— И-и-и раз! — дирижирует движением Сергей. Шесть рук разом сгибались в локтях, тянули плот вверх. Три левых ноги, шаря подошвами по дну, отодвигались в сторону, упирались в ракушечник.
— Еще, еще немного, — сипел Салифанов. Задыхаясь, через силу тянули плот последние сантиметры, роняли.
— И-и-и раз! — после короткой паузы повторял Сергей.
Вместе с плотом продвигался вал донного песка, который шевелился и осыпался, словно живой. Татьяна вновь забежала вперед и почти сразу провалилась по колено. Дошли! Остался последний, малюсенький рывок.
Цепко держала мель. Не хотел остров расставаться со своей добычей. Заглотил, пропихнул ветром и волнами в самое нутро, осталось переварить ослабевшие жертвы. Так нет, исхитрились, нашли лазейку. В чем душа держится, а ползут, копошатся возле своего странного парусника.
Три шага осталось. Не верится. Памятна преждевременная радость в начале волока. Напряженно ищем по горизонту признаки земли, хотя внутри уверены — вышли к морю, не может быть в заливе такой насыщенной синевы. Удивительно, что не чувствуем радости. Все застила усталость.
Кончено! Плот завис над подводным обрывом. Мы удерживаем его за корму, как коня за уздечку. Теперь осталось запрыгнуть на настил, отпустить поводья парусам и тем закончить островную эпопею.
Еще раз оглянулись. Там, сзади, остались десятки тысяч наших шагов, впечатанных в песок. Может быть, когда-нибудь я буду вспоминать их как что-то значительное в своей биографии, но пока я ощущаю лишь облегчение. Не надо готовиться к худшему, не надо ломать голову, как это худшее отодвинуть еще на день, неделю.
Медленно расширяется полоса воды между нами и оконечностью острова. Теперь, когда по курсу чистое море, островная ситуация не кажется такой беспросветно мрачной. Старый страх не пугает. Когда человек переживает жизненных кризис, он, спустя какое-то время, вспоминает его чуть ли не со смехом — надо же такому случиться, удивляясь бурным проявлениям своих чувств. Зачем, спрашивается, суетился, нервничал?
Разбирать прошлое — это как второй раз смотреть детективный фильм. Вокруг все охают, переживают, следя за коллизиями сюжета, а ты сидишь спокойный, потому что знаешь — кто преступник, кто очередная жертва. Даже начинаешь скучать — содержание оказывается довольно примитивным, держится только на интриге. Удивительно, что при первом просмотре вздыхал, зажмуривался во время некоторых эпизодов, переживал за героев!
Наверное, через пару лет островной волок мы будем вспоминать как милое приключение. Трудности забудутся. Про то, что мы собирались героически умереть на прибрежном песке, даже упомянуть будет неловко. Ведь теперь мы знаем, что между островами есть проход. Никто не поверит, что угроза была смертельной. «Чуть» — в расчет не принимается, тем более — вот он я, сижу живехонький, полный нерастраченных сил и энергии, без малейших следов пережитого ужаса.
Уходим под полными парусами в море. Не говорим восторженных слов, не обнимаемся, не целуемся в ознаменование освобождения, лежим с постными физиономиями, прислушиваясь к болевым ощущениям в мышцах и внутренностях. Нам бы этот праздник дня четыре назад, когда в нас бродили не использованные еще эмоции. Мы бы устроили опереточный канкан…
Сергей бросил в воду гайку и долго наблюдал за ее погружением.
— Глубина метров десять, — удовлетворенно сообщил он.
Оглянулся на далекий уже остров, безобидным бугром выделяющийся над горизонтом.
— Эти островочки! — с угрозой начал он и осекся. Правильно сделал, зачем еще раз испытывать судьбу. Убедились уже — это не безопаснее, чем дергать спящего льва за хвост. Остров как остров. Пришли мы к нему незваными гостями и уходим без фанфар. Живыми выпустил — и на том спасибо…
Глава 21
Сижу на своем любимом месте — на баке с пресной водой. Верчу на коленях карту, вожу по ней огрызком линейки. Получается явная ерунда. Я перепроверяю эту ерунду подсчетом, математика — царица наук, на все ответит. Выстраиваю колонки цифр. В итоге получаю ерунду в квадрате.
— Где мы находимся? — нетерпеливо спрашивает Татьяна.
Вопрос не праздный, фактически она интересуется, когда будет берег, люди, вода. Придется ее расстроить.
— Согласно поим расчетам, мы находимся на плато Усть-Урт в пятидесяти километрах от береговой черты, — невозмутимо сообщаю я итог своих навигационных исчислений.
Что мне еще сказать — так выходит. Вокруг, соответственно, не вода, а песок, не гребешки волн, а кусты саксаула. Не верь глазам своим — верь формулам.
Я сворачиваю бесполезную карту. При наших штурманских возможностях мы плывем согласно сказочному принципу «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Ладно, в берег воткнемся — у кого-нибудь разузнаем. Я улыбнулся своей мысли. Вместо науки определения своего местонахождения в море, банальное: «Дяденька, как проехать до…» — словно не по морю путь держим, а разыскиваем овощную лавку.
Сверяю по компасу курс. "Автопилот работает на удивление точно. Плот заглаживает свою вину. Семь суток мы таскали его на себе, теперь он исправно везет нас. На том мои работы исчерпаны. А жаль. Когда нечего делать, голод и жажда мучают вдвойне. Лучше всего, конечно, спать, смотреть цветные сны про пирожки-ватрушки, но я больше десяти часов не выдерживаю. Остается завидовать Салифанову. Тот дрыхнет, как суслик, по двадцать часов кряду. Как бока не отлеживает-непонятно. Наверное, его организм устроен лучше. На неблагоприятные условия внешней среды отвечает немедленным затормаживанием жизненных процессов. Сердце бьется два раза в минуту, не чаще, дыхания вообще не заметно. Чистый анабиоз, только тот от холода, а этот от жары, жажды и голодухи. Выгода налицо. Плывем все одинаковое количество времени. Только мы четырнадцать часов, а Салифанов — семь. Значит, он в два раза меньше страдает от голода, в два раза меньше от жажды и в два раза от неопределенности положения.
Вот сейчас я маюсь оттого, что плывем по морю, но согласно карте находимся в пустыне, а он сопит, как на домашнем диване. Практически отсутствует на плоту. Тело — вон оно лежит, развалилось, ножки-ручки по сторонам разбросало, смотреть противно. А сам Салифанов неизвестно где витает и что там делает.
— Сократить ему за это пайку в два раза, — делает радостный вывод мой бедный глупый желудок, — тогда мы уравновесимся в расходе калорий. Очень справедливо!
Желудок доволен, он так хорошо все рассудил. Сергей во сне начинает жевать челюстями. Наверняка ему снится еда. Вгрызается сейчас воображаемыми зубами в воображаемую ножку курочки и воображаемый сок стекает по губам. М-м-м! Это становится невыносимым. Я отворачиваюсь от лица Сергея, который уже пытается заглотить то, что разжевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68