Никто и никогда не отыщет мои останки под многотонным каменным завалом. Страшная смерть!
Ногти скребли известняк, я тянул руку, вытягивался сам. Кажется, тогда я прибавил в росте целые сантиметры. Страх падения держал меня за горло, не давая дышать в полные легкие. Наконец фаланги пальцев согнулись на кромке обрыва. От радости я чуть не сорвался. На мгновение зависнув, я вскинул вторую руку и, помогая ногами, вполз грудью на какие-то колючки. Было наплевать на царапины. Главное — живой!
Я долго сидел на обрыве, приходя в себя. Сверху склон, на котором я боролся за свое здоровье, если не саму жизнь, казался не опаснее детской песочницы.
Далеко гудело море. На фоне желтого песка оно казалось невероятно синим. Наверное, стоило наслаждаться открывшимся пейзажем, но я слишком живо помнил «прелести» морской жизни, выпавшие на нашу долю в последние двое суток, чтобы получать от созерцания бескрайних водных просторов эстетическое удовольствие. Да и пережитое мною только что приключение мало к тому располагало.
Я поднялся на ноги, стряхнул с колен пыль, огляделся. Плато было ровным, как стол, и совершенно безжизненным. Не было видно даже вездесущих спутников цивилизации — столбов электропередачи. Я побрел вдоль обрыва, внимательно глядя под ноги. Я боялся наступить на змею или каракурта. Человек — раб своих представлений. Я исключения не составлял. Всегда знал, пустыня — это песок, змеи и паукообразная ползающая, смертельно жалящая мерзость, от одного вида которой нормального северного человека бросает в дрожь.
Я шел и не мог найти объяснения, почему у меня из-под ног с шипением не выскакивают шлангообразные кобры, не расползаются в стороны скорпионы и фаланги. Ведь пустыня должна кишеть ими! И сама пустыня совсем не походила на цветные рисунки из книги об арабских приключениях. Нет волнообразных барашков, коварных зыбучих песков, нет даже элементарных финиковых пальм! Кругом твердая, как камень, почва, из которой торчат низенькие колючие кустики. Глазу зацепиться не за что. Может, потому здесь и змей нет, что пустыня не настоящая. Как бы то ни было, я благополучно добрался до места, с которого ясно просматривался наш плот. Спуск здесь был легок и приятен.
Я сбежал вниз и скоро был возле лагеря. Монахова подозрительно взглянула на мою запыленную, с каплями крови футболку, порванные штаны.
— Поскользнулся, — объяснил я свой вид.
— На песке! — понятливо ухмыльнулась Наташа.
Не мог же я рассказать о допущенном мною грубейшем нарушении туристской дисциплины — пошел один, без страховки, полез на незнакомую стену…
Кое-как разобравшись в салифановском хозяйстве, я развел примус, вскипятил воду. Ужинали долго, со вкусом, бесконечно растягивая положенные каждому триста граммов чая. Было приятно слушать шум близких гребней и чувствовать себя в полной безопасности. Спать легли прямо на песок, подстелив одеяла.
Я лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь покоем. Слушал вполуха, как Наташа с Татьяной возятся, устраиваясь, обсуждают свои женские проблемы. Засыпал и все еще слышал их бубнящие голоса.
Ночью ветер, сменив направление, сильно задул от берега. Где-то он сорвал с поверхности пляжа крошечную песчинку, прокатил, ударил ею о две другие, эти две выбили еще четыре, и песок на многие километры вокруг зашевелился, зашуршал, задвигался. Всю ночь он перекатывался через нас, пролезал в одеяла и спальные мешки, под одежду, прилипал к телу. К утру мы оказались совершенно занесенными.
Разбудило меня солнце. С усилием приподняв засыпанное одеяло, сел. Из шевелюры струйками осыпалось килограмма два песка. От лагеря осталось лишь несколько
Еле заметных холмиков, да кое-где торчали на поверхности ремни рюкзаков и обрывки веревок.
— Ну и дела! — вслух удивился я и стал выковыривать из ушей песчинки. Зашевелился ближайший ко мне холм. Из-под него, отплевываясь, выползала Войцева.
— Татьяна, ты не интересовалась археологией? — спросил я.
Войцева, ошарашенно осматриваясь, отрицательно покачала головой.
— Теперь придется, — успокоил я ее.
Раскопки начали с поисков кед. Я долго шарил вокруг, пока в пальцы не попал шнурок. Освободив свою обувь, я решил вводить в поиск систему. Лагерь разбил на квадраты. Руками отгребал песок в стороны и назад, складывая найденные предметы на расстеленное одеяло. Девчата такие же шурфы пробивали навстречу мне Отыскали чуть больше половины сложенных вчера вещей. Долго бродили возле лагеря, бороздя ногами песок, часто наклонялись, рассматривали находки. Мы напоминали вышедших на промысел грибников. Не совпадал только окружающий пейзаж. Ни березнячка, ни сосенки на ближайшие полторы тысячи километров.
