Армия расстроена. И, по моему мнению, имеется лишь одна возможность поправить дела…
– Какая же?
– Присоединить к нам корпуса Лестока и Каменского, в составе которых двадцать тысяч войск.
– Но они же посланы для защиты Кенигсберга?
– В данном случае, когда главная армия понесла огромные потери, защита этого города не имеет уже существенного значения. Да и удержать его все равно не удастся, напрасные расчеты. Бонапарт помимо двух сильных пехотных корпусов послал туда всю конницу Мюрата с приказанием отрезать от нас Лестока и Каменского…
– Да, положение тяжелое, – согласился Денис. – А если Лестоку и Каменскому не удастся уйти от преследования?
– Тогда нечего и думать о позициях у Немана, куда мы двигаемся.
– Как? Вы допускаете возможность, что Бонапарт перейдет Неман и вторгнется в Россию?
– Лично я не допускаю. А мнение такое имеется, – уклончиво ответил Дибич. – Вообще, насколько мне известно, в кругах, близких к государю, существуют две партии. Одна стоит за продолжение военных действий, другая – за мирные переговоры с Бонапартом.
– Это я уже слышал, – сказал Денис. – Но, полагаю, теперь, когда оскорблены честь и слава отечества, никакой речи о мире быть не может!
– Обстоятельства, однако, бывают сильнее наших желаний, – отозвался Дибич. – Его высочество великий князь Константин Павлович еще в Гейльсберге высказывал мысль о необходимости мира.
– Тогда мы находились в ином положении. Удержав позиции, нанеся большой урон неприятелю, можно было рассчитывать на переговоры, как равные с равными.
– А если Бонапарт все же перейдет границы? – в свою очередь задал вопрос Дибич.
– Пусть попробует! Мы будем драться насмерть! – горячо воскликнул Денис. – Русская армия не простит оскорбления отечеству. Все, что угодно, только не позорный мир!
Дибич ничего не ответил. Отвернулся в сторону и усмехнулся. Денис не заметил.
VII
Спустя три дня войска арьергарда, приведенные в полный порядок стараниями Багратиона и его помощников, находились уже в нескольких верстах от Тильзита, где помещалась главная квартира Беннигсена.
Француз, утомленные длительными боями и маршами, преследовали не особенно настойчиво. К тому же сказалось отсутствие кавалерии Мюрата, застрявшей в болотах под Кенигсбергом. Последнее обстоятельство имело для русских и другую выгоду. Отряды Каменского и Лестока, избежав встречи с превосходящими силами неприятеля, благополучно присоединились к арьергарду, весьма ободренному таким подкреплением.
Одновременно Багратион узнал, что корпус маршала Нея, угрожавший все время с правого фланга, остановился у Гумбинена. Опасность внезапного нападения пока миновала. Посылая Дениса в главную квартиру с приятными вестями, князь сказал:
– Передай, душа моя, что войско наше сохранило полное устройство и бодрость духа. Неудача не уменьшила храбрости. Ежели потребуется, будем сражаться, как всегда.
Денис поскакал в Тильзит в приподнятом настроении. Но по дороге, не доезжая до города, встретил адъютанта главнокомандующего, майора Эрнеста Шепинга, с которым был в дружеских отношениях.
– Что нового, Шепинг? – спросил Денис, сдерживая коня, когда они поравнялись
– Держу пари, никогда не отгадаешь, – ответил с улыбкой майор.
– Везешь предписание князю Багратиону?
– Это более или менее ясно, но какое? – И, чуть помедлив, гордясь важностью порученного ему дела, Шепинг продолжил: – Я делаю историю, мой милый… Главнокомандующий предлагает князю немедленно войти через меня в сношение с французами, предложить им перемирие, пока приступим к переговорам о мире…
Денис задохнулся от изумления и охватившего его негодования.
– Как? Не отомстив за Фридланд? Признав себя побежденными?
– Ну, эти уже пусть дипломаты устанавливают. Я сказал тебе все. Прощай!
Подавленный известием, ничего не чувствуя, кроме позора предстоящего мира, Денис поспешил к Беннигсену с намерением уверить его в отличном положении войск арьергарда и в полной возможности продолжать военные действия. Однако, прибыв в главную квартиру, убедился, что ничто уже не поможет. Дом, занимаемый Беннигсеном, был наполнен людьми различного рода. «Тут были, – вспоминал впоследствии Денис, – англичане, шведы, пруссаки, французы-роялисты, русские военные и гражданские чиновники, разночинцы, чуждые службы и военной и гражданской тунеядцы, интриганы, – словом, это был рынок политических и военных спекуляторов, обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах».
