.. А из рядовых по жеребью кажный десятый (или как по изобретению дела положено будет) повешен, а протчие шпицрутенами биты будут, и сверх того без знамен стоять имеют, пока они храбрыми своими делами паки заслужат".
— Ясно, молодцы?
Чего уж неясно, побегешь — хошь по своей воле, хошь без, — словят тебя, поставят во фрунт да, каждого десятого, пятого, а то, бывало, и третьего отсчитав, тут же, перед строем, под бой барабанный повесят, а прочих всех через шпицрутены прогонят, семь шкур с них спустив! А не бегай, умри где стоишь, как то уставом предписано, — токма так войну и можно выиграть!
— На плечо!
Вскинули ружья, пошли.
Впереди стена крепостная в полнеба, под стеной пальба! Турки палят! Туда им тепереча и идти, на подмогу своим. Солдаты шагают, все бледные, сосредоточенные — кто-то из них к вечеру жив будет?
— Не бойсь! — шепчет унтер, печатая шаг. — И хужей, чай, бывало-то!
Хоть бы бровь у унтера дрогнула али с шагу сбился, так нет же — все ему нипочем, идет на смерть, как на парад, и трубка в усищах!
Карлом унтера кличут. И фамилия у него чудная, на иноземный манер — Фирлефанц.
Грозит.
— Кто спужается да побегеть — того словлю да сам штыком проткну!
И ведь верно — проткнет!
— Подтяни-ись!...
Колотятся о землю сотни башмаков, пыль вздымая.
Идет, тянется полк, разворачиваясь в боевые порядки. Всяк на своем месте, под надзором своего командира.
Версту не дошли, как вдруг откуда-то турки — движется по полю, колышется головами человечья масса, прет наперерез. Единого человека не видать — одни только прямоугольники да квадраты, бьют барабаны, свистят свирели, на солнце, подобно искоркам, штыки да сабли взблескивают.
Турки все ближе, уж и лица можно различить. Идут толпой, строй сбивая. Теперь бы их и встретить огнем!
Забегали командиры.
— Мушкет к заряду готовь!
Стрелки разом вскинули фузеи, защелкали курками, ставя их на предохранительный взвод, так что вдоль строя шорох пошел.
— Полку открой!
Откинули правой рукой огниво вперед.
— Сыпь порох на полку!...
Вынули из роговой натруски, насыпали на полки порох.
— Закрой полку! Приклад на землю ставь!
Хлопнули приставленные к ногам приклады.
Все быстро, споро, как тыщекратно делали на плацу да на ученьях.
— Вынимай патрон!
Сунулись в суму, вынули бумажный патрон. Долго станешь патроны перебирать али, не дай бог, наземь уронишь — быть тебе битым шпицрутенами...
— Скуси патрон!
Зубами рванули угол патрона, да так, чтобы почувствовать вкус пороха.
— Клади в дуло!
Сыпанули порох, за ним толкнули пыж бумажный да пулю за ним.
— Вынимай шомпол! Набивай мушкет!
Одним — а так, чтоб боле, нельзя, — ударом вогнать пулю в казенник...
А турки уж совсем близко — глазищами сверкают, саблями машут, норовя в русские порядки врезаться!
— Подыми мушкет! Мушкет — перед себя!
Разом, будто еж, ощетинился строй ружьями.
— Взводи курки!
До щелчка потянули курки. Горохом затрещал строй.
— Прикладывайся!
Фузилеры прижали приклады к плечу, выискивая цель.
А цель — вот она, в сорока шагах. Счас налетит, сомнет, затопчет!
— Пали!
Ахнули фузеи — пропал, окутался строй белым дымом.
Первые ряды турок будто бы с размаху на стену налетели — пали навзничь отброшенные тяжелыми, в два пальца толщиной, пулями. На них идущие позади наскочили — смешались ряды. Но сквозь мертвецов, разбрасывая их и топча ногами, напирали задние ряды.
Уж теперь другого выстрела не сделать — не успеть!
В штыки надобно!
— Ну теперь держись, ребяты! — кричит, глазищами сверкает, усищами шевелит унтер Карл Фирлефанц.
Сам-то первым бежит, пример собой давая.
Налетел на него турок с саблей кривой, он того штыком в грудь кольнул, да так, что насквозь. А на него уж другой сбоку лезет — счас зарежет! Рванул Карл фузею из вражьей груди, саблю прикладом отбил да турка прикладом же в голову приложил так, что та надвое треснула!
— Не робей!
Тут все смешалось, в кучу свалилось — никакого строя уж нет, где свои, где чужие — не разобрать, всяк дерется там, где стоит!
Вон офицера на пики подняли. Тот висит, из спины у него пики лезут, а он, хоть мертв уже почти, шпагой размахивает, норовит хоть одного турка зацепить.
А тут уж турков на штык сажают!
Крик, кровь, хрип!...
Солдатики, что первый раз в деле, — бледнее смерти — глазищами во все стороны зыркают, чего делать не поймут, их первых турки в капусту рубят.
— Чего ряззявился?! А ну, не зевай! — свирепо орет унтер Фирлефанц, тыча в морды кулаком. — Стоять не моги — прибьют!
