Любой ценой!
— Ты сумасшедшая, — тихо сказал Мишель. — Такая же, как твой Нерон!
— Может быть, — легко согласилась Ольга. — Хотя никто не называет сумасшедшими мужиков, которые хотят иметь «шестисотый» «Мерседес» или навороченный джип, а получив, обихаживают их сильнее, чем собственную жену. Я не хотела иметь «Мерседес», я хотела иметь брошь! Я нашла ювелира, который смог мне по фотографиям изготовить ее точную копию. Очень похожую на оригинал, но все равно это было не то! Одно дело — владеть украшением, которое носила до тебя императрица, и совсем иное — подделкой. И я подумала: а почему бы не поменять их местами?... Ведь все равно ту брошь никто не видит, потому что она не выставляется — она просто лежит в коробочке в сейфе, и никому до нее дела нет. Кроме меня! Наверное, тогда, раньше, это было бы невозможно, но не теперь, когда все привыкли к тому, что все продается, покупается и перепродается, я смогла совершить подмену. Конечно, не одна... Мне помогли. Георгий Маркович помог. Конечно, не за так.
— Ты продала брошь? — догадался Мишель.
— Нет, я продала свою честь, — ответила Ольга. — Это была цена сделки. Я знала, что очень нравлюсь Георгию Марковичу, и предложила ему себя в обмен на помощь. Он почти ничем не рисковал — в случае неудачи все можно было свалить на меня, а выигрывал он много. Он подсказал мне, что нужно сделать. И взял на контрольную экспертизу это изделие. Брошь оказалась у меня. Она и теперь у меня, а там, в хранилище, стекляшка!... Георгий Маркович получил то, что желал. И попал на крючок. Мы стали сообщниками, и с ним уже не нужно было спать... Потом были другие изделия — немного, много из такого хранилища, так чтобы этого не заметили, не унести. Но цена каждого такого изделия сравнима со стоимостью пуда золота. Только изъять его несравнимо легче, чем золото.
— Но это же воровство, — сказал Мишель Герхард фон Штольц.
— А кого это теперь пугает? — пожала плечиками Ольга. — В государстве воров все воры. Остальные — неудачники! Это не я придумала, я лишь приняла условия игры. Почему те, кто крал нефтяные скважины и целые заводы, ничуть по этому поводу не переживают, а живут в полное свое удовольствие, ни от кого не скрываясь, давая интервью и швыряясь деньгами? Почему им можно, а мне нельзя? Нам — нельзя?
— Нам? — не понял Мишель. Он вообще в последнее время стал тугодумом.
— Да, нам... А почему бы нет? У тебя хорошие связи в высших кругах, за границей, где находятся основные наши покупатели. Почему бы тебе не взять на себя сбыт изделий? В конце концов, мы ведь их не уничтожаем, мы лишь передаем их в другие руки на хранение. Поверь, такие сокровища не пропадают, это невозможно, они лишь меняют хозяев, оставаясь во владении человечества. А так ли уж важно — здесь или там... Там, мне кажется, они сохранятся даже с большей гарантией, чем здесь. Может быть, это и воровство, но воровство во благо! Так почему бы не помочь мне? За очень хорошие проценты.
— За такие же, как у Георгия Марковича? — с горечью спросил Мишель Герхард фон Штольц.
— Нет, не за эти — за наличные, — ничуть не смутившись, ответила Ольга. — А все остальное ты в отличие от Георгия Марковича получишь бесплатно. Ну, что ты на это скажешь?...
А что на это можно сказать?
— Нет, — ответил Мишель Герхард фон Штольц.
Быстро и не задумываясь!
Потому что если начать думать, то можно додуматься черт знает до чего! От соблазнительных предложений нужно отказываться, как в ледяную воду прыгать — разом и не раздумывая. А потом уже поздно...
— У меня есть кое-какие вопросы относительно того колье, — произнесла Ольга. — Но ты, конечно, ничего мне не скажешь?
— Не скажу, — хотел было развести руками Мишель Герхард фон Штольц, но они и так уже были растянуты в стороны — дальше некуда.
— Жаль, — вздохнула Ольга. — Жаль, что все так получилось... Мне будет плохо без тебя! — И, помедлив мгновение, подошла к Мишелю и, встав на цыпочки, поцеловала его. И он бы мог поклясться, что она не лукавила, что ей действительно было жаль, потому что он почувствовал на своей щеке ее слезы.
Наверху отчаянно ревели, скрежетали, грохотали, перемалывали в муку органические отходы механизмы мусороперерабатывающего завода, где суждено было успокоиться мятежной душе Герхарда фон Штольца.
А он стоял, раскинув в стороны руки, распятый на ржавых трубах, как на кресте. То ли святой, то ли просто дурак...
— Эй! — громко крикнула Ольга.
Отошедшие на десять шагов головорезы разом выдернули пальцы из ушей и обернулись.
— Вы меня хорошо слышите?
Все согласно кивнули.
— Тогда убейте его! — показала она на Мишеля. — Убейте его быстро!... Чтобы он не мучился!... Не теперь!... Когда я уйду!
