— Прекратить! — рявкнул Мишель. — Немедленно прекратить! Я приказываю!
Но Митяй, мельком взглянув на него и, кажется, даже не узнав, а лишь злобно ощерившись, продолжил свое дело.
Голова жертвы моталась, как у тряпичной куклы.
Ну что же делать-то?...
И уже ни к чему не призывая, Мишель налетел и ударил Митяя кулаком в лицо. Тот, от неожиданности расцепив руки, отлетел в сторону.
Но быстро вскочил и стал лапать пальцами бок, где у него обычно болталась кобура с маузером, которого теперь, к счастью, не было.
— Вы — меня!... — свирепо шипел Митяй. — Вы тоже!... Вы с ними!... Вы заодно!...
И, сжав кулаки, пошел на Мишеля.
— Стой, дурак! Если ты теперь прибьешь его, то мы никогда не найдем того, второго! — успел-таки крикнуть Мишель.
Митяй встал. Как вкопанный.
— Он свидетель, единственный, — уже спокойнее сказал Мишель. — Если хочешь сыскать убийцу Сашка, не трожь его!...
Сашка свезли в мертвецкую ближайшей больницы.
— Надо бы его батюшке с матушкой сообщить, — тяжко вздохнул Валериан Христофорович. — Беда-то какая!
— Нет у него никого. Один он, — хмуро ответил Митяй. — Сами похороним, с оркестром, как героически погибшего за свободу угнетенных пролетариев всего мира!
И опять слова...
Свидетеля допрашивали в кабинете Мишеля. Тот с большой опаской косился на стоящего подле Митяя. И, возможно, из-за его близкого присутствия сильно не запирался.
— Тебя звать-то как? — для завязывания отношений спросил Мишель.
— Меня-то? Так Анисимом мамка с папкой кликали, — ответил парень, такого же примерно возраста, что Сашок.
— И откуда ж ты такой взялся, Анисим?
— Я-то?... Так ить с-под Пскова мы... Дома-то голодно, скотина вся пала, вот в Москву и подались.
— Грабить? — хмуря брови, спросил Мишель.
— По-разному, как придется, — простодушно ответил парень.
— А колье откуда взяли? — поинтересовался Мишель.
— Известно откуда! — шмыгнул носом парнишка. — У буржуя одного иксприровали.
— Экспроприировали, — поправил его Мишель. — А как?
— Так известно как, — мотнул головой арестант.
— Прибили, что ли? — уточнил Мишель.
— Ну...
— Где он жил?
— Он-то? Так ясно где — на Самотеке. Лавка у него там. Ю... ювле... — пытался выговорить он трудное слово.
— Ювелирная?
— Во-во, она и есть... Часов там и каменьев всяких видимо-невидимо. Буржуй — он буржуй и есть!
Мишель красноречиво взглянул на Митяя.
Тот отвел глаза.
— Навел-то кто? — встрял в допрос Валериан Христофорович.
— Так не знамо... Можа, приказчик ихний — Михей Пантелемоныч?... Федька-то сказал, он знает, где золото запрятано, а без него будто бы его ни в жисть не сыскать! Так он показать вызвался и цельну четверть за то запросил.
Дальше все понятно — прознавшие про золото урки быстро собрались в шайку, пришли темной ночью к ювелиру, который тут же, при своей лавке, жил, прибили гирькой на цепочке его, а случись в тот момент домочадцы, то и их тоже, и все, что плохо лежало, выгребли, а на следующий день по дешевке спустили на Сухаревке.
— Все продали-то? — участливо спросил Мишель.
— Не-а! — вздохнул душегуб. — Тока часы одни. А боле не успели.
— А напарник твой, тот, что сбег... Как его зовут-то? — невольно подстраиваясь под тон допрашиваемого, поинтересовался Мишель.
— Его-то?... Известно как... Федькой кличут.
— А фамилия?
— Незнамо как... Федька он. Завсегда Федькой был. Еще Сычом прозывают.
Выходит, Федька Сыч.
