выйдет не выйдет, а просчитать худшие!
Я вновь вернулся к выведенной мною аксиоме. Сломать ее логическую завершенность можно, только нейтрализовав любое из вышеприведенных утверждений. Надо либо уйти с острова, либо на месте обеспечиться водой и продуктами, либо найти способ сообщить о нашем бедственном положении на Большую землю.
Есть ли возможность решить хотя бы одну из этих задач? Я стал припоминать все, что хоть косвенно могло мне помочь — прочитанные книги (начиная с Робинзона Крузо), просмотренные кинофильмы, слышанные рассказы бывалых людей. Я отсеивал крупицы полезных знаний, перелопачивал горы пустой породы. Это была еще не победа, но надежда. Я добился главного — от безнадежности общего я пришел к частному, совладать с которым было несравнимо легче. Не осилив армию в целом, я рассек ее на дивизии и каждую стать бить по отдельности.
Я осознал то, что никак не мог принять вчера: первым гибнет тот, кто смиряется с неизбежностью конца, не заглядывая дальше предела, который сам для себя определил как роковой. Я решился проиграть ситуацию «до донышка» и с удивлением обнаружил, что собирался капитулировать — «Выхода нет!» — даже не начав борьбы. Вот почему очень часто домашний разбор походного ЧП выявляет не одну, а несколько неиспользованных возможностей, предполагающих благоприятный исход. Все лежало на поверхности! Увидеть его в полевых условиях мешал все тот же страх. Это — как хождение по доске. По лежащей на земле всякий пройдет, но с той же доски, поднятой на стометровую высоту, сверзнется любой, и только потому, что будет бояться упасть!
К утру я был готов к большому разговору. Рассвет серым туманом расползался по воде. Море, песок выступали из темноты бесцветными пятнами. Окружающий пейзаж выглядел неряшливо, как запущенный город, лишенный опеки дворников. От сырости, холода и протестов пустых с вечера желудков пробудились Татьяна и Сергей. Они сидели, печальными глазами поводя вокруг себя — возвращались в мир, вспоминая, где и в связи с чем находятся. Тонус от этого, естественно, не повышался.
— Ты еще не повесился? — мрачно приветствовал меня Салифанов. Он окунул ладони в воду, брызнул на лицо, растер по щекам грязь.
— В нашем положении заботиться о внешнем виде — ненормально, — ответил он на мое замечание по поводу соблюдения гигиены. — На себя посмотри!
Дискутировать с ним я не стал: боялся растерять настроенность на разговор.
— Ты, наверное, хочешь сообщить нам, что через несколько минут сюда прибудет самолет с поисковой партией и журналистами и нам пора облачиться во фраки? — предположил Сергей, взглянув на меня внимательнее.
Я не прореагировал. Салифанов стряхнул остатки воды с рук, пошел к одеялам обтереться.
Разговор я начал через четверть часа, без долгих вступлений, сразу по существу.
— Сели мы крепко. Если Сергей прав, а доказательств его не правоты нет, то наше положение на сегодняшний день почти безнадежное. — Салифанов согласно опустил голову. — Мы можем идти вперед, назад или оставаться на месте — все это с одинаковой вероятностью — и отдать богу душу.
Впервые я все назвал своими именами. Раньше гибель группы фигурировала в разговорах лишь в форме черного юмора, теперь об этом говорилось серьезно.
— Какие твои конкретные предложения? — поторопил меня Сергей. Ему было жаль расходуемых на болтовню минут, которые можно было использовать на движение.
— Я предлагаю строить планы, исходя из худших вариантов будущего.
— Худший вариант у нас только один, — Сергей красноречиво скрестил руки на груди. — Куда ты предлагаешь идти?
Я понимал его раздражительность. Вместо того чтобы впрягаться в плот, действием приближая спасение, Ильичев развел канцелярщину, устроил спектакль с собранием. Хорошо еще, не предложил избрать президиум и вести протокол.
Но отменить собрания я не мог. Я добивался, чтобы каждый, в том числе и я, не чувствами, но разумом осознал тяжесть положения и убедился, что даже в худшем случае мы не бессильны У нас есть возможность сопротивляться судьбе-злодейке.
Надежда должна основываться не на фантазиях — кто-то заметит, кто-то приедет, кто-то спасет, а на здравой оценке своих возможностей и правильной их расстановке. Нужно продумать возможные контрмеры против всякой случайности. Это избавит от ненужных разочарований, ввергающих душу и тело в меланхолию. Человек может подстроиться к невероятно тяжелым условиям, о каких раньше и помыслить не мог. Важно принять их за норму. И, не страдая ежеминутно от несправедливости случившегося и безысходности будущего, вжиться в эти неблагоприятные обстоятельства, находить возможности избавиться от них.