— Вот еще какая-то железка, — говорила Монахова, двумя пальцами брезгливо неся обрезок промасленного троса.
— Туда, — командовал я.
— Мешок с чьим-то бельем, — объявляла Войцева. Постепенно раскопали все, кроме некоторых мелочей, без которых можно было обойтись.
В три часа я увидел идущего от обрыва в нашу сторону человека. Я двинулся навстречу. Это был Васеньев.
— Все в порядке! — издали начал орать он, мимикой, жестами и ослепительной улыбкой демонстрируя, что все обстоит действительно хорошо.
— Наверху стоит трактор, он отвезет нас на центральную усадьбу. Сергей ждет там.
— Что это? — остановил я его словоизвержение.
— Как что? — опешил Васеньев. — Так Барсак же. Я же говорил, Барсак!
На вершине нас ожидал колесный трактор «Беларусь». Водитель стоял в тени, навалясь спиной на колесо. Увидев нас, он оттолкнулся лопатками от покрышки, выпрямился. С минуту он с интересом рассматривал наши худые радостные лица. Точно так наблюдают в зоопарке за экзотическими животными. И чего только не создаст матушка-природа, было написано на его лице.
— Все? — коротко спросил он и полез в кабину. — Располагайтесь! — видя нашу нерешительность, широким жестом хозяина пригласил он.
В кабине уместились только девчата, и то им пришлось стоять, упираясь головами в крышу. Васеньев влез на капот мотора, сел возле самого ветрового стекла, свесив ноги вниз. Мне места не оставалось. Два раза я обежал вокруг трактора. Сзади, за кабиной, между двумя колесами, была прилеплена махонькая площадка, к которой обычно прикручивают навесные приспособления — буры, ковши и тому подобное. Я встал, с трудом уместив на ней ступни. Руками вцепился в какие-то выступающие болты.
— Готов? — крикнул шофер.
Я кивнул головой. Водитель оскалился сквозь заднее стекло и рванул так, словно хотел вывести трактор на околоземную орбиту. Мои ноги заскользили с шаткой опоры. Трактор заложил крутой вираж и встал на собственную колею, по которой приехал сюда. Клубы серой, похожей на муку пыли выскочили из-под колес, осели на меня плотным слоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Ногти скребли известняк, я тянул руку, вытягивался сам. Кажется, тогда я прибавил в росте целые сантиметры. Страх падения держал меня за горло, не давая дышать в полные легкие. Наконец фаланги пальцев согнулись на кромке обрыва. От радости я чуть не сорвался. На мгновение зависнув, я вскинул вторую руку и, помогая ногами, вполз грудью на какие-то колючки. Было наплевать на царапины. Главное — живой!
Я долго сидел на обрыве, приходя в себя. Сверху склон, на котором я боролся за свое здоровье, если не саму жизнь, казался не опаснее детской песочницы.
Далеко гудело море. На фоне желтого песка оно казалось невероятно синим. Наверное, стоило наслаждаться открывшимся пейзажем, но я слишком живо помнил «прелести» морской жизни, выпавшие на нашу долю в последние двое суток, чтобы получать от созерцания бескрайних водных просторов эстетическое удовольствие. Да и пережитое мною только что приключение мало к тому располагало.
Я поднялся на ноги, стряхнул с колен пыль, огляделся. Плато было ровным, как стол, и совершенно безжизненным. Не было видно даже вездесущих спутников цивилизации — столбов электропередачи. Я побрел вдоль обрыва, внимательно глядя под ноги. Я боялся наступить на змею или каракурта. Человек — раб своих представлений. Я исключения не составлял. Всегда знал, пустыня — это песок, змеи и паукообразная ползающая, смертельно жалящая мерзость, от одного вида которой нормального северного человека бросает в дрожь.
Я шел и не мог найти объяснения, почему у меня из-под ног с шипением не выскакивают шлангообразные кобры, не расползаются в стороны скорпионы и фаланги. Ведь пустыня должна кишеть ими! И сама пустыня совсем не походила на цветные рисунки из книги об арабских приключениях. Нет волнообразных барашков, коварных зыбучих песков, нет даже элементарных финиковых пальм! Кругом твердая, как камень, почва, из которой торчат низенькие колючие кустики. Глазу зацепиться не за что. Может, потому здесь и змей нет, что пустыня не настоящая. Как бы то ни было, я благополучно добрался до места, с которого ясно просматривался наш плот. Спуск здесь был легок и приятен.
Я сбежал вниз и скоро был возле лагеря. Монахова подозрительно взглянула на мою запыленную, с каплями крови футболку, порванные штаны.
