– Франц Эккарт будет жить здесь.
На лице Франсуа тут же появилось недовольное выражение.
– Похоже, новость тебя не радует, – сказал Франц Эккарт.
– Нет, после того, что случилось с Об… После того, что ты сделал с Об… Ты считаешь меня дураком?
– Что же я сделал с Об?
– Ты соблазнил свою тетку! – гневно воскликнул Франсуа. – Неужели у тебя нет никаких понятий о благопристойности?
В зале воцарилось предгрозовое молчание.
– Франц Эккарт не племянник Об, – спокойно произнесла Жанна. – Между ними нет кровного родства.
Ошеломленный Франсуа положил ложку.
– Об была моей сводной сестрой… – начал он.
– Франц Эккарт не твой сын, – объявила Жанна все тем же спокойным тоном. – Я не говорила тебе этого, пока была жива Софи-Маргерит, чтобы сохранить твой семейный очаг. Впрочем, ты об этом догадывался и сам мне об этом сказал.
Оглушенный Франсуа откинулся на спинку стула. Он смотрел на Франца Эккарта, сохранявшего бесстрастный вид.
– Но ты все же соблазнил ее! – произнес он с угрозой, выставив вперед подбородок и сжав в руке нож.
– Я не знаю, что означает соблазнить, – ответил Франц Эккарт. – Посреди ночи, когда ты спишь глубоким сном, к тебе в постель ложится девушка в ночной рубашке… если это называется соблазнить, тогда признаю: да, я соблазнил Об.
– Что?
– Ешь, не лишай себя ужина из-за того, что уже поправить нельзя, – сказала Жанна сыну.
Потрясенный Франсуа лишь покачал головой.
– Почему ты мне ничего не сказала об этом раньше? – спросил он у матери.
– Потому что твою реакцию легко было предвидеть, и ни я, ни Жозеф не желали подобной сцены, мы и без того были убиты горем.
– Об любила меня, и я любил Об, – медленно произнес Франц Эккарт, – но если кто и был соблазнен, так это я.
Франсуа стал теребить волосы.
– Что же произошло той ночью? – спросил он.
– Не знаю. Я работал с Дитером, моим другом-монахом. Никто не ожидал, что она придет. Но она все-таки вышла из спальни, а потом из замка. Наверное, ночью она увидела что-то, напугавшее ее.
– Стало быть, маленький Жозеф – твой сын? – спросил Франсуа.
Франц Эккарт кивнул.
– И поэтому ты вернулся?
– Нет, – возразил молодой человек. – Не только поэтому. Я вернулся из-за Жанны. Потому что она теперь одна. Потому что она не просто носит фамилию л'Эстуаль, но и во лбу у нее горит звезда.
Он налил вина в бокал Франсуа.
– В мире есть другие реальности, не похожие на ту, что видишь, – сказал он. – То, что ты принял за кровосмешение, было чистым и сильным взаимным влечением, без малейшего намека на инцест. И нет здесь ни преступника, ни жертвы.
– Зато есть ребенок, будущее которого нельзя омрачать подобными ссорами, – добавила Жанна.
Наступила долгая пауза. Франсуа задумчиво жевал что-то, стараясь осмыслить услышанное.
– Ты хочешь сохранить фамилию Бовуа? – спросил он Франца Эккарта.
– Другой у меня нет, и она мне кажется достойной. Разве что ты захочешь меня, ее лишить.
– Я захочу тебя ее лишить? – переспросил Франсуа.
Наступило молчание, казавшееся бесконечным. Дрова потрескивали в очаге.
– А я? – спросил Франсуа у матери. – Какого я рода?
Она ответила не сразу:
– Ты должен был называться Франсуа де Монкорбье, то есть Франсуа Вийон.
– Франсуа Вийон? – воскликнул он. – Господи, да что же это за жизнь!
– Однажды в Анжере, много лет назад, около нашего дома умер бродяга. Франсуа, почему ты так долго смотрел на него?
Он не ответил. Его карие глаза были обращены вглубь души.
– Ты хочешь сказать, что я знал? – прошептал он. И через мгновение спросил у Жанны:
– Но каким образом?..
– Нет, – ответила она. – Я никогда не изменяла твоему отцу. Меня изнасиловали до свадьбы. Твой настоящий отец был бродягой без кола и двора, да вдобавок еще и вором, которому много раз угрожала виселица. Он был неисправим. И он исчез. Я должна была дать своему ребенку имя и отца.
– Ты ничего не сказала Бартелеми?
– Нет. Гордость не позволяет мужчинам любить чужого по крови ребенка. Ты сам это знаешь, Франсуа, – добавила она. – Бартелеми считал тебя своим сыном. К чему было разочаровывать его?
Бесчисленные бабочки кружились над факелами, похожие на крошечных призраков – легкомысленных и очаровательных.
– И все это ты знал, но не хотел знать, – сказал Франц Эккарт. – Так происходит со всеми нами. Мы узнали бы гораздо больше, совершив небольшое усилие, если бы только захотели.
– Господи, – сказал Франсуа, – ну и вечерок!
