Но казаки, очистившие город от неприятеля, двумя колоннами под командой Дениса пустились через Днепр вплавь. Кавалерийское депо было полностью разгромлено. В плен партизаны захватили десять офицеров и шестьсот рядовых, на месте положили не меньше.
Возвратившись в Копыс, Денис приказал доставить к нему поставленного французами мэра города, по слухам, расстреливавшего русских пленных и всячески притеснявшего жителей. Казаки привели рябого и невзрачного, перепуганного насмерть человека, за которым вся в слезах прибежала молодая жена.
– Как твоя фамилия, негодяй? – сурово спросил Денис арестованного.
– Попов, ваша милость, – пролепетал тот.
– Как же ты осмелился служить врагам отечества? – возвысил голос Денис. – Предатель, изменник!
Попов еще более побледнел и что-то невнятно забормотал. Жена, рыдая, упала в ноги.
– Сударыня, вам здесь не место, – обращаясь к ней, сказал Давыдов. – Ваш муж недостоин никакого сожаления…
– Простите… Он всего три дня работал в магистрате. Его Калецкий заставил бумаги подшивать…
– Какой Калецкий? Кто таков?
– Из Могилева сюда присланный… который мэром служил…
– Позвольте, сударыня! А разве не ваш муж был мэром?
– Нет, нет, у кого угодно спросите…
Выяснилось, что Попов, мелкий канцелярист, на самом деле только три дня работал в магистрате, казаки взяли его по ошибке. Калецкий, оказавшийся дворянином, укрылся в пригороде, собираясь бежать, но с помощью Попова его удалось захватить. Умоляя о пощаде, предатель рассказал, что в Могилеве, где он жил, первым присягнул на верность Наполеону архиепископ Варлаам, затем несколько видных чиновников и помещиков, помогавших неприятелю. Записав их фамилии, Денис хотел отправить список изменников в главную квартиру вместе с Калецким, затем раздумал. Дело представлялось совсем необычным, и кто знает, в какие руки попадет список!
Случай этот навел Дениса на тяжелые размышления. Гордясь своим дворянским родом, самозабвенно любя отечество, Денис в начале войны не сомневался, что все дворянство, как и он, предпочитая смерть позору иноземного порабощения, полно решимости бороться до конца с наглым неприятелем. Но что же пришлось видеть? В то время как крестьяне, мещане, ремесленники – весь простой народ всюду брался за оружие и, не щадя жизни, дрался с чужеземцами, поведение дворянства во многих случаях вызывало негодование. Денис теперь достоверно знал, что не в одном Юхновском уезде дворяне уклонялись от службы. Всюду, при первых слухах о неприятеле, эти «потомки древних бояр» трусливо бежали в отдаленные губернии и, как с краской стыда на лице записал Денис в свой дневник, «пока достойные и незабвенные их соотчичи подставляли грудь свою штыку врагов отчизны, они, опрыскиваясь лишь духами, плясали там на могиле отечества и спокойно ожидали известия об исходе войны».
А недавно Денис столкнулся и с более возмутительным случаем.
Отряд ночевал в одной из деревень близ Дорогобужа. На рассвете в избу, где спал Денис, вошел урядник Крючков, доложил:
– Крестьянин из соседнего села к вашему высокоблагородию…
– По каким таким делам? – пробурчал, поднимаясь, Денис.
– Говорит, будто ваш старый знакомый…
– Хорошо. Давай его сюда.
Крестьяне повсюду были надежными помощниками партизан. Денис не раз получал от них ценные сведения о нахождении неприятельских команд, и появление крестьянина, именовавшего себя «старым знакомым», не представляло ничего необычного. Однако того, кто вошел в избу, Денис никак не ожидал здесь встретить. И удивления своего скрыть не мог.
Перед ним в коротком овчинном полушубке, теребя шапку в руках, стоял партизан Терентий. Тот самый русобородый, немного похудевший начальник партизанской дружины, с которым повстречался летом в лесах Смоленщины.
– Доброго здоровья, ваше высокоблагородие, – произнес Терентий. – Простите, что обеспокоил…
– Позволь… Как же ты здесь очутился, любезный? – все еще недоумевая, спросил Денис.
– А я ведь сказывал вам, ежели не забыли, что из здешних мест родом, – отозвался Терентий. – Барин мой, господин Масленников, в пяти верстах отсюда проживает…
– Так что же? Разве ты ушел из дружины?
– Пришлось… Третью неделю дома…
– Почему?
– Не моя воля, ваше высокоблагородие, – вздохнув, ответил Терентий. – Народ-то будто доволен мною был… Не меньше полтыщи басурманов перебили, сколько обозов ихних забрали…
– Ну? И что же потом произошло?