— Поскользнулся, — объяснил я свой вид.
— На песке! — понятливо ухмыльнулась Наташа.
Не мог же я рассказать о допущенном мною грубейшем нарушении туристской дисциплины — пошел один, без страховки, полез на незнакомую стену…
Кое-как разобравшись в салифановском хозяйстве, я развел примус, вскипятил воду. Ужинали долго, со вкусом, бесконечно растягивая положенные каждому триста граммов чая. Было приятно слушать шум близких гребней и чувствовать себя в полной безопасности. Спать легли прямо на песок, подстелив одеяла.
Я лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь покоем. Слушал вполуха, как Наташа с Татьяной возятся, устраиваясь, обсуждают свои женские проблемы. Засыпал и все еще слышал их бубнящие голоса.
Ночью ветер, сменив направление, сильно задул от берега. Где-то он сорвал с поверхности пляжа крошечную песчинку, прокатил, ударил ею о две другие, эти две выбили еще четыре, и песок на многие километры вокруг зашевелился, зашуршал, задвигался. Всю ночь он перекатывался через нас, пролезал в одеяла и спальные мешки, под одежду, прилипал к телу. К утру мы оказались совершенно занесенными.
Разбудило меня солнце. С усилием приподняв засыпанное одеяло, сел. Из шевелюры струйками осыпалось килограмма два песка. От лагеря осталось лишь несколько
Еле заметных холмиков, да кое-где торчали на поверхности ремни рюкзаков и обрывки веревок.
— Ну и дела! — вслух удивился я и стал выковыривать из ушей песчинки. Зашевелился ближайший ко мне холм. Из-под него, отплевываясь, выползала Войцева.
— Татьяна, ты не интересовалась археологией? — спросил я.
Войцева, ошарашенно осматриваясь, отрицательно покачала головой.
— Теперь придется, — успокоил я ее.
Раскопки начали с поисков кед. Я долго шарил вокруг, пока в пальцы не попал шнурок. Освободив свою обувь, я решил вводить в поиск систему. Лагерь разбил на квадраты. Руками отгребал песок в стороны и назад, складывая найденные предметы на расстеленное одеяло. Девчата такие же шурфы пробивали навстречу мне Отыскали чуть больше половины сложенных вчера вещей. Долго бродили возле лагеря, бороздя ногами песок, часто наклонялись, рассматривали находки. Мы напоминали вышедших на промысел грибников. Не совпадал только окружающий пейзаж. Ни березнячка, ни сосенки на ближайшие полторы тысячи километров.
— Вот еще какая-то железка, — говорила Монахова, двумя пальцами брезгливо неся обрезок промасленного троса.
— Туда, — командовал я.
— Мешок с чьим-то бельем, — объявляла Войцева. Постепенно раскопали все, кроме некоторых мелочей, без которых можно было обойтись.
В три часа я увидел идущего от обрыва в нашу сторону человека. Я двинулся навстречу. Это был Васеньев.
— Все в порядке! — издали начал орать он, мимикой, жестами и ослепительной улыбкой демонстрируя, что все обстоит действительно хорошо.
— Наверху стоит трактор, он отвезет нас на центральную усадьбу. Сергей ждет там.
— Что это? — остановил я его словоизвержение.
— Как что? — опешил Васеньев. — Так Барсак же. Я же говорил, Барсак!
На вершине нас ожидал колесный трактор «Беларусь». Водитель стоял в тени, навалясь спиной на колесо. Увидев нас, он оттолкнулся лопатками от покрышки, выпрямился. С минуту он с интересом рассматривал наши худые радостные лица. Точно так наблюдают в зоопарке за экзотическими животными. И чего только не создаст матушка-природа, было написано на его лице.
— Все? — коротко спросил он и полез в кабину. — Располагайтесь! — видя нашу нерешительность, широким жестом хозяина пригласил он.
В кабине уместились только девчата, и то им пришлось стоять, упираясь головами в крышу. Васеньев влез на капот мотора, сел возле самого ветрового стекла, свесив ноги вниз. Мне места не оставалось. Два раза я обежал вокруг трактора. Сзади, за кабиной, между двумя колесами, была прилеплена махонькая площадка, к которой обычно прикручивают навесные приспособления — буры, ковши и тому подобное. Я встал, с трудом уместив на ней ступни. Руками вцепился в какие-то выступающие болты.
— Готов? — крикнул шофер.
Я кивнул головой. Водитель оскалился сквозь заднее стекло и рванул так, словно хотел вывести трактор на околоземную орбиту. Мои ноги заскользили с шаткой опоры. Трактор заложил крутой вираж и встал на собственную колею, по которой приехал сюда. Клубы серой, похожей на муку пыли выскочили из-под колес, осели на меня плотным слоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68