Сам уж шпагой орудует — турка в горло тычет Тот, кровью обливаясь, ему под ноги падает, землю ногтями скребет!
Дзынк!... — сломалась шпага надвое.
Унтер фузею у мертвеца из рук рвет, да еле успевает. Три турка окружили его.
— Помоги, братцы! — орет Карл, прикладом отбиваясь.
Кто ближе был к нему, на выручку бросился. Да только и турков прибыло. Встали стенка на стенку — пошла резня. Кровь фонтанами брызжет, глаза заливает. Уж и фузеи потеряны, и сабли выбиты, катаются русские с турками по земле, друг дружку за глотку пальцами взяв. Хрипят, глаза выкатывают! Что под руку попадет, по лицам один другому бьют, да не шутейно, а так, что глаза вылетают!
И уж не до артикулов, не до уставных команд!
Ругань стоит!
— Ах ты, басурманин!... Ах ты!...
Тот, кто минуту назад жив был, — смертным хрипом хрипит, глаза закатывая. А по нему, по живому еще, другие топчутся! Такая — не на жизнь, а на смерть — свалка! Тут упасть не моги, хошь с ног тебя собьют, хошь ранен ты, а стой! Упадешь — затопчут!
— Ко мне!...
Ах ты, беда-то какая!
Командир полковой в кольце турков бьется. Лицо в крови, левая рука плетью висит, одной правой отмахивается! Были подле него офицеры, да все выбиты! Турки его на шпагу взять хотят да к себе в плен уволочь!
— А ну, ребяты, — не дадим командира в обиду! — кричит, видя такое дело, унтер Фирлефанц, хошь сам весь изранен. — Ко мне ходи!
Потянулись к нему солдаты, кто жив был. Встали плечо к плечу и айда турков рубить, к командиру прорубаясь!
Один упал саблей побитый, другой, а Карлу все нипочем — глазищи кровью налиты, лицо перекошено, весь кровью залит, а своей или нехристей — не понять, машет фузеей, что траву косой косит.
— Не посрами, братцы!
Всех за собой увлек.
Молодые солдаты, те, что пока живы остались, за Карлом бегут-поспешают — с ним-то им ничего не боязно!
Рванулись вперед грудью на штыки, смяли турков да по ним, по телам их, по головам, вперед побежали!
— Ур-ра!...
Уж командира отбили, да не остановились, дальше пошли!
Турки, напора не сдержав, попятились да, попятившись, повернулись, побежали, спины показав. В них-то, с ходу, догоняя, штыки да шпаги всаживали, никого не щадя.
Тут уж из других батальонов да полков, что с боков бились, к ним подоспели да разом вместе навалились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ясно, молодцы?
Чего уж неясно, побегешь — хошь по своей воле, хошь без, — словят тебя, поставят во фрунт да, каждого десятого, пятого, а то, бывало, и третьего отсчитав, тут же, перед строем, под бой барабанный повесят, а прочих всех через шпицрутены прогонят, семь шкур с них спустив! А не бегай, умри где стоишь, как то уставом предписано, — токма так войну и можно выиграть!
— На плечо!
Вскинули ружья, пошли.
Впереди стена крепостная в полнеба, под стеной пальба! Турки палят! Туда им тепереча и идти, на подмогу своим. Солдаты шагают, все бледные, сосредоточенные — кто-то из них к вечеру жив будет?
— Не бойсь! — шепчет унтер, печатая шаг. — И хужей, чай, бывало-то!
Хоть бы бровь у унтера дрогнула али с шагу сбился, так нет же — все ему нипочем, идет на смерть, как на парад, и трубка в усищах!
Карлом унтера кличут. И фамилия у него чудная, на иноземный манер — Фирлефанц.
Грозит.
— Кто спужается да побегеть — того словлю да сам штыком проткну!
И ведь верно — проткнет!
— Подтяни-ись!...
Колотятся о землю сотни башмаков, пыль вздымая.
Идет, тянется полк, разворачиваясь в боевые порядки. Всяк на своем месте, под надзором своего командира.
Версту не дошли, как вдруг откуда-то турки — движется по полю, колышется головами человечья масса, прет наперерез. Единого человека не видать — одни только прямоугольники да квадраты, бьют барабаны, свистят свирели, на солнце, подобно искоркам, штыки да сабли взблескивают.
Турки все ближе, уж и лица можно различить. Идут толпой, строй сбивая. Теперь бы их и встретить огнем!
Забегали командиры.
— Мушкет к заряду готовь!
Стрелки разом вскинули фузеи, защелкали курками, ставя их на предохранительный взвод, так что вдоль строя шорох пошел.
— Полку открой!
Откинули правой рукой огниво вперед.
— Сыпь порох на полку!...
Вынули из роговой натруски, насыпали на полки порох.
— Закрой полку! Приклад на землю ставь!
Хлопнули приставленные к ногам приклады.
Все быстро, споро, как тыщекратно делали на плацу да на ученьях.
— Вынимай патрон!
Сунулись в суму, вынули бумажный патрон. Долго станешь патроны перебирать али, не дай бог, наземь уронишь — быть тебе битым шпицрутенами...