– Да вот, как услыхал я, что хранцы в наших местах озоруют, – продолжал Терентий, – надумал сюда тайком пробраться. Баба моя с ребятами тут осталась, надо было укрыть их куда ни на есть, а то хранцы могли дознаться, что я в партизанах, да отквитать на них… Случаи такие были!
– Понимаю, понимаю… Но здесь-то почему задержался? – нетерпеливо перебил Денис.
– В подвале на цепи сидел…
– Как? – еще более удивляясь, воскликнул Денис. – Значит, тебя все-таки французы схватили?
– Схватили, да не они, – с горькой усмешкой проговорил Терентий. – По господскому приказу… Сначала на конюшню отвели, пятьдесят розог всыпали, а потом в подвал…
– За что же? Чем ты провинился?
– Вина одна… Проведал барин, что я в партизанах находился.
– Быть того не может! Вздор! – перебил Денис. – Голову ты мне, что ли, морочишь, любезный?
– Эх, ваше высокоблагородие, стал бы я жаловаться, кабы в другом чем виноват был! – горячо возразил Терентий. – Да у кого угодно в деревне спросите… Барин-то наш хранцам продался. Заодно с ними мужиков грабит, а партизан ловить и наказывать приказывает…
Денис слушал убедительные доводы партизана молча. Сомнения постепенно исчезали. Отвратительный образ помещика-изменника вырисовывался довольно ярко. «Мерзость какая!» – думал Денис, еле сдерживая негодование.
И, наконец, обратившись к Терентию, сказал:
– Вот что, Терентий, я сам сейчас к вам поеду, разберусь. Если господин Масленников виновен, он получит по заслугам…
– А как партизанам поступать, ваше высокоблагородие? У нас в селе помимо меня человек пятнадцать… Можно нам с хранцами-то драться?
– Можно. Насчет этого я особое внушение сделаю господину Масленникову…
Обширная помещичья усадьба, куда приехал сопровождаемый сотней казаков Денис, казалась благословенным островом. Соседние селения сплошь были разорены и полусожжены, а здесь во всем ощущались порядок и полное благополучие. И уже одно это подтверждало справедливость тяжелых обвинений, возведенных на хозяина.
Сумрачный и безмолвный, Денис переступил порог уютного барского дома.
Низкорослый помещик с круглым румяным лицом и белесыми бегающими глазками встретил необыкновенно учтиво и, рассыпаясь в любезностях, не замедлил пригласить дорогого гостя к завтраку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Возвратившись в Копыс, Денис приказал доставить к нему поставленного французами мэра города, по слухам, расстреливавшего русских пленных и всячески притеснявшего жителей. Казаки привели рябого и невзрачного, перепуганного насмерть человека, за которым вся в слезах прибежала молодая жена.
– Как твоя фамилия, негодяй? – сурово спросил Денис арестованного.
– Попов, ваша милость, – пролепетал тот.
– Как же ты осмелился служить врагам отечества? – возвысил голос Денис. – Предатель, изменник!
Попов еще более побледнел и что-то невнятно забормотал. Жена, рыдая, упала в ноги.
– Сударыня, вам здесь не место, – обращаясь к ней, сказал Давыдов. – Ваш муж недостоин никакого сожаления…
– Простите… Он всего три дня работал в магистрате. Его Калецкий заставил бумаги подшивать…
– Какой Калецкий? Кто таков?
– Из Могилева сюда присланный… который мэром служил…
– Позвольте, сударыня! А разве не ваш муж был мэром?
– Нет, нет, у кого угодно спросите…
Выяснилось, что Попов, мелкий канцелярист, на самом деле только три дня работал в магистрате, казаки взяли его по ошибке. Калецкий, оказавшийся дворянином, укрылся в пригороде, собираясь бежать, но с помощью Попова его удалось захватить. Умоляя о пощаде, предатель рассказал, что в Могилеве, где он жил, первым присягнул на верность Наполеону архиепископ Варлаам, затем несколько видных чиновников и помещиков, помогавших неприятелю. Записав их фамилии, Денис хотел отправить список изменников в главную квартиру вместе с Калецким, затем раздумал. Дело представлялось совсем необычным, и кто знает, в какие руки попадет список!
Случай этот навел Дениса на тяжелые размышления. Гордясь своим дворянским родом, самозабвенно любя отечество, Денис в начале войны не сомневался, что все дворянство, как и он, предпочитая смерть позору иноземного порабощения, полно решимости бороться до конца с наглым неприятелем. Но что же пришлось видеть? В то время как крестьяне, мещане, ремесленники – весь простой народ всюду брался за оружие и, не щадя жизни, дрался с чужеземцами, поведение дворянства во многих случаях вызывало негодование. Денис теперь достоверно знал, что не в одном Юхновском уезде дворяне уклонялись от службы. Всюду, при первых слухах о неприятеле, эти «потомки древних бояр» трусливо бежали в отдаленные губернии и, как с краской стыда на лице записал Денис в свой дневник, «пока достойные и незабвенные их соотчичи подставляли грудь свою штыку врагов отчизны, они, опрыскиваясь лишь духами, плясали там на могиле отечества и спокойно ожидали известия об исходе войны».
А недавно Денис столкнулся и с более возмутительным случаем.
Отряд ночевал в одной из деревень близ Дорогобужа. На рассвете в избу, где спал Денис, вошел урядник Крючков, доложил:
– Крестьянин из соседнего села к вашему высокоблагородию…
– По каким таким делам? – пробурчал, поднимаясь, Денис.
– Говорит, будто ваш старый знакомый…
– Хорошо. Давай его сюда.
Крестьяне повсюду были надежными помощниками партизан. Денис не раз получал от них ценные сведения о нахождении неприятельских команд, и появление крестьянина, именовавшего себя «старым знакомым», не представляло ничего необычного. Однако того, кто вошел в избу, Денис никак не ожидал здесь встретить. И удивления своего скрыть не мог.
Перед ним в коротком овчинном полушубке, теребя шапку в руках, стоял партизан Терентий. Тот самый русобородый, немного похудевший начальник партизанской дружины, с которым повстречался летом в лесах Смоленщины.
– Доброго здоровья, ваше высокоблагородие, – произнес Терентий. – Простите, что обеспокоил…
– Позволь… Как же ты здесь очутился, любезный? – все еще недоумевая, спросил Денис.
– А я ведь сказывал вам, ежели не забыли, что из здешних мест родом, – отозвался Терентий. – Барин мой, господин Масленников, в пяти верстах отсюда проживает…
– Так что же? Разве ты ушел из дружины?
– Пришлось… Третью неделю дома…
– Почему?
– Не моя воля, ваше высокоблагородие, – вздохнув, ответил Терентий. – Народ-то будто доволен мною был… Не меньше полтыщи басурманов перебили, сколько обозов ихних забрали…
– Ну? И что же потом произошло?
– Да вот, как услыхал я, что хранцы в наших местах озоруют, – продолжал Терентий, – надумал сюда тайком пробраться. Баба моя с ребятами тут осталась, надо было укрыть их куда ни на есть, а то хранцы могли дознаться, что я в партизанах, да отквитать на них… Случаи такие были!
– Понимаю, понимаю… Но здесь-то почему задержался? – нетерпеливо перебил Денис.
– В подвале на цепи сидел…
– Как? – еще более удивляясь, воскликнул Денис. – Значит, тебя все-таки французы схватили?
– Схватили, да не они, – с горькой усмешкой проговорил Терентий. – По господскому приказу… Сначала на конюшню отвели, пятьдесят розог всыпали, а потом в подвал…
– За что же? Чем ты провинился?
– Вина одна… Проведал барин, что я в партизанах находился.
– Быть того не может! Вздор! – перебил Денис. – Голову ты мне, что ли, морочишь, любезный?
– Эх, ваше высокоблагородие, стал бы я жаловаться, кабы в другом чем виноват был! – горячо возразил Терентий. – Да у кого угодно в деревне спросите… Барин-то наш хранцам продался. Заодно с ними мужиков грабит, а партизан ловить и наказывать приказывает…
Денис слушал убедительные доводы партизана молча. Сомнения постепенно исчезали. Отвратительный образ помещика-изменника вырисовывался довольно ярко. «Мерзость какая!» – думал Денис, еле сдерживая негодование.
И, наконец, обратившись к Терентию, сказал:
– Вот что, Терентий, я сам сейчас к вам поеду, разберусь. Если господин Масленников виновен, он получит по заслугам…
– А как партизанам поступать, ваше высокоблагородие? У нас в селе помимо меня человек пятнадцать… Можно нам с хранцами-то драться?
– Можно. Насчет этого я особое внушение сделаю господину Масленникову…
Обширная помещичья усадьба, куда приехал сопровождаемый сотней казаков Денис, казалась благословенным островом. Соседние селения сплошь были разорены и полусожжены, а здесь во всем ощущались порядок и полное благополучие. И уже одно это подтверждало справедливость тяжелых обвинений, возведенных на хозяина.
Сумрачный и безмолвный, Денис переступил порог уютного барского дома.
Низкорослый помещик с круглым румяным лицом и белесыми бегающими глазками встретил необыкновенно учтиво и, рассыпаясь в любезностях, не замедлил пригласить дорогого гостя к завтраку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204