– Мы всего лишь рассмотрели ковер с изнанки, – с улыбкой произнес Франц Эккарт. – Ну что, останемся друзьями?
Мужчины встали. Франсуа обнял молодого человека и прижал к груди. В глазах его стояли слезы.
Жанна была изумлена. Если это и был ковер, то необычный, каких она никогда не видела. Он походил на муаровые шелка, которые на свету выглядят синими, а в тени – красными.
– Теперь, – сказала она, – возможно, ты выделишь Францу Эккарту положенную ему часть наследства Софи-Маргерит.
Франсуа не сдержал улыбки.
– И полагаю, – добавила она, – что не следует посвящать в это дело Жака Адальберта и прочих членов семьи. По крайней мере, до поры до времени.
Эта женщина всегда сохраняла чувство реальности. И верность клану.
На следующий день Жанна велела поднять кровать на выбранный Францем Эккартом пятый этаж, вычистить камин и уложить в него дрова. Молодой человек принес из своего амбара два сундука с книгами и рукописями. Она наблюдала за тем, как он пристраивает подзорную трубу к подоконнику, и подумала, что на Санкт-Йоханн-гассе он уже не увидит неба во всей его необъятности.
– Можешь установить трубу на чердаке, – сказала она. – Отсюда виден лишь краешек неба.
Он с улыбкой повернулся к ней.
– Тебе понадобятся этажерки и стол, – продолжала она, бросив взгляд на груду книг и рукописей.
Странный юноша: все его имущество состояло из бумаг.
– Я многое оставил в Гольхейме. Теперь я могу написать Дитеру, чтобы он прислал мне остальное почтовым дилижансом.
– Но не стоит переправлять сюда твоих лисиц.
Он расхохотался. Она с удивлением обнаружила, что тоже смеется. В первый раз после смерти Жозефа.
Одаренность ли отца была причиной или инстинкт ребенка?
Когда на следующий день маленький Жозеф застал в большой зале Франца Эккарта вместе со своей бабушкой, он, едва бросив на него взгляд, тут же устремился к нему. Франц Эккарт, взяв мальчика на руки, посадил к себе на колени, а тот положил руку ему на грудь, что было знаком доверия и одновременно вступлением в права собственности.
– Ты останешься, правда? – спросил он.
Франц Эккарт кивнул. Ребенок обнял его за шею. Жанна была потрясена. Неужели голос крови?
– Сегодня, – сказал Франц Эккарт, – мы пойдем гулять в лес.
Жозеф захлопал в ладоши. Через несколько минут они ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
На лице Франсуа тут же появилось недовольное выражение.
– Похоже, новость тебя не радует, – сказал Франц Эккарт.
– Нет, после того, что случилось с Об… После того, что ты сделал с Об… Ты считаешь меня дураком?
– Что же я сделал с Об?
– Ты соблазнил свою тетку! – гневно воскликнул Франсуа. – Неужели у тебя нет никаких понятий о благопристойности?
В зале воцарилось предгрозовое молчание.
– Франц Эккарт не племянник Об, – спокойно произнесла Жанна. – Между ними нет кровного родства.
Ошеломленный Франсуа положил ложку.
– Об была моей сводной сестрой… – начал он.
– Франц Эккарт не твой сын, – объявила Жанна все тем же спокойным тоном. – Я не говорила тебе этого, пока была жива Софи-Маргерит, чтобы сохранить твой семейный очаг. Впрочем, ты об этом догадывался и сам мне об этом сказал.
Оглушенный Франсуа откинулся на спинку стула. Он смотрел на Франца Эккарта, сохранявшего бесстрастный вид.
– Но ты все же соблазнил ее! – произнес он с угрозой, выставив вперед подбородок и сжав в руке нож.
– Я не знаю, что означает соблазнить, – ответил Франц Эккарт. – Посреди ночи, когда ты спишь глубоким сном, к тебе в постель ложится девушка в ночной рубашке… если это называется соблазнить, тогда признаю: да, я соблазнил Об.
– Что?
– Ешь, не лишай себя ужина из-за того, что уже поправить нельзя, – сказала Жанна сыну.
Потрясенный Франсуа лишь покачал головой.
– Почему ты мне ничего не сказала об этом раньше? – спросил он у матери.
– Потому что твою реакцию легко было предвидеть, и ни я, ни Жозеф не желали подобной сцены, мы и без того были убиты горем.
– Об любила меня, и я любил Об, – медленно произнес Франц Эккарт, – но если кто и был соблазнен, так это я.
Франсуа стал теребить волосы.
– Что же произошло той ночью? – спросил он.
– Не знаю. Я работал с Дитером, моим другом-монахом. Никто не ожидал, что она придет. Но она все-таки вышла из спальни, а потом из замка. Наверное, ночью она увидела что-то, напугавшее ее.
– Стало быть, маленький Жозеф – твой сын? – спросил Франсуа.
Франц Эккарт кивнул.
– И поэтому ты вернулся?