Мишель обернулся к Валериану Христофоровичу, который преступный мир знал куда лучше его. Но тот лишь головой покачал.
Теперь все перемешалось, все с ног на голову встало — и у бандитов тоже. Раньше клички им навроде паспорта были — всегда по ним можно было нужного человечка сыскать, а нынче — нет.
— Где ж его теперь искать-то, Федьку твоего? — прикидываясь простачком, спросил Мишель.
— А зачем те? — насторожился бандит.
— Ну как же, он вот ныне твои камушки сдаст да к марухам пойдет, — сказал Валериан Христофорович. — А тебе — каторга! Неужто не обидно?
— Оно, конечно, так, — вздохнул арестант. — Но тока ежели я про него чего скажу, он меня опосля зарежет.
— А мы не дадим! — пообещал Мишель.
— Ну да! — не поверил бандит. — Вы вона своего не сберегли, а меня и подавно-то!...
Допрос зашел в тупик. Было понятно, что ежели теперь он ничего не скажет, то после — тем паче!
— Ах ты, контра!... — вскипел Митяй.
Мишель глянул на него, чуть заметно кивнув. Тот все понял, словно только того и дожидался. Вернее всего — дожидался...
— Ну, все! — рявкнул он.
Бандит испуганно втянул голову в плечи. Запричитал:
— Чего этоть... чего он-то!... Держите его все-то!...
Митяй сделал шаг и, сграбастав бандита за грудки, стал трясти, бешено вращая глазищами, так что голова с плеч чуть не скатывалась. И было не понять, то ли он это взаправду, то ли нет.
— Ай-яй! Ай-яй! Помилосердствуйте, дядечки! — вопил как резаный бандит.
— Погоди, не трожь, оставь его! — всерьез забеспокоился Мишель.
Но Митяй уже вцепился тому в глотку, отчего угроза угодить на нож Федьке показалась арестанту куда как менее страшной, чем лишиться жизни прямо теперь же.
— Ой, дядечки, не надоть! — захрипел он. — Я же все-то скажу! Я же знаю про Федьку-то!...
Митяя насилу втроем оттащили, так ему хотелось расквитаться за Сашка!
— Ну? — спросил Мишель, на всякий случай держа бьющегося в злобе Митяя на расстоянии вытянутой руки. — Коли знаешь — говори!
— На Хитрованке он, у Юсупа-татарина в нумерах. Там его искать надоть!
— Не врешь?
— Богом клянусь! Любаня там — маруха его, он завсегда, ежели при деньгах, к ей идет. Тама, у ей, его нынче иишшите...
Там?... Ну, значит, там!...
Глава 28
Вот она и расплата пришла!...
Грохнула, отворилась дверь. На пороге унтер встал.
— Выходь!
Вывели Карла Фирлефанца вон.
На руках и ногах его кандалы болтаются — цепи по ступеням волочатся, гремят, брякают, обручи железные в тело впиваются, кожу режут.
Вышли.
На плацу суета. Стучит в уши барабанный бой. Торопятся, бегут солдаты. Встают в строй. Все при параде, начищены, будто на смотр, на боку шпаги, в руках фузеи.
Офицеры кричат:
— Шибче ходи! Тверже ногу... Ать-два!... Как держишь подбородок... Выдерживай такт!
Выстроились квадратом. Подровнялись. Посередке пустота.
Внутри командир выхаживает, руки за спину заложил, шпорами позвякивает, глядит недовольно.
— Шпицрутены готовы?!
— Точно так! — громко отчеканил кто-то.
В стороне солдаты тащат на плечах здоровенные пуки обструганных, в два пальца толщиной палок. Сбросили на землю.
По обе стороны плаца народ гомонит-волнуется ждет дармового зрелища. Пацаненки туда-сюда снуют.
Ну что — пора, поди?...
Внутрь квадрата вывели приговоренных. Да не одного-двух, а с десяток. Каждый или в отлучке пойман был, или командиру непослушание выказал, или иным чем не угодил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68