И, резко повернувшись, Ольга пошла прочь, чтобы не видеть, как будут лишать жизни Мишеля Герхарда фон Штольца. Ее Мишеля.
И еще чтобы никто не заметил ползущих по ее лицу слез...
Глава 40
Прощание было недолгим, но тягостным. Как всегда, когда ему приходилось уходить от Анны. Даже если на четверть часа.
— Ты скоро со своей службы придешь? — с тревогой спросила она, привстав на цыпочки и испытующе заглянув в его глаза.
— Скоро, — пообещал Мишель, хотя сам не знал когда.
— А там, куда ты идешь, не опасно?
— Ну что ты... Я ведь теперь не полицейский. А... А кто, собственно?...
— Я теперь совслужащий, — употребил Мишель новое слово.
А сам с горечью подумал, что так оно и есть, что значит — служащий советской власти. Или прислуживающий...
— А где твой шарф? — вдруг всполошилась, забегала, заметалась по прихожей Анна. — На улице так холодно...
— Он на мне, — ответил Мишель.
— Да, вижу, — кивнула Анна. — Иди...
Он пошел было к двери.
— Нет, постой! — подалась к нему Анна, ухватила за рукав, развернула.
Мишель замер на пороге, чувствуя, что если он теперь не шагнет за дверь, то уже не сможет!
— Я буду тебя ждать, — сказала Анна. — Только приходи как можно быстрее! И обязательно живым!...
...Не нравилась вся эта затея Мишелю — уж так не нравилась... Да только отступать поздно было! Федька у «купчика» фунтов аглицких сто тыщ затребовал, да сверх того пять фунтов золота, грозясь за то кучу «камешков» принесть.
— А принесет? — сомневался Мишель.
— Уж вы поверьте мне, голубчик! — уверял его Валериан Христофорович. — Без надобности они ему! Ежели он теперь задорого их не продаст, то после задарма на марух да в карты спустит! Ранее иное дело — ранее он бы их антикварам на Сухаревку или в Китай-город снес да неплохие деньги на том взял, а ныне куда с ними податься? Кто иной, кроме нас, за них цену даст? Придет — не сумневайтесь!
А как не сомневаться, когда не понять, что у Федьки на уме? Да и место он выбрал — хуже придумать нельзя: в трактире, что поближе к Хитровке, в самых последних домах, где под видом добропорядочных московских обывателей отошедшие от дел фартовые ребята, бывшие каторжане, да разбогатевшие перекупщики краденого обосновались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ты сумасшедшая, — тихо сказал Мишель. — Такая же, как твой Нерон!
— Может быть, — легко согласилась Ольга. — Хотя никто не называет сумасшедшими мужиков, которые хотят иметь «шестисотый» «Мерседес» или навороченный джип, а получив, обихаживают их сильнее, чем собственную жену. Я не хотела иметь «Мерседес», я хотела иметь брошь! Я нашла ювелира, который смог мне по фотографиям изготовить ее точную копию. Очень похожую на оригинал, но все равно это было не то! Одно дело — владеть украшением, которое носила до тебя императрица, и совсем иное — подделкой. И я подумала: а почему бы не поменять их местами?... Ведь все равно ту брошь никто не видит, потому что она не выставляется — она просто лежит в коробочке в сейфе, и никому до нее дела нет. Кроме меня! Наверное, тогда, раньше, это было бы невозможно, но не теперь, когда все привыкли к тому, что все продается, покупается и перепродается, я смогла совершить подмену. Конечно, не одна... Мне помогли. Георгий Маркович помог. Конечно, не за так.
— Ты продала брошь? — догадался Мишель.
— Нет, я продала свою честь, — ответила Ольга. — Это была цена сделки. Я знала, что очень нравлюсь Георгию Марковичу, и предложила ему себя в обмен на помощь. Он почти ничем не рисковал — в случае неудачи все можно было свалить на меня, а выигрывал он много. Он подсказал мне, что нужно сделать. И взял на контрольную экспертизу это изделие. Брошь оказалась у меня. Она и теперь у меня, а там, в хранилище, стекляшка!... Георгий Маркович получил то, что желал. И попал на крючок. Мы стали сообщниками, и с ним уже не нужно было спать... Потом были другие изделия — немного, много из такого хранилища, так чтобы этого не заметили, не унести. Но цена каждого такого изделия сравнима со стоимостью пуда золота. Только изъять его несравнимо легче, чем золото.
— Но это же воровство, — сказал Мишель Герхард фон Штольц.
— А кого это теперь пугает? — пожала плечиками Ольга. — В государстве воров все воры. Остальные — неудачники! Это не я придумала, я лишь приняла условия игры. Почему те, кто крал нефтяные скважины и целые заводы, ничуть по этому поводу не переживают, а живут в полное свое удовольствие, ни от кого не скрываясь, давая интервью и швыряясь деньгами? Почему им можно, а мне нельзя? Нам — нельзя?
— Нам? — не понял Мишель. Он вообще в последнее время стал тугодумом.