— Скуси патрон!
Зубами рванули угол патрона, да так, чтобы почувствовать вкус пороха.
— Клади в дуло!
Сыпанули порох, за ним толкнули пыж бумажный да пулю за ним.
— Вынимай шомпол! Набивай мушкет!
Одним — а так, чтоб боле, нельзя, — ударом вогнать пулю в казенник...
А турки уж совсем близко — глазищами сверкают, саблями машут, норовя в русские порядки врезаться!
— Подыми мушкет! Мушкет — перед себя!
Разом, будто еж, ощетинился строй ружьями.
— Взводи курки!
До щелчка потянули курки. Горохом затрещал строй.
— Прикладывайся!
Фузилеры прижали приклады к плечу, выискивая цель.
А цель — вот она, в сорока шагах. Счас налетит, сомнет, затопчет!
— Пали!
Ахнули фузеи — пропал, окутался строй белым дымом.
Первые ряды турок будто бы с размаху на стену налетели — пали навзничь отброшенные тяжелыми, в два пальца толщиной, пулями. На них идущие позади наскочили — смешались ряды. Но сквозь мертвецов, разбрасывая их и топча ногами, напирали задние ряды.
Уж теперь другого выстрела не сделать — не успеть!
В штыки надобно!
— Ну теперь держись, ребяты! — кричит, глазищами сверкает, усищами шевелит унтер Карл Фирлефанц.
Сам-то первым бежит, пример собой давая.
Налетел на него турок с саблей кривой, он того штыком в грудь кольнул, да так, что насквозь. А на него уж другой сбоку лезет — счас зарежет! Рванул Карл фузею из вражьей груди, саблю прикладом отбил да турка прикладом же в голову приложил так, что та надвое треснула!
— Не робей!
Тут все смешалось, в кучу свалилось — никакого строя уж нет, где свои, где чужие — не разобрать, всяк дерется там, где стоит!
Вон офицера на пики подняли. Тот висит, из спины у него пики лезут, а он, хоть мертв уже почти, шпагой размахивает, норовит хоть одного турка зацепить.
А тут уж турков на штык сажают!
Крик, кровь, хрип!...
Солдатики, что первый раз в деле, — бледнее смерти — глазищами во все стороны зыркают, чего делать не поймут, их первых турки в капусту рубят.
— Чего ряззявился?! А ну, не зевай! — свирепо орет унтер Фирлефанц, тыча в морды кулаком. — Стоять не моги — прибьют!
Сам уж шпагой орудует — турка в горло тычет Тот, кровью обливаясь, ему под ноги падает, землю ногтями скребет!
Дзынк!... — сломалась шпага надвое.
Унтер фузею у мертвеца из рук рвет, да еле успевает. Три турка окружили его.
— Помоги, братцы! — орет Карл, прикладом отбиваясь.
Кто ближе был к нему, на выручку бросился. Да только и турков прибыло. Встали стенка на стенку — пошла резня. Кровь фонтанами брызжет, глаза заливает. Уж и фузеи потеряны, и сабли выбиты, катаются русские с турками по земле, друг дружку за глотку пальцами взяв. Хрипят, глаза выкатывают! Что под руку попадет, по лицам один другому бьют, да не шутейно, а так, что глаза вылетают!
И уж не до артикулов, не до уставных команд!
Ругань стоит!
— Ах ты, басурманин!... Ах ты!...
Тот, кто минуту назад жив был, — смертным хрипом хрипит, глаза закатывая. А по нему, по живому еще, другие топчутся! Такая — не на жизнь, а на смерть — свалка! Тут упасть не моги, хошь с ног тебя собьют, хошь ранен ты, а стой! Упадешь — затопчут!
— Ко мне!...
Ах ты, беда-то какая!
Командир полковой в кольце турков бьется. Лицо в крови, левая рука плетью висит, одной правой отмахивается! Были подле него офицеры, да все выбиты! Турки его на шпагу взять хотят да к себе в плен уволочь!
— А ну, ребяты, — не дадим командира в обиду! — кричит, видя такое дело, унтер Фирлефанц, хошь сам весь изранен. — Ко мне ходи!
Потянулись к нему солдаты, кто жив был. Встали плечо к плечу и айда турков рубить, к командиру прорубаясь!
Один упал саблей побитый, другой, а Карлу все нипочем — глазищи кровью налиты, лицо перекошено, весь кровью залит, а своей или нехристей — не понять, машет фузеей, что траву косой косит.
— Не посрами, братцы!
Всех за собой увлек.
Молодые солдаты, те, что пока живы остались, за Карлом бегут-поспешают — с ним-то им ничего не боязно!
Рванулись вперед грудью на штыки, смяли турков да по ним, по телам их, по головам, вперед побежали!
— Ур-ра!...
Уж командира отбили, да не остановились, дальше пошли!
Турки, напора не сдержав, попятились да, попятившись, повернулись, побежали, спины показав. В них-то, с ходу, догоняя, штыки да шпаги всаживали, никого не щадя.
Тут уж из других батальонов да полков, что с боков бились, к ним подоспели да разом вместе навалились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68