Надо бы сменить простыни, подумал Мишель. Они, наверное, несвежие и совершенно мокрые — хоть выжимай — от пота. Но сбросить одеяло, открыть Анну, которая, может быть, там, под ним, в ночной сорочке или вовсе без нее, он не решился. Хотя, подумав о том, почувствовал, как у него от волнения перехватило дыхание.
Он так ни на что и не решился. Лишь отбросил штору и открыл форточку, чтобы проветрить комнату.
Ну где же они, где?...
Анна все не приходила в себя, и Мишель, наблюдая за ней, находящейся без сознания, испытывал смущение и одновременно неясную тревогу оттого, что имеет возможность разглядывать ее вот так, бесцеремонно.
Нехорошо, надо бы уйти, думал он. Но уйти было выше его сил. Ему было ужасно жаль Анну и почему-то жаль себя...
На лестнице застучали шаги, зазвучали голоса.
Мишель, прихватив лампу, выбежал на лестничную площадку. Снизу в сопровождении жильца с усами поднимался представительного вида господин в добротном пальто, с пузатым «докторским» саквояжем в руках.
— Благодарю вас, — кивнул, подойдя к Мишелю. — Ну, где больной?
— Сюда, сюда, пожалуйста, — освещая путь, указал Мишель.
Вошли в квартиру. Доктор по привычке скинул в прихожей калоши.
В спальне, увидев с порога Анну, доктор помрачнел.
— Соблаговолите принести воды, — попросил он.
— Да, да, конечно, — засуетился Мишель.
Побежал на кухню, нашел какой-то кувшин и тазик, принес их доктору. Тот, засучив рукава и не спеша, вымыл руки под стекающей из кувшина струей. Принял протянутое полотенце, тщательно их вытер.
— Благодарю вас... А теперь, будьте так любезны, выйдите отсюда, — попросил доктор, вытаскивая из саквояжа похожий на трубу граммофона стетоскоп. — Мне нужно осмотреть больную.
— Да-да, конечно...
Мишель вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
Минут десять он томился в темном коридоре, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Но ровным счетом ничего не слышал.
Наконец дверь приоткрылась.
— Где вы там? Идите-ка сюда, — позвал доктор. — Мне нужна ваша помощь.
Анна лежала на спине, открытая по пояс, в тонкой, полупрозрачной сорочке, под которой угадывалось ее тело.
— Будьте любезны, поднимите больную, — попросил доктор.
Мишель стоял в нерешительности, боясь приблизиться к Анне.
— Вы меня слышите?... Подержите ее, мне нужно послушать спину.
— Да, конечно! — очнулся Мишель.
Аккуратно подсунул под спину Анны руку, приподнял, усаживая ее на постели и поддерживая за плечи. Почувствовал запах ее близкого, горячего тела...
Доктор присел на кровати, сбросил с плеч Анны бретельки и приспустил сорочку со стороны спины. Но спереди она тоже поползла вниз, обнажая ключицы и начало груди.
Мишеля бросило в жар. Сердце его отчаянно заколотилось.
Он отвернулся.
Доктор, сунув узкий конец стетоскопа в ухо, приложил широкий к спине больной, внимательно прислушиваясь. И даже глаза прикрыл.
Послушал в одном месте, в другом, в третьем... Приложил к спине пальцы левой руки, по которым постучал пальцами правой, прислушиваясь к тону.
— Благодарю вас...
Мишель осторожно, боясь, что сорочка окончательно спадет, уложил Анну обратно на постель.
Снова полил доктору на руки, выжидательно глядя на него.
— Что с ней? — все же не удержался, спросил он.
— Вы, сударь, кем приходитесь больной? — поинтересовался доктор, вытирая руки.
Мишель на мгновение растерялся. Как тогда, подле двери черного хода.
— Знакомая, — точно так же, как тогда, ответил он. — Ее отец просил приглядеть за ней. — И почувствовал, как неубедительно, как фальшиво звучат его слова.
— Н-да... — вздохнул доктор. — Тиф у нее, милостивый государь. Обыкновенный брюшной тиф.
Мишель посмотрел на мечущуюся в бреду Анну.
— Может, отвезти ее теперь в больницу? — спросил он.
— Это как вам будет угодно, — пожал плечами доктор. — Впрочем, какие теперь больницы... Вот вам рецепт на получение микстуры, — чиркнул что-то на листке доктор. — Аптеку господина Шварца, что на Покровке, знаете?...
— Знаю, — кивнул Мишель.
— Давайте по десять капель четыре раза в день. Ну и, конечно, побольше поите, делайте холодные компрессы на лоб и спину, а ежели жар не спадет — обтирайте тело спиртом и обмахивайте полотенцем. Есть у вас спирт?
— Спирт?... Не знаю... Наверное, нет.
— Тогда обтирайте одеколоном или водкой, — посоветовал доктор.
— Скажите... Она... не умрет? — тихо, боясь услышать ответ, спросил Мишель.
— Сие, сударь, я сказать вам не могу, — развел руками доктор. — Все будет зависеть от крепости ее организма и воли на то всевышнего. Впрочем, дама она молодая, так что даст бог поправится. Впрочем, ничего обещать не могу-с!... — И доктор замер на пороге.
Ну да, конечно!...
Мишель пошарил в кармане, вытащил все имеющиеся у него деньги и сунул их в руку доктору.
— Благодарю вас, — поклонился тот. — Если потребуется моя помощь — милости прошу-с!
И, кивнув еще раз, вышел.
Мишель остался один. Один на один с Анной, которую бросать теперь было никак нельзя! Невозможно!
Мишель постоял с минуту, глядя на больную, а потом, решительно сбросив пальто, направился на кухню рубить дрова для печи, чтобы нагреть воды...
Теперь для него все стало ясно и понятно.
Теперь он был хоть кому-то нужен. Нужен — Анне.
Лишь бы она не умерла, лишь бы выкарабкалась!...
Глава 4
Тяжела лямка солдатская, да не на плечо давит, а на саму-то душу! Иной раз волком взвыть хочется!
Утром чуть свет труба взыграет, солдат марш с тюфяка теплого, чуть помедлил — унтер-офицер сует тебе в морду пудовым кулачищем, да так, что зубы наземь горохом сыплются. Не зевай, поторапливайся. Да радуйся тому, что вовсе не прибил, а то всяко бывает!
Жаловаться на него не моги — не то вовсе со свету сживет! Выше унтера у солдата начальника нет.
— Ну чего раззявился — торопись! — орет унтер на Карла, в упор уставившись. — Так тебя растак... — И матушку его поминает.
Уж как Карл ни старается, а угодить унтеру никак не может. Невзлюбил его унтер, может, за то, что тот шибко грамотный. Остальные солдаты из дальних деревень взяты — право от лево отличить не способны, отчего приходится вязать им к ногам пуки сена да соломы да так на плацу и командовать:
— Сено-ом... с места шагай!... Солом-ой — стой!... Только так вместе и шагают, а ежели без сена — то вразнобой.
А Карл тот непрост — счет знает, в грамоте лучше иного офицера разумеет, да сверх того по-иноземному лопочет — по-немецки и еще по-голландски. Шибко умный... Такого солдата ежели зараз в бараний рог не скрутить — наплачешься после. Вот и старается унтер, сбивает с него спесь:
— Как стоишь?!
Как надлежит стоит — во фрунт, в струнку, навытяжку, поедая глазами начальство.
— Живот подбери. Грудь — колесом!... Да смотри злей — чай, не на отпевании!
Втягивает Карл живот, грудь надувает, тянется так — аж ноги в коленках дрожат, а в зобу дыхание спирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68