Среди этой толпы царила невообразимая паника. Один из фаворитов главнокомандующего, бывший гатчинский парадир, бездарный генерал Эссен, узнав, с чем прибыл Денис, от страха пришел в полное расстройство.
– Что вы, что вы! Разве можно в такое время советовать главнокомандующему столь вздорные вещи, как продолжение войны, – сказал он Давыдову.
– Почему же вашему превосходительству это кажется вздорным?
– Да ведь мы в ужасном положении! Армия не боеспособна. Как может ваш Багратион тешить себя бессмысленными надеждами задержать величавшего полководца? Чистейшие химеры! Перед Бонапартом капитулировали первоклассные европейские армии… Австрия повержена! Пруссия повержена! Поймите! А вы столь самонадеянно полагаете, будто русские войска могут что-то еще сделать… Нет, у нас единственный шанс на спасение – это мир! Мир во что бы то ни стало!
Денису стало противно смотреть на перепуганного генерала. Он молча откланялся. Потом, оглядев общество, среди которого находился, призадумался. Все штабные господа разделяли мнение Эссена. И некоторые шепотом уже титуловали Бонапарта «его величеством Наполеоном». «При таком воинственном расположении духа, – иронически подумал Денис, – без сомнения, нечего и помышлять о продолжении борьбы с неприятелем!» Сегодня Денис еще раз убедился, насколько армейские войска, всегда готовые до последней капли крови защищать отечество, превосходят штабных господ, помышляющих лишь о собственном благополучии.
Беннигсен ничем от этих господ не отличался. Конечно, как главнокомандующему, ему было приятно услышать, что часть его войск сохранила боевой порядок, легче будет оправдываться перед государем, но продолжать военные действия он не собирался.
Выслушав Дениса, главнокомандующий сухо сказал:
– Передайте князю Багратиону мою благодарность и сообщите, что наша армия переправляется на правый берег Немана. Князю надлежит немедля присоединиться к главным силам и зажечь за собой мост…
… На следующий день русские войска были за Неманом. Французы заняли Тильзит. Наполеон Бонапарт стоял на левом гористом берегу реки и «ненасытным взором пожирал землю русскую, синеющую на горизонте».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
– Какая же?
– Присоединить к нам корпуса Лестока и Каменского, в составе которых двадцать тысяч войск.
– Но они же посланы для защиты Кенигсберга?
– В данном случае, когда главная армия понесла огромные потери, защита этого города не имеет уже существенного значения. Да и удержать его все равно не удастся, напрасные расчеты. Бонапарт помимо двух сильных пехотных корпусов послал туда всю конницу Мюрата с приказанием отрезать от нас Лестока и Каменского…
– Да, положение тяжелое, – согласился Денис. – А если Лестоку и Каменскому не удастся уйти от преследования?
– Тогда нечего и думать о позициях у Немана, куда мы двигаемся.
– Как? Вы допускаете возможность, что Бонапарт перейдет Неман и вторгнется в Россию?
– Лично я не допускаю. А мнение такое имеется, – уклончиво ответил Дибич. – Вообще, насколько мне известно, в кругах, близких к государю, существуют две партии. Одна стоит за продолжение военных действий, другая – за мирные переговоры с Бонапартом.
– Это я уже слышал, – сказал Денис. – Но, полагаю, теперь, когда оскорблены честь и слава отечества, никакой речи о мире быть не может!
– Обстоятельства, однако, бывают сильнее наших желаний, – отозвался Дибич. – Его высочество великий князь Константин Павлович еще в Гейльсберге высказывал мысль о необходимости мира.
– Тогда мы находились в ином положении. Удержав позиции, нанеся большой урон неприятелю, можно было рассчитывать на переговоры, как равные с равными.
– А если Бонапарт все же перейдет границы? – в свою очередь задал вопрос Дибич.
– Пусть попробует! Мы будем драться насмерть! – горячо воскликнул Денис. – Русская армия не простит оскорбления отечеству. Все, что угодно, только не позорный мир!
Дибич ничего не ответил. Отвернулся в сторону и усмехнулся. Денис не заметил.
VII
Спустя три дня войска арьергарда, приведенные в полный порядок стараниями Багратиона и его помощников, находились уже в нескольких верстах от Тильзита, где помещалась главная квартира Беннигсена.