— Да, нам... А почему бы нет? У тебя хорошие связи в высших кругах, за границей, где находятся основные наши покупатели. Почему бы тебе не взять на себя сбыт изделий? В конце концов, мы ведь их не уничтожаем, мы лишь передаем их в другие руки на хранение. Поверь, такие сокровища не пропадают, это невозможно, они лишь меняют хозяев, оставаясь во владении человечества. А так ли уж важно — здесь или там... Там, мне кажется, они сохранятся даже с большей гарантией, чем здесь. Может быть, это и воровство, но воровство во благо! Так почему бы не помочь мне? За очень хорошие проценты.
— За такие же, как у Георгия Марковича? — с горечью спросил Мишель Герхард фон Штольц.
— Нет, не за эти — за наличные, — ничуть не смутившись, ответила Ольга. — А все остальное ты в отличие от Георгия Марковича получишь бесплатно. Ну, что ты на это скажешь?...
А что на это можно сказать?
— Нет, — ответил Мишель Герхард фон Штольц.
Быстро и не задумываясь!
Потому что если начать думать, то можно додуматься черт знает до чего! От соблазнительных предложений нужно отказываться, как в ледяную воду прыгать — разом и не раздумывая. А потом уже поздно...
— У меня есть кое-какие вопросы относительно того колье, — произнесла Ольга. — Но ты, конечно, ничего мне не скажешь?
— Не скажу, — хотел было развести руками Мишель Герхард фон Штольц, но они и так уже были растянуты в стороны — дальше некуда.
— Жаль, — вздохнула Ольга. — Жаль, что все так получилось... Мне будет плохо без тебя! — И, помедлив мгновение, подошла к Мишелю и, встав на цыпочки, поцеловала его. И он бы мог поклясться, что она не лукавила, что ей действительно было жаль, потому что он почувствовал на своей щеке ее слезы.
Наверху отчаянно ревели, скрежетали, грохотали, перемалывали в муку органические отходы механизмы мусороперерабатывающего завода, где суждено было успокоиться мятежной душе Герхарда фон Штольца.
А он стоял, раскинув в стороны руки, распятый на ржавых трубах, как на кресте. То ли святой, то ли просто дурак...
— Эй! — громко крикнула Ольга.
Отошедшие на десять шагов головорезы разом выдернули пальцы из ушей и обернулись.
— Вы меня хорошо слышите?
Все согласно кивнули.
— Тогда убейте его! — показала она на Мишеля. — Убейте его быстро!... Чтобы он не мучился!... Не теперь!... Когда я уйду!
И, резко повернувшись, Ольга пошла прочь, чтобы не видеть, как будут лишать жизни Мишеля Герхарда фон Штольца. Ее Мишеля.
И еще чтобы никто не заметил ползущих по ее лицу слез...
Глава 40
Прощание было недолгим, но тягостным. Как всегда, когда ему приходилось уходить от Анны. Даже если на четверть часа.
— Ты скоро со своей службы придешь? — с тревогой спросила она, привстав на цыпочки и испытующе заглянув в его глаза.
— Скоро, — пообещал Мишель, хотя сам не знал когда.
— А там, куда ты идешь, не опасно?
— Ну что ты... Я ведь теперь не полицейский. А... А кто, собственно?...
— Я теперь совслужащий, — употребил Мишель новое слово.
А сам с горечью подумал, что так оно и есть, что значит — служащий советской власти. Или прислуживающий...
— А где твой шарф? — вдруг всполошилась, забегала, заметалась по прихожей Анна. — На улице так холодно...
— Он на мне, — ответил Мишель.
— Да, вижу, — кивнула Анна. — Иди...
Он пошел было к двери.
— Нет, постой! — подалась к нему Анна, ухватила за рукав, развернула.
Мишель замер на пороге, чувствуя, что если он теперь не шагнет за дверь, то уже не сможет!
— Я буду тебя ждать, — сказала Анна. — Только приходи как можно быстрее! И обязательно живым!...
...Не нравилась вся эта затея Мишелю — уж так не нравилась... Да только отступать поздно было! Федька у «купчика» фунтов аглицких сто тыщ затребовал, да сверх того пять фунтов золота, грозясь за то кучу «камешков» принесть.
— А принесет? — сомневался Мишель.
— Уж вы поверьте мне, голубчик! — уверял его Валериан Христофорович. — Без надобности они ему! Ежели он теперь задорого их не продаст, то после задарма на марух да в карты спустит! Ранее иное дело — ранее он бы их антикварам на Сухаревку или в Китай-город снес да неплохие деньги на том взял, а ныне куда с ними податься? Кто иной, кроме нас, за них цену даст? Придет — не сумневайтесь!
А как не сомневаться, когда не понять, что у Федьки на уме? Да и место он выбрал — хуже придумать нельзя: в трактире, что поближе к Хитровке, в самых последних домах, где под видом добропорядочных московских обывателей отошедшие от дел фартовые ребята, бывшие каторжане, да разбогатевшие перекупщики краденого обосновались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68