужны? Паспорта, мандаты, можно чека... Хорошие мандаты, с печатями, лучше настоящих, хоть счас можете с ними реквизиции и облавы делать!
Так и хотелось хлопцам схватиться за маузеры, которых не было! Еле сдерживались.
Мишель и Валериан Христофорович зорко наблюдали за своими посланцами, делая вид, что рассматривают и перебирают разложенный на рогожах хлам.
Вдруг Валериан Христофорович толкнул Мишеля в бок. Тот на мгновение отвлекся, и именно тогда все и случилось!
— Гляньте-ка!
Один из хлопцев, ухватив продавца за шиворот, что-то угрожающе кричал, тыча свободной рукой куда-то в сторону. Туда, где, ловко ввинчиваясь в толпу, скакал зайцем какой-то парень в вытертой гимназической шинеле.
Что же это он!... Ведь твердили же им, чтобы не вязались в драку, чтобы только следили! Ах, как нехорошо-то!...
— Валериан Христофорович, бога ради, вы уж помогите ему, а я другого попробую перехватить! — крикнул Мишель, кидаясь в сторону.
— Да-да, конечно, будьте покойны! — пробормотал Валериан Христофорович. — Вы только не упустите его, голубчик!...
Мишель, расталкивая людей, бежал по направлению к башне, краем глаза замечая, как бьется, извиваясь всем телом, отчаянно пытаясь вырваться, продавец — хилый на вид, но, верно, крепкий и юркий мужичишка.
Вдруг что-то изменилось, потому что его хлопец, резко согнувшись, присел, выпустив из рук добычу. Мужичишка, толкнув его в грудь, стремглав сорвался с места, сбив и опрокинув какого-то господина в шубе.
— Убили-и-и! Заре-езали! — истошно, на всю толкучку заверещала женщина.
— Ах ты, боже мой!...
Мишель было дернулся назад, но тут же, сообразив, что все равно никому не поможет, бросился далее, перепрыгнув через какую-то продававшую старые калоши бабу.
Беглеца он настиг, когда тот собирался нырнуть в один из проулков. Тот все время оглядывался назад и поэтому не заметил господина, выпрыгнувшего из-за сугроба и ловко подставившего ему подножку. Беглец, с ходу наткнувшись на препятствие, свалился с ног и покатился кубарем. Мишель, в два прыжка догнав его, прыгнул сверху, навалившись всем телом и прижимая к земле.
— Не сметь! Полиция! — задыхаясь, крикнул он.
Тьфу-ты, какая такая полиция!... Нет теперь никакой полиции!...
Но беглец затих.
Мишель вывернул ему за спину руку, споро обшарил карманы. Из одного извлек узкий, бритвенно заточенный нож.
Рядом, проскользнув на снегу несколько шагов, кто-то остановился. Кто-то из его хлопцев.
— Вы живы? — крикнул он. — А Сашок, с ним чего?
— Не знаю, — ответил Мишель, хотя уже догадывался что. — Побудь пока с этим. Только осторожно!
Побежал назад, толкая людей.
Сашок лежал на земле, и подле его тела на снегу быстро расползалась красная, горячая, парящая на морозе лужа. Вокруг, налезая друг на друга, стояли зеваки, молча, с любопытством глядя, как из человека выходит жизнь. Женщины ахали и качали головами.
— Ах, бандюги проклятущие, опять человека зарезали!...
Сашок увидел Мишеля, встрепенулся, хотел было привстать.
— Я не хотел, честное слово... — оправдываясь, забормотал он. — У него брошка была, он сказал, что самой царицы...
— Ладно, ладно, помолчи, потом успеешь, расскажешь, — пробормотал Мишель.
Но Сашок, превозмогая боль и слабость, закатывая глаза, шептал:
— Большая, красивая, длинная, с замочком...
«Колье!» — догадался Мишель.
— Там камень алмаз посередке был и еще четыре поменьше по краям...
Пролетку бы надо...
— Там, за башней, в переулке, пролетка была! — крикнул он. — Я видел! Живее только! Живее!!
Кто-то, вроде бы Митяй, сорвался с места, побежал, расшибая грудью толпу.
Сашок уже хрипел.
Ах ты, боже мой, не успеть, не успеть!...
Митяй прибежал скоро. Но поздно.
— Добыл я пролетку! Куда ее?!
Сашок лежал недвижимо, закинув голову на снег, глядя открытыми глазами в хмурое небо. Остывающая кровь уже схватывалась по краям лужи морозцем.
— Не надо пролетку, — глухо сказал Мишель.
— Как не надо? Я лихача пригнал! Враз домчим!... — возбужденно тараторил Митяй.
— Не нужен ему никакой лихач! Не видишь — отошел он!
— Как отошел? Куда? Что вы такое говорите? — выпучил глаза Митяй.
Толпа начала расходиться. Более здесь ничего интересного не было.
— Ай-яй, как нехорошо... как неладно вышло-то! — причитал Валериан Христофорович, стащив с головы шапку. — Ведь мальчишка совсем! Был...
Митяй, вдруг резко налившись яростью, развернулся на каблуках и бросился прочь.
— Они, его!... Прибью, контру!
«Ах ты, черт! — все сразу понял Мишель. — Ведь наломает же сейчас дров!»
— Не сметь! Не трогать! Это свидетель! — крикнул он вдогонку.
Вскочил на ноги, побежал.
Но куда ему было до Митяя!
Когда добежал до переулка, тот, встав на колени, уже душил сообщника бандита, вцепившись ему в глотку двумя руками, трепля его и колотя о снег затылком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68