Француз, утомленные длительными боями и маршами, преследовали не особенно настойчиво. К тому же сказалось отсутствие кавалерии Мюрата, застрявшей в болотах под Кенигсбергом. Последнее обстоятельство имело для русских и другую выгоду. Отряды Каменского и Лестока, избежав встречи с превосходящими силами неприятеля, благополучно присоединились к арьергарду, весьма ободренному таким подкреплением.
Одновременно Багратион узнал, что корпус маршала Нея, угрожавший все время с правого фланга, остановился у Гумбинена. Опасность внезапного нападения пока миновала. Посылая Дениса в главную квартиру с приятными вестями, князь сказал:
– Передай, душа моя, что войско наше сохранило полное устройство и бодрость духа. Неудача не уменьшила храбрости. Ежели потребуется, будем сражаться, как всегда.
Денис поскакал в Тильзит в приподнятом настроении. Но по дороге, не доезжая до города, встретил адъютанта главнокомандующего, майора Эрнеста Шепинга, с которым был в дружеских отношениях.
– Что нового, Шепинг? – спросил Денис, сдерживая коня, когда они поравнялись
– Держу пари, никогда не отгадаешь, – ответил с улыбкой майор.
– Везешь предписание князю Багратиону?
– Это более или менее ясно, но какое? – И, чуть помедлив, гордясь важностью порученного ему дела, Шепинг продолжил: – Я делаю историю, мой милый… Главнокомандующий предлагает князю немедленно войти через меня в сношение с французами, предложить им перемирие, пока приступим к переговорам о мире…
Денис задохнулся от изумления и охватившего его негодования.
– Как? Не отомстив за Фридланд? Признав себя побежденными?
– Ну, эти уже пусть дипломаты устанавливают. Я сказал тебе все. Прощай!
Подавленный известием, ничего не чувствуя, кроме позора предстоящего мира, Денис поспешил к Беннигсену с намерением уверить его в отличном положении войск арьергарда и в полной возможности продолжать военные действия. Однако, прибыв в главную квартиру, убедился, что ничто уже не поможет. Дом, занимаемый Беннигсеном, был наполнен людьми различного рода. «Тут были, – вспоминал впоследствии Денис, – англичане, шведы, пруссаки, французы-роялисты, русские военные и гражданские чиновники, разночинцы, чуждые службы и военной и гражданской тунеядцы, интриганы, – словом, это был рынок политических и военных спекуляторов, обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах».
Среди этой толпы царила невообразимая паника. Один из фаворитов главнокомандующего, бывший гатчинский парадир, бездарный генерал Эссен, узнав, с чем прибыл Денис, от страха пришел в полное расстройство.
– Что вы, что вы! Разве можно в такое время советовать главнокомандующему столь вздорные вещи, как продолжение войны, – сказал он Давыдову.
– Почему же вашему превосходительству это кажется вздорным?
– Да ведь мы в ужасном положении! Армия не боеспособна. Как может ваш Багратион тешить себя бессмысленными надеждами задержать величавшего полководца? Чистейшие химеры! Перед Бонапартом капитулировали первоклассные европейские армии… Австрия повержена! Пруссия повержена! Поймите! А вы столь самонадеянно полагаете, будто русские войска могут что-то еще сделать… Нет, у нас единственный шанс на спасение – это мир! Мир во что бы то ни стало!
Денису стало противно смотреть на перепуганного генерала. Он молча откланялся. Потом, оглядев общество, среди которого находился, призадумался. Все штабные господа разделяли мнение Эссена. И некоторые шепотом уже титуловали Бонапарта «его величеством Наполеоном». «При таком воинственном расположении духа, – иронически подумал Денис, – без сомнения, нечего и помышлять о продолжении борьбы с неприятелем!» Сегодня Денис еще раз убедился, насколько армейские войска, всегда готовые до последней капли крови защищать отечество, превосходят штабных господ, помышляющих лишь о собственном благополучии.
Беннигсен ничем от этих господ не отличался. Конечно, как главнокомандующему, ему было приятно услышать, что часть его войск сохранила боевой порядок, легче будет оправдываться перед государем, но продолжать военные действия он не собирался.
Выслушав Дениса, главнокомандующий сухо сказал:
– Передайте князю Багратиону мою благодарность и сообщите, что наша армия переправляется на правый берег Немана. Князю надлежит немедля присоединиться к главным силам и зажечь за собой мост…
… На следующий день русские войска были за Неманом. Французы заняли Тильзит. Наполеон Бонапарт стоял на левом гористом берегу реки и «ненасытным взором пожирал землю русскую, синеющую на горизонте».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204