Не только видеть, дышать стало трудно. Теперь, когда я лишился «зрения», поездка вообще перестала напоминать передвижение по земле. Мы проваливались в ямы, и у меня замирало дыхание. Мы приземлялись, и на мое тело обрушивалась троекратная перегрузка.
Мы совершали фигуры высшего пилотажа и, как я подозреваю, не только в горизонтальных плоскостях. Я просто чувствовал, как водитель азартно отжимает от себя баранку руля, пытаясь двойную полубочку перевести в штопор. Опора прыгала подо мной как необъезженный жеребец. Мне все время казалось, еще минута — и я увижу удаляющийся в туче пыли трактор с самой невыгодной для себя точки — с земли.
Я попытался криком привлечь внимание к своему бедственному положению, но пыль мгновенно забила рот не хуже кляпа. В очередном прыжке вверх я исхитрился стукнуть кулаком в заднее стекло. Трактор встал, будто ткнулся в бетонную стену. Я еще раз стукнул в стекло, но уже непланово — головой. Через пару минут меня извлекли из пылевого облака.
— Чо стучал? — заинтересованно спросил водитель, но по моему страдальческому лицу понял все сам. — Лезь на мотор, — скомандовал он.
Не без помощи Валеры я взгромоздился на капот, растянулся по всей длине.
— За выхлопную трубу не хватайся — сожжешься! — предупредил водитель.
За что можно держаться, я спросить не успел. Трактор, взревев мотором, рывком взял с места. Меня мотнуло в сторону, подкатило к той самой трубе. От металла пахнуло жаром. Чтобы не изжариться заживо, я в панике схватился за первый попавшийся предмет. Им оказался Васеньев. Мертвой хваткой вцепился я в его плечо. Валера не протестовал, только крепче вжал пальцы в скобу, приваренную к кабине.
Мое тело теперь почти не елозило, только ноги мотало туда-сюда. Я скреб пятками по гладкому металлу, но зацепиться было не за что. Как я тогда не свалился, до сих пор не понимаю.
Через час такой бешеной езды мы были на центральной усадьбе. Несколько домиков торчало прямо посреди пустыни. На острове проживало в общей сложности девять семей — шесть на усадьбе и три на метеостанции.
Официальную часть — проверку документов и тому подобное, ведь мы находились на территории заповедника, куда посторонние не допускаются, — закончили быстро.
— Теперь выкладывайте ваши проблемы, — предложил директор заповедника.
Проблем было только две — вода и продукты.
— С водой просто, забросим на тракторе сколько потребуется, — успокоил директор. — С продуктами сложнее. Магазина у нас нет. Но, думаю, соберем по домам что нужно. Умереть с голоду не дадим. Составляйте список.
Список решили урезать до минимума. Было неудобно опустошать кладовые наших гостеприимных хозяев. Как я понял, от излишков здесь никто не страдал.
На улице девчата дискутировали с местными пацанами. Что-то мне не понравилось в неестественном оживлении Монаховой.
— О чем шумим? — поинтересовался я, подойдя ближе.
Зависла неловкая пауза.
— Да так, ерунда всякая, — наконец нарушила молчание Войцева и тут же, словно сбивая меня с мысли, задала вопрос:
— Дают продукты?
— Они про самолет спрашивали, — чистосердечно признались дети.
— Про какой самолет? — насторожился я.
— А вон там аэродром, — замахали руками дети, они были рады оказаться полезными. — Завтра самолет прилетит. Он раз в шесть дней бывает. Билеты продают вон в том домике, — перебивая друг друга, затараторили они.
— А зачем нам самолет? — глядя в упор на Монахову, спросил я.
— А кто сказал, что он нам нужен? — беззаботно отозвалась она. — Мы так спросили, для общей информации.
— Ну-ну, — не поверил я. И оказался прав.
Ночью Монахова осторожно, чтобы не разбудить остальных, подошла ко мне и тронула за плечо.
— Что? — испугался я и торопливо сел на лавке. Мне пригрезилось, что я нахожусь на плоту и надо заступать на вахту.
— Ильичев, дай двадцать рублей! — стараясь держать официальный тон, заявила она.
— Зачем тебе они? — удивился я, плохо соображая со сна.
— Я улетаю! — кратко, голосом, отметающим любые возражения с моей стороны, сообщила она.
— Наташа! — возбужденным шепотом начал я.
— Не надо! — остановила Монахова. — Дискутировать не будем. Решение окончательное! Я понял: спорить безнадежно.
— Я дам тебе двадцать рублей, но это… — от злости я не мог сразу отыскать подходящие слова.
— Спасибо! — прервала она меня.
— Ильичев, тут такое дело, я тоже полечу, — донесся из темноты глухой шепот Васеньева. — Мне надо дома быть.
Обрадовал, нечего сказать.