Подобное случается в жизни — в участившихся семейных конфликтах бурно выплескиваются эмоции, начинаются взаимооскорбления. Но никто не догадывается трезво оценить изменившиеся условия совместной жизни, принять их как есть, без украшательств и завышенных взаимных требований, и на этом реальном фундаменте начать строить новое, пусть не столь пышное, но зато прочное здание. В семейной жизни желательно (у нас необходимо) предполагать худшие варианты, пусть даже они не нравятся, осмысливать их с холодной головой, заранее намечая запасные выходы. Когда неблагополучие придет, думать будет поздно, останется одно — слабо барахтаться, плывя по течению.
Скольких бед мы бы избежали, если бы задумались вовремя хоть на пять минут! В быту легкомысленность грозит усложнением личной жизни, в нашем случае — чревата гибелью. Нам не желательно, а категорически необходимо знать свои возможные беды. Надо, как это делают военные, планируя наступление, позаботиться о коридорах для планомерного отхода, чтобы возможное отступление не превратилось в бегство.
И еще я преследовал одну корыстную цель. Не собрания я добивался — мозгового штурма. Обобщенная мысль людей, направленная в единое русло, неизбежно сталкивает, перелетает десятки разномастных идей, рождая при этом жизнеспособных мутантов. Один предлагает, другой развивает, третий формирует. Но каждый включается в творческий процесс придумывания.
Кроме чистого практического результата — решения предложенной задачи, достигаются побочные эффекты, например, ломка стереотипа мышления, а в нашем микроколлективе — отвлечение от трагичности происходящего. Лучше думать о том, что предпринять через минуту, час, день, чем представлять, когда и какой будет последняя минута. Нужно изменять ситуацию, а не страдать в ней.
Кроме того, при принятии коллегиального решения, а именно такое подразумевает мозговой штурм, никто в будущем не откажется от него, так как в этом решении присутствует и его творчество. Это будет понадежней расписки, заверенной печатью нотариальной конторы
Нет, нельзя отказываться от проведения общего собрания, кого бы и как это ни раздражало
— Я предлагаю тащить плот вперед, — кратко ответил я на поставленный Салифановым вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я вновь вернулся к выведенной мною аксиоме. Сломать ее логическую завершенность можно, только нейтрализовав любое из вышеприведенных утверждений. Надо либо уйти с острова, либо на месте обеспечиться водой и продуктами, либо найти способ сообщить о нашем бедственном положении на Большую землю.
Есть ли возможность решить хотя бы одну из этих задач? Я стал припоминать все, что хоть косвенно могло мне помочь — прочитанные книги (начиная с Робинзона Крузо), просмотренные кинофильмы, слышанные рассказы бывалых людей. Я отсеивал крупицы полезных знаний, перелопачивал горы пустой породы. Это была еще не победа, но надежда. Я добился главного — от безнадежности общего я пришел к частному, совладать с которым было несравнимо легче. Не осилив армию в целом, я рассек ее на дивизии и каждую стать бить по отдельности.
Я осознал то, что никак не мог принять вчера: первым гибнет тот, кто смиряется с неизбежностью конца, не заглядывая дальше предела, который сам для себя определил как роковой. Я решился проиграть ситуацию «до донышка» и с удивлением обнаружил, что собирался капитулировать — «Выхода нет!» — даже не начав борьбы. Вот почему очень часто домашний разбор походного ЧП выявляет не одну, а несколько неиспользованных возможностей, предполагающих благоприятный исход. Все лежало на поверхности! Увидеть его в полевых условиях мешал все тот же страх. Это — как хождение по доске. По лежащей на земле всякий пройдет, но с той же доски, поднятой на стометровую высоту, сверзнется любой, и только потому, что будет бояться упасть!
К утру я был готов к большому разговору. Рассвет серым туманом расползался по воде. Море, песок выступали из темноты бесцветными пятнами. Окружающий пейзаж выглядел неряшливо, как запущенный город, лишенный опеки дворников. От сырости, холода и протестов пустых с вечера желудков пробудились Татьяна и Сергей. Они сидели, печальными глазами поводя вокруг себя — возвращались в мир, вспоминая, где и в связи с чем находятся. Тонус от этого, естественно, не повышался.
— Ты еще не повесился? — мрачно приветствовал меня Салифанов. Он окунул ладони в воду, брызнул на лицо, растер по щекам грязь.