– Нет, – возразил молодой человек. – Не только поэтому. Я вернулся из-за Жанны. Потому что она теперь одна. Потому что она не просто носит фамилию л'Эстуаль, но и во лбу у нее горит звезда.
Он налил вина в бокал Франсуа.
– В мире есть другие реальности, не похожие на ту, что видишь, – сказал он. – То, что ты принял за кровосмешение, было чистым и сильным взаимным влечением, без малейшего намека на инцест. И нет здесь ни преступника, ни жертвы.
– Зато есть ребенок, будущее которого нельзя омрачать подобными ссорами, – добавила Жанна.
Наступила долгая пауза. Франсуа задумчиво жевал что-то, стараясь осмыслить услышанное.
– Ты хочешь сохранить фамилию Бовуа? – спросил он Франца Эккарта.
– Другой у меня нет, и она мне кажется достойной. Разве что ты захочешь меня, ее лишить.
– Я захочу тебя ее лишить? – переспросил Франсуа.
Наступило молчание, казавшееся бесконечным. Дрова потрескивали в очаге.
– А я? – спросил Франсуа у матери. – Какого я рода?
Она ответила не сразу:
– Ты должен был называться Франсуа де Монкорбье, то есть Франсуа Вийон.
– Франсуа Вийон? – воскликнул он. – Господи, да что же это за жизнь!
– Однажды в Анжере, много лет назад, около нашего дома умер бродяга. Франсуа, почему ты так долго смотрел на него?
Он не ответил. Его карие глаза были обращены вглубь души.
– Ты хочешь сказать, что я знал? – прошептал он. И через мгновение спросил у Жанны:
– Но каким образом?..
– Нет, – ответила она. – Я никогда не изменяла твоему отцу. Меня изнасиловали до свадьбы. Твой настоящий отец был бродягой без кола и двора, да вдобавок еще и вором, которому много раз угрожала виселица. Он был неисправим. И он исчез. Я должна была дать своему ребенку имя и отца.
– Ты ничего не сказала Бартелеми?
– Нет. Гордость не позволяет мужчинам любить чужого по крови ребенка. Ты сам это знаешь, Франсуа, – добавила она. – Бартелеми считал тебя своим сыном. К чему было разочаровывать его?
Бесчисленные бабочки кружились над факелами, похожие на крошечных призраков – легкомысленных и очаровательных.
– И все это ты знал, но не хотел знать, – сказал Франц Эккарт. – Так происходит со всеми нами. Мы узнали бы гораздо больше, совершив небольшое усилие, если бы только захотели.
– Господи, – сказал Франсуа, – ну и вечерок!
– Мы всего лишь рассмотрели ковер с изнанки, – с улыбкой произнес Франц Эккарт. – Ну что, останемся друзьями?
Мужчины встали. Франсуа обнял молодого человека и прижал к груди. В глазах его стояли слезы.
Жанна была изумлена. Если это и был ковер, то необычный, каких она никогда не видела. Он походил на муаровые шелка, которые на свету выглядят синими, а в тени – красными.
– Теперь, – сказала она, – возможно, ты выделишь Францу Эккарту положенную ему часть наследства Софи-Маргерит.
Франсуа не сдержал улыбки.
– И полагаю, – добавила она, – что не следует посвящать в это дело Жака Адальберта и прочих членов семьи. По крайней мере, до поры до времени.
Эта женщина всегда сохраняла чувство реальности. И верность клану.
На следующий день Жанна велела поднять кровать на выбранный Францем Эккартом пятый этаж, вычистить камин и уложить в него дрова. Молодой человек принес из своего амбара два сундука с книгами и рукописями. Она наблюдала за тем, как он пристраивает подзорную трубу к подоконнику, и подумала, что на Санкт-Йоханн-гассе он уже не увидит неба во всей его необъятности.
– Можешь установить трубу на чердаке, – сказала она. – Отсюда виден лишь краешек неба.
Он с улыбкой повернулся к ней.
– Тебе понадобятся этажерки и стол, – продолжала она, бросив взгляд на груду книг и рукописей.
Странный юноша: все его имущество состояло из бумаг.
– Я многое оставил в Гольхейме. Теперь я могу написать Дитеру, чтобы он прислал мне остальное почтовым дилижансом.
– Но не стоит переправлять сюда твоих лисиц.
Он расхохотался. Она с удивлением обнаружила, что тоже смеется. В первый раз после смерти Жозефа.
Одаренность ли отца была причиной или инстинкт ребенка?
Когда на следующий день маленький Жозеф застал в большой зале Франца Эккарта вместе со своей бабушкой, он, едва бросив на него взгляд, тут же устремился к нему. Франц Эккарт, взяв мальчика на руки, посадил к себе на колени, а тот положил руку ему на грудь, что было знаком доверия и одновременно вступлением в права собственности.
– Ты останешься, правда? – спросил он.
Франц Эккарт кивнул. Ребенок обнял его за шею. Жанна была потрясена. Неужели голос крови?
– Сегодня, – сказал Франц Эккарт, – мы пойдем гулять в лес.
Жозеф захлопал в ладоши. Через несколько минут они ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87