— Кто еще? — зло спросил я. — Давайте разом.
— Не суетись, кеп. Оставь нервы для моря, — хохотнул Салифанов.
Похоже, он не был удивлен случившимся, и его даже забавляло неожиданное для меня развитие событий.
— Ты остаешься? — пошел я напролом.
— Ты ведь мне все равно не дашь денег на билет, — резонно ответил Сергей. Стало чуть легче.
— Таня?
— Ладно, поплыву, — флегматично согласилась Войцева.
Я оказался на распутье. Уже был готов взорваться, обвинить всех в дезертирстве и на том свернуть плавание. Может быть, в глубине души я даже был рад такому исходу. Я опасался продолжать путешествие. Море заставило уважать себя и бояться. Я понял, оно действительно не шутит. Но теперь два голоса высказались за продолжение плавания. Не мог же я сказать — нет. Но плыть втроем дело очень рискованное! Хотя, что гадать, денег на пять билетов, да еще на перевозку плота не хватит — ясно как божий день. Ну, и значит, тема закрыта. Все! Плывем дальше втроем!
Вечером следующего дня мы провожали наших товарищей домой. Злость уже перекипела, и прощались мы довольно мирно. Аэродром — участок все той же пустыни, огороженный рядами флажков. Одномоторный «АН» подрулил к началу взлетной полосы и остановился. Летчики пошли на усадьбу пить чай. Лениво собирались пассажиры. Мы бродили возле самолета, ожидая, когда будет посадка.
— Надежная машина, — глядя на «АН», заявил неожиданно Салифанов. Он служил в армии в ВВС и говорил уверенно, как специалист в авиационном деле.
— Машина хорошая, — согласился я и вдруг неудержимо захотел отомстить Монаховой, хоть в малой степени, за ночную нервотрепку.
— Правда, старая. Падала уже, наверное, не раз, — добавил я, повернувшись так, чтобы Наташе было лучше слышно.
— Ну что ж, — не моргнув глазом, подхватил Сергей, — на то и самолет. Это тебе не шар воздушный. Аппарат тяжелее воздуха! Вот он и падает. Работяга. Заслуженный. Не одну сотню тысяч налетал! — Он подошел ближе, похлопал самолет по раскалившемуся фюзеляжу.
— Вон и заклепки уже все поистерлись. И крылья болтаются. — Он присел, заглянул под плоскость, постучал по алюминию согнутым пальцем. — А элероны ни к черту. А он все летает!
Наташа слушала, испуганно переводя взгляд то на нас, то на самолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Мы совершали фигуры высшего пилотажа и, как я подозреваю, не только в горизонтальных плоскостях. Я просто чувствовал, как водитель азартно отжимает от себя баранку руля, пытаясь двойную полубочку перевести в штопор. Опора прыгала подо мной как необъезженный жеребец. Мне все время казалось, еще минута — и я увижу удаляющийся в туче пыли трактор с самой невыгодной для себя точки — с земли.
Я попытался криком привлечь внимание к своему бедственному положению, но пыль мгновенно забила рот не хуже кляпа. В очередном прыжке вверх я исхитрился стукнуть кулаком в заднее стекло. Трактор встал, будто ткнулся в бетонную стену. Я еще раз стукнул в стекло, но уже непланово — головой. Через пару минут меня извлекли из пылевого облака.
— Чо стучал? — заинтересованно спросил водитель, но по моему страдальческому лицу понял все сам. — Лезь на мотор, — скомандовал он.
Не без помощи Валеры я взгромоздился на капот, растянулся по всей длине.
— За выхлопную трубу не хватайся — сожжешься! — предупредил водитель.
За что можно держаться, я спросить не успел. Трактор, взревев мотором, рывком взял с места. Меня мотнуло в сторону, подкатило к той самой трубе. От металла пахнуло жаром. Чтобы не изжариться заживо, я в панике схватился за первый попавшийся предмет. Им оказался Васеньев. Мертвой хваткой вцепился я в его плечо. Валера не протестовал, только крепче вжал пальцы в скобу, приваренную к кабине.
Мое тело теперь почти не елозило, только ноги мотало туда-сюда. Я скреб пятками по гладкому металлу, но зацепиться было не за что. Как я тогда не свалился, до сих пор не понимаю.
Через час такой бешеной езды мы были на центральной усадьбе. Несколько домиков торчало прямо посреди пустыни. На острове проживало в общей сложности девять семей — шесть на усадьбе и три на метеостанции.
Официальную часть — проверку документов и тому подобное, ведь мы находились на территории заповедника, куда посторонние не допускаются, — закончили быстро.
— Теперь выкладывайте ваши проблемы, — предложил директор заповедника.
Проблем было только две — вода и продукты.