— В нашем положении заботиться о внешнем виде — ненормально, — ответил он на мое замечание по поводу соблюдения гигиены. — На себя посмотри!
Дискутировать с ним я не стал: боялся растерять настроенность на разговор.
— Ты, наверное, хочешь сообщить нам, что через несколько минут сюда прибудет самолет с поисковой партией и журналистами и нам пора облачиться во фраки? — предположил Сергей, взглянув на меня внимательнее.
Я не прореагировал. Салифанов стряхнул остатки воды с рук, пошел к одеялам обтереться.
Разговор я начал через четверть часа, без долгих вступлений, сразу по существу.
— Сели мы крепко. Если Сергей прав, а доказательств его не правоты нет, то наше положение на сегодняшний день почти безнадежное. — Салифанов согласно опустил голову. — Мы можем идти вперед, назад или оставаться на месте — все это с одинаковой вероятностью — и отдать богу душу.
Впервые я все назвал своими именами. Раньше гибель группы фигурировала в разговорах лишь в форме черного юмора, теперь об этом говорилось серьезно.
— Какие твои конкретные предложения? — поторопил меня Сергей. Ему было жаль расходуемых на болтовню минут, которые можно было использовать на движение.
— Я предлагаю строить планы, исходя из худших вариантов будущего.
— Худший вариант у нас только один, — Сергей красноречиво скрестил руки на груди. — Куда ты предлагаешь идти?
Я понимал его раздражительность. Вместо того чтобы впрягаться в плот, действием приближая спасение, Ильичев развел канцелярщину, устроил спектакль с собранием. Хорошо еще, не предложил избрать президиум и вести протокол.
Но отменить собрания я не мог. Я добивался, чтобы каждый, в том числе и я, не чувствами, но разумом осознал тяжесть положения и убедился, что даже в худшем случае мы не бессильны У нас есть возможность сопротивляться судьбе-злодейке.
Надежда должна основываться не на фантазиях — кто-то заметит, кто-то приедет, кто-то спасет, а на здравой оценке своих возможностей и правильной их расстановке. Нужно продумать возможные контрмеры против всякой случайности. Это избавит от ненужных разочарований, ввергающих душу и тело в меланхолию. Человек может подстроиться к невероятно тяжелым условиям, о каких раньше и помыслить не мог. Важно принять их за норму. И, не страдая ежеминутно от несправедливости случившегося и безысходности будущего, вжиться в эти неблагоприятные обстоятельства, находить возможности избавиться от них.
Подобное случается в жизни — в участившихся семейных конфликтах бурно выплескиваются эмоции, начинаются взаимооскорбления. Но никто не догадывается трезво оценить изменившиеся условия совместной жизни, принять их как есть, без украшательств и завышенных взаимных требований, и на этом реальном фундаменте начать строить новое, пусть не столь пышное, но зато прочное здание. В семейной жизни желательно (у нас необходимо) предполагать худшие варианты, пусть даже они не нравятся, осмысливать их с холодной головой, заранее намечая запасные выходы. Когда неблагополучие придет, думать будет поздно, останется одно — слабо барахтаться, плывя по течению.
Скольких бед мы бы избежали, если бы задумались вовремя хоть на пять минут! В быту легкомысленность грозит усложнением личной жизни, в нашем случае — чревата гибелью. Нам не желательно, а категорически необходимо знать свои возможные беды. Надо, как это делают военные, планируя наступление, позаботиться о коридорах для планомерного отхода, чтобы возможное отступление не превратилось в бегство.
И еще я преследовал одну корыстную цель. Не собрания я добивался — мозгового штурма. Обобщенная мысль людей, направленная в единое русло, неизбежно сталкивает, перелетает десятки разномастных идей, рождая при этом жизнеспособных мутантов. Один предлагает, другой развивает, третий формирует. Но каждый включается в творческий процесс придумывания.
Кроме чистого практического результата — решения предложенной задачи, достигаются побочные эффекты, например, ломка стереотипа мышления, а в нашем микроколлективе — отвлечение от трагичности происходящего. Лучше думать о том, что предпринять через минуту, час, день, чем представлять, когда и какой будет последняя минута. Нужно изменять ситуацию, а не страдать в ней.
Кроме того, при принятии коллегиального решения, а именно такое подразумевает мозговой штурм, никто в будущем не откажется от него, так как в этом решении присутствует и его творчество. Это будет понадежней расписки, заверенной печатью нотариальной конторы
Нет, нельзя отказываться от проведения общего собрания, кого бы и как это ни раздражало
— Я предлагаю тащить плот вперед, — кратко ответил я на поставленный Салифановым вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68