ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

– обратился Сеславин к Фигнеру. – А кто третьего дня распорядился двум пленным сапоги выдать, чтоб ноги не поморозили?
– Так это же старики были… – отозвался, внезапно покраснев, Фигнер. – Я не говорю, что со всеми жестокость нужна…
– То-то и оно! – продолжал Сеславин. – Слов нет, в нашем деле и жестокость необходима бывает, да не в этом суть воинской доблести нашей. Мужеством, необычайной силой духа, рожденными любовью к отечеству, – вот чем достойно каждому россиянину гордиться! Мне недавно, господа, – обратился он ко всем, – такой случай передавали… Привезли в один из наших лазаретов раненного пулей в грудь русского гренадера. Лекарь, из пленных французов, стал гренадера осматривать, с боку на бок поворачивать, искать, где пуля засела. Боль, представляете себе, адская, а гренадер стиснул зубы – и ни звука. Офицер наш, легко раненный и лежавший рядом, поинтересовался: «Тебе, братец, что ж, не больно разве?» – «Как не больно, ваше благородие, – ответил тихо гренадер, – мочи нет, да ведь лекарь-то хранц, нельзя перед ним слабость свою показывать…»
– Ах, какой молодец! – не удержался Бекетов. – Неужели так ни разу и не вскрикнул?
– А вы послушайте, что дальше произошло, – ответил Сеславин. – Лекарь-то, очевидно, неопытный был, искал пулю долго… Офицер, который лежал рядом, ответ гренадера передал своим соседям. В палате все притихли, наблюдают. И вдруг слышат, как гренадер зубами заскрипел, а следом стон тихий у него вырвался… Что такое? А гренадер, с трудом повернув голову к офицеру, говорит: «Я не от слабости, а от стыда, ваше благородие… Прикажите, чтоб лекарь меня не обижал». – «Да чем же он, – спрашивает офицер, – тебя обижает?» – «А зачем он спину мне щупает, я русский, я грудью шел вперед!» Представляете, господа, – заключил Сеславин, – в чем суть? Для русского солдата одна мысль, что его могут заподозрить, будто он не устоял перед неприятелем, мучительней любой боли… Удивительно ли, что непобедимая доселе армия Бонапарта вспять обратилась!
– Вполне с тобой согласен, Александр Никитич, – произнес Денис, – такого солдата, как русский, во всем мире не сыщешь… Да и что бы стоили все усилия наши, господа, если б не беспримерное мужество народа нашего…
В это время в избу вошел Степан Храповицкий, ездивший с казаками на разведку к селу Ляхову. Он доложил, что село занято корпусом генерала Ожеро, имеющим свыше двух тысяч регулярной пехоты и кавалерии. Взятые казаками пленные эти сведения подтвердили.
– Соединим свои силы, господа, и немедленно ударим! – первым предложил Фигнер, и в серых глазах его блеснул задорный огонек.
– Подожди горячиться. Дело не шуточное, надо сначала силы свои подсчитать, – резонно заметил Сеславин.
Подсчитали. Оказалось, в трех партизанских отрядах имеется всего немногим больше тысячи гусар и казаков. Денис, поразмыслив, предложил:
– Для большей верности успеха можно пригласить графа Орлова-Денисова…
– Да на кой черт он нам нужен? – запротестовал Фигнер. – Ручаюсь, без него обойдемся! Я сейчас же отправлюсь в Ляхово, сам там все разведаю, – добавил он, надевая свой артиллерийский спенсер и меховой картуз.
– Нет, я склонен присоединиться к предложению Дениса Васильевича, – сказал Сеславин. – Подожди, Александр Самойлович, давай сперва договоримся…
– Э, да ну вас! – пробурчал с недовольным видом Фигнер. – Поступайте, как хотите.
Договориться с Сеславиным было нетрудно. Через час Бекетов уже скакал к графу Орлову-Денисову с письмом своего командира.
«Из встреч и разлуки нашей я приметил, граф, – сообщал Денис, – что вы считаете меня непримиримым врагом всякого начальства; кто без честолюбия и самолюбия? Я, при малых дарованиях своих, предпочитаю быть первым, а не вторым; но честолюбие мое простирается до черты общей пользы. Вот вам пример: я открыл в селе Ляхове неприятеля. Сеславин, Фигнер и я соединились. Мы готовы драться, но дело не в драке, а в успехе. У нас не более тысячи двухсот человек конницы, а у французов две тысячи пехоты и еще свежей. Поспешите к нам, возьмите нас под свое начальство – и ура! с богом!»
Граф от лестного приглашения не отказался. Партизаны начали тщательно готовиться к предстоящему сражению.
28 октября утром, пользуясь густым туманом, отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера вплотную, с трех сторон, подошли к Ляхову, заняли соседние деревушки. Вскоре к партизанам присоединился граф Орлов-Денисов. Он известил, что его кавалерия идет следом.
Между тем казаки, захватив под Ляховом нескольких пленных, узнали от них, что войска Ожеро находятся в боевой готовности, намереваясь идти на соединение с войсками смоленского губернатора Бараге д'Илье, стоявшими в Долгомостье, на столбовой дороге. Посовещавшись, партизаны решили прежде всего преградить путь отступления Ожеро. Подведя свой отряд к Смоленской дороге, Денис спе?шил казаков, снабженных ружьями, затем приблизился к Ляхову и завязал бой. Сеславин, расположивший на небольшой высоте, позади стрелков, четыре орудия, открыл картечный огонь по неприятельским колоннам, выходившим из села. Отряд Фигнера построился за Сеславинской батареей. Орлов-Денисов, выславший разъезды по дороге к Долгомостью, находился со своей кавалерией справа от них. А бугские казаки, под командой Чеченского, стоявшие с левой стороны, заняли дорогу, идущую на деревню Язвино, где разместилась другая неприятельская часть.
Невзирая на картечный и сильный ружейный огонь, французы, выйдя из Ляхова, стали занимать прилегавший к селу болотистый лес. Тогда ахтырские гусары и конница Фигнера ударили на неприятельскую кавалерию с фланга, загнали ее в болото, а спешенные казаки-стрелки ворвались в лес.
Генерал Ожеро приказал своим расстроенным войскам отступить в Ляхово.
В это время Орлов-Денисов получил неприятное донесение: две тысячи кирасир из корпуса Бараге д'Илье спешат из Долгомостья на помощь генералу Ожеро. Оставив под Ляховом одних партизан, Орлов-Денисов со всей своей кавалерией обратился на неприятельских кирасир, стремительно их атаковал и рассеял.
Возвратился граф уже под вечер. Сражение под Ляховом еще продолжалось. Партизанам удалось в нескольких местах поджечь село, но французы оказывали упорное сопротивление. Очевидно, генерал Ожеро ожидал, что к нему вот-вот придет помощь. Увидев вдали кавалерию, приближавшуюся к селу, и приняв ее за французскую, генерал построил свои войска для общей атаки на партизан. Однако вскоре убедился в своей ошибке. Кавалерия оказалась русской: это были гусары и казаки Орлова-Денисова.
Признав положение безнадежным, генерал Ожеро послал к графу парламентеров. Он сдавался в плен со всем своим корпусом. Шестьдесят офицеров и две тысячи рядовых положили оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204