— С водой просто, забросим на тракторе сколько потребуется, — успокоил директор. — С продуктами сложнее. Магазина у нас нет. Но, думаю, соберем по домам что нужно. Умереть с голоду не дадим. Составляйте список.
Список решили урезать до минимума. Было неудобно опустошать кладовые наших гостеприимных хозяев. Как я понял, от излишков здесь никто не страдал.
На улице девчата дискутировали с местными пацанами. Что-то мне не понравилось в неестественном оживлении Монаховой.
— О чем шумим? — поинтересовался я, подойдя ближе.
Зависла неловкая пауза.
— Да так, ерунда всякая, — наконец нарушила молчание Войцева и тут же, словно сбивая меня с мысли, задала вопрос:
— Дают продукты?
— Они про самолет спрашивали, — чистосердечно признались дети.
— Про какой самолет? — насторожился я.
— А вон там аэродром, — замахали руками дети, они были рады оказаться полезными. — Завтра самолет прилетит. Он раз в шесть дней бывает. Билеты продают вон в том домике, — перебивая друг друга, затараторили они.
— А зачем нам самолет? — глядя в упор на Монахову, спросил я.
— А кто сказал, что он нам нужен? — беззаботно отозвалась она. — Мы так спросили, для общей информации.
— Ну-ну, — не поверил я. И оказался прав.
Ночью Монахова осторожно, чтобы не разбудить остальных, подошла ко мне и тронула за плечо.
— Что? — испугался я и торопливо сел на лавке. Мне пригрезилось, что я нахожусь на плоту и надо заступать на вахту.
— Ильичев, дай двадцать рублей! — стараясь держать официальный тон, заявила она.
— Зачем тебе они? — удивился я, плохо соображая со сна.
— Я улетаю! — кратко, голосом, отметающим любые возражения с моей стороны, сообщила она.
— Наташа! — возбужденным шепотом начал я.
— Не надо! — остановила Монахова. — Дискутировать не будем. Решение окончательное! Я понял: спорить безнадежно.
— Я дам тебе двадцать рублей, но это… — от злости я не мог сразу отыскать подходящие слова.
— Спасибо! — прервала она меня.
— Ильичев, тут такое дело, я тоже полечу, — донесся из темноты глухой шепот Васеньева. — Мне надо дома быть.
Обрадовал, нечего сказать.
— Кто еще? — зло спросил я. — Давайте разом.
— Не суетись, кеп. Оставь нервы для моря, — хохотнул Салифанов.
Похоже, он не был удивлен случившимся, и его даже забавляло неожиданное для меня развитие событий.
— Ты остаешься? — пошел я напролом.
— Ты ведь мне все равно не дашь денег на билет, — резонно ответил Сергей. Стало чуть легче.
— Таня?
— Ладно, поплыву, — флегматично согласилась Войцева.
Я оказался на распутье. Уже был готов взорваться, обвинить всех в дезертирстве и на том свернуть плавание. Может быть, в глубине души я даже был рад такому исходу. Я опасался продолжать путешествие. Море заставило уважать себя и бояться. Я понял, оно действительно не шутит. Но теперь два голоса высказались за продолжение плавания. Не мог же я сказать — нет. Но плыть втроем дело очень рискованное! Хотя, что гадать, денег на пять билетов, да еще на перевозку плота не хватит — ясно как божий день. Ну, и значит, тема закрыта. Все! Плывем дальше втроем!
Вечером следующего дня мы провожали наших товарищей домой. Злость уже перекипела, и прощались мы довольно мирно. Аэродром — участок все той же пустыни, огороженный рядами флажков. Одномоторный «АН» подрулил к началу взлетной полосы и остановился. Летчики пошли на усадьбу пить чай. Лениво собирались пассажиры. Мы бродили возле самолета, ожидая, когда будет посадка.
— Надежная машина, — глядя на «АН», заявил неожиданно Салифанов. Он служил в армии в ВВС и говорил уверенно, как специалист в авиационном деле.
— Машина хорошая, — согласился я и вдруг неудержимо захотел отомстить Монаховой, хоть в малой степени, за ночную нервотрепку.
— Правда, старая. Падала уже, наверное, не раз, — добавил я, повернувшись так, чтобы Наташе было лучше слышно.
— Ну что ж, — не моргнув глазом, подхватил Сергей, — на то и самолет. Это тебе не шар воздушный. Аппарат тяжелее воздуха! Вот он и падает. Работяга. Заслуженный. Не одну сотню тысяч налетал! — Он подошел ближе, похлопал самолет по раскалившемуся фюзеляжу.
— Вон и заклепки уже все поистерлись. И крылья болтаются. — Он присел, заглянул под плоскость, постучал по алюминию согнутым пальцем. — А элероны ни к черту. А он все летает!
Наташа слушала, испуганно переводя взгляд то на нас, то на самолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68