Темпл, не удержавшись, провела по шраму пальцем.
– Клинок, – прошептала она, может быть в первый раз по-настоящему чувствуя, что любит этого человека всей душой.
Он обнял ее, поцеловал в губы, желая передать ей свою страсть, страх и гнев. Темпл затрепетала в его объятиях. По их телам словно прошел разряд молнии.
– Ты не представляешь, что я пережил, когда прискакал Айк, – тихо сказал Клинок и содрогнулся. – Недолго уехал твой дядя?
Он обхватил ее лицо ладонями; пальцы его чуть подрагивали.
– Нет, он завтра возвращается. В крайнем случае послезавтра.
Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев.
– Я останусь здесь, пока он не вернется, – твердо заявил Клинок, словно ожидая, что она станет спорить.
– Хорошо.
– А когда возвратится твой отец…
Он не договорил, и Темпл с любопытством открыла глаза. Вид у него был странный – очень серьезный, даже властный.
– И что же будет?
– Ты будешь моей женой.
Выражение его лица неуловимо изменилось, в глазах вспыхнули лукавые искорки.
– Что же ты молчишь?
– А что говорить? Меня вроде бы ни о чем не спрашивают, – в тон ему ответила она.
– Ты ведь тоже этого хочешь. Ты с самого начала хотела меня заарканить.
– Зато ты этого не хотел.
– Верно, – признал Клинок. – Жена, дом, семья – для меня все это рановато. То ли дело жизнь в горах. Ищешь золотую жилу, копаешь землю, просеиваешь песок. А сколько радости найти самородок! Ради этого стоит терпеть лишения.
– А ради меня?
Она хотела, чтобы он произнес вслух все полагающиеся слова.
– Ради тебя? Так слушай же. – Он прижался лицом к ее волосам. – Дышать и не вдыхать аромат твоих волос, слушать и не слышать твоего голоса, смотреть и не видеть сияния твоих глаз, иметь руки и не чувствовать шелковистости твоей кожи… – Он слегка поцеловал ее в губы. – Это значит – вовсе не жить.
– Я чувствую то же самое, – прошептала она.
Только рядом с Клинком она ощущала всю полноту жизни.
В этот миг он почувствовал, что действительность не властна над их любовью. И это открытие наполнило его душу красотой и счастьем.
Когда Фиби и Шадрач не появились в классе к началу первого урока, Элайза еще раз позвонила в колокольчик, а потом все-таки начала занятие.
В полдень дети отправились на перерыв, а Элайза все думала про Фиби и Шадрача. Она отправилась на поиски негритянских детей и нашла их на кухне, рядом с Черной Кэсси. Шадрач украдкой взглянул на учительницу и еще усерднее принялся чистить картофель. Вид у него был горестный и виноватый. Фиби же старалась и вовсе не смотреть на Элайзу.
– Вы пропустили школу, – строго сказала им она.
– Работы много, – пробормотала Фиби, робко посмотрев на хлопотавшую у плиты мать.
Элайза поняла: здесь что-то не так. Может быть, дети боятся, что она накажет их за прогул? Вряд ли, ведь они знают, что она – не сторонница наказаний.
– Приходите завтра утром пораньше, и я расскажу вам, что мы проходили на сегодняшних занятиях, – мягко сказала она, чтобы дети видели – она вовсе не сердится.
Шадрач грустно и обиженно посмотрел на нее.
– Мы больше не придем. – Он опустил глаза и тихо добавил: – Мама не велит.
– Но почему? – удивленно спросила Элайза у Кэсси.
– Не будут они больше ходить в эту вашу школу.
– Но они уже так многому научились! Шадрач – один из лучших моих учеников. Почему ты не хочешь, чтобы твои дети получили образование?
– Она боится, что те белые вернутся, – вполголоса пояснила Фиби.
Элайза сердито всплеснула руками:
– Неужели ты допустишь, чтобы эти хулиганы лишили твоих детей образования? Здесь ведь не Джорджия. Они ничего не могут сделать.
– Еще как могут. Вам-то, мисс Элайза, невдомек, зато я знаю, – горячо заговорила Кэсси. – Они нипочем не допустят, чтобы черные дети учились. Уж можете мне поверить. И я не хочу, чтобы из-за вашей школы мои дети попали в беду. Они знают свое место, мои малютки. И высовываться не будут.
Элайза хотела было возразить ей, но внезапно вспомнила, с каким выражением смотрели гвардейцы на Шадрача и Фиби. Может быть, детям действительно угрожает опасность? В южных штатах, в том числе и в Джорджии, существует специальный закон о рабах, согласно которому давать неграм образование строго-настрого запрещается. Джорджийские головорезы ведут себя на землях чероки как у себя дома. Возможно, Кэсси не без оснований боится за своих детей. Нельзя требовать от матери, чтобы она рисковала их жизнью.
– Я все понимаю, – тихо сказала Элайза и вышла.
Она чувствовала себя глубоко несчастной – ведь изменить что-либо ей было не под силу.
Элайзе очень не хватало двух этих учеников, особенно Шадрача, лицо которого всегда светилось жаждой знаний. В первые дни учительница все поглядывала в окно, надеясь, что дети придут. Но они так и не вернулись.
Однажды вечером Элайза собралась зайти в школу – забыла взять свою шаль. Она шла по дорожке, с грустью думая о Шадраче и Фиби. Чувствуют ли они себя такими же обманутыми, как она?
Внезапно ей показалось, что в окне школы слабо мерцает свет. Может быть, это пожар? Она испугалась. А вдруг джорджийцы решили преподать ей урок, чтобы не учила негров грамоте? Учительница бегом бросилась к бревенчатому дому. Изнутри донесся какой-то шорох.
Распахнув дверь, Элайза громко спросила:
– Кто здесь?
Хлопнула оконная рама. Элайза напряженно вглядывалась в темноту. Света не было, но в классе еще недавно кто-то находился. Учительница подбежала к приоткрытому окну и увидела маленькую фигурку. Фигурка подбежала к старому вязу и спряталась за могучий ствол.
Элайза еще раз оглядела темный класс. На сей раз она заметила, что на полу что-то лежит. Опустилась на корточки – учебник и свеча. Воск еще не остыл. Элайза подобрала учебник и улыбнулась.
– Шадрач, милый Шадрач, – прошептала она, прижимая книгу к груди. – Ты все-таки хочешь учиться. И испугать тебя не так-то просто. Не беспокойся. Я помогу тебе, и никто об этом не узнает. Это будет наш с тобой секрет, я обещаю.
Она зажгла свечу, поставила ее на стол и принялась ровным почерком писать задание для следующего урока. Это послание она никому не адресовала, не оставила внизу и подписи. Положила листок на учебник, рядом оставила свечу и, захватив шаль, вышла наружу.
Проходя мимо большого вяза, она услышала шорох и сказала вслух:
– Ох, старый вяз, как ты меня напугал. Я-то думала, что тут кто-то есть. Пришлось, знаешь ли, в школу заглянуть – нужно было оставить задание для завтрашнего урока. Оно лежит на столе.
Не оглядываясь, Элайза прошла мимо.
Наутро она увидела, что листок с заданием, учебник и свеча стоят на столе – почти там же, где она оставила их накануне, но все же не совсем. С этого дня Элайза взяла себе за правило перед уходом из школы оставлять задание, учебник и новую свечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Клинок, – прошептала она, может быть в первый раз по-настоящему чувствуя, что любит этого человека всей душой.
Он обнял ее, поцеловал в губы, желая передать ей свою страсть, страх и гнев. Темпл затрепетала в его объятиях. По их телам словно прошел разряд молнии.
– Ты не представляешь, что я пережил, когда прискакал Айк, – тихо сказал Клинок и содрогнулся. – Недолго уехал твой дядя?
Он обхватил ее лицо ладонями; пальцы его чуть подрагивали.
– Нет, он завтра возвращается. В крайнем случае послезавтра.
Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев.
– Я останусь здесь, пока он не вернется, – твердо заявил Клинок, словно ожидая, что она станет спорить.
– Хорошо.
– А когда возвратится твой отец…
Он не договорил, и Темпл с любопытством открыла глаза. Вид у него был странный – очень серьезный, даже властный.
– И что же будет?
– Ты будешь моей женой.
Выражение его лица неуловимо изменилось, в глазах вспыхнули лукавые искорки.
– Что же ты молчишь?
– А что говорить? Меня вроде бы ни о чем не спрашивают, – в тон ему ответила она.
– Ты ведь тоже этого хочешь. Ты с самого начала хотела меня заарканить.
– Зато ты этого не хотел.
– Верно, – признал Клинок. – Жена, дом, семья – для меня все это рановато. То ли дело жизнь в горах. Ищешь золотую жилу, копаешь землю, просеиваешь песок. А сколько радости найти самородок! Ради этого стоит терпеть лишения.
– А ради меня?
Она хотела, чтобы он произнес вслух все полагающиеся слова.
– Ради тебя? Так слушай же. – Он прижался лицом к ее волосам. – Дышать и не вдыхать аромат твоих волос, слушать и не слышать твоего голоса, смотреть и не видеть сияния твоих глаз, иметь руки и не чувствовать шелковистости твоей кожи… – Он слегка поцеловал ее в губы. – Это значит – вовсе не жить.
– Я чувствую то же самое, – прошептала она.
Только рядом с Клинком она ощущала всю полноту жизни.
В этот миг он почувствовал, что действительность не властна над их любовью. И это открытие наполнило его душу красотой и счастьем.
Когда Фиби и Шадрач не появились в классе к началу первого урока, Элайза еще раз позвонила в колокольчик, а потом все-таки начала занятие.
В полдень дети отправились на перерыв, а Элайза все думала про Фиби и Шадрача. Она отправилась на поиски негритянских детей и нашла их на кухне, рядом с Черной Кэсси. Шадрач украдкой взглянул на учительницу и еще усерднее принялся чистить картофель. Вид у него был горестный и виноватый. Фиби же старалась и вовсе не смотреть на Элайзу.
– Вы пропустили школу, – строго сказала им она.
– Работы много, – пробормотала Фиби, робко посмотрев на хлопотавшую у плиты мать.
Элайза поняла: здесь что-то не так. Может быть, дети боятся, что она накажет их за прогул? Вряд ли, ведь они знают, что она – не сторонница наказаний.
– Приходите завтра утром пораньше, и я расскажу вам, что мы проходили на сегодняшних занятиях, – мягко сказала она, чтобы дети видели – она вовсе не сердится.
Шадрач грустно и обиженно посмотрел на нее.
– Мы больше не придем. – Он опустил глаза и тихо добавил: – Мама не велит.
– Но почему? – удивленно спросила Элайза у Кэсси.
– Не будут они больше ходить в эту вашу школу.
– Но они уже так многому научились! Шадрач – один из лучших моих учеников. Почему ты не хочешь, чтобы твои дети получили образование?
– Она боится, что те белые вернутся, – вполголоса пояснила Фиби.
Элайза сердито всплеснула руками:
– Неужели ты допустишь, чтобы эти хулиганы лишили твоих детей образования? Здесь ведь не Джорджия. Они ничего не могут сделать.
– Еще как могут. Вам-то, мисс Элайза, невдомек, зато я знаю, – горячо заговорила Кэсси. – Они нипочем не допустят, чтобы черные дети учились. Уж можете мне поверить. И я не хочу, чтобы из-за вашей школы мои дети попали в беду. Они знают свое место, мои малютки. И высовываться не будут.
Элайза хотела было возразить ей, но внезапно вспомнила, с каким выражением смотрели гвардейцы на Шадрача и Фиби. Может быть, детям действительно угрожает опасность? В южных штатах, в том числе и в Джорджии, существует специальный закон о рабах, согласно которому давать неграм образование строго-настрого запрещается. Джорджийские головорезы ведут себя на землях чероки как у себя дома. Возможно, Кэсси не без оснований боится за своих детей. Нельзя требовать от матери, чтобы она рисковала их жизнью.
– Я все понимаю, – тихо сказала Элайза и вышла.
Она чувствовала себя глубоко несчастной – ведь изменить что-либо ей было не под силу.
Элайзе очень не хватало двух этих учеников, особенно Шадрача, лицо которого всегда светилось жаждой знаний. В первые дни учительница все поглядывала в окно, надеясь, что дети придут. Но они так и не вернулись.
Однажды вечером Элайза собралась зайти в школу – забыла взять свою шаль. Она шла по дорожке, с грустью думая о Шадраче и Фиби. Чувствуют ли они себя такими же обманутыми, как она?
Внезапно ей показалось, что в окне школы слабо мерцает свет. Может быть, это пожар? Она испугалась. А вдруг джорджийцы решили преподать ей урок, чтобы не учила негров грамоте? Учительница бегом бросилась к бревенчатому дому. Изнутри донесся какой-то шорох.
Распахнув дверь, Элайза громко спросила:
– Кто здесь?
Хлопнула оконная рама. Элайза напряженно вглядывалась в темноту. Света не было, но в классе еще недавно кто-то находился. Учительница подбежала к приоткрытому окну и увидела маленькую фигурку. Фигурка подбежала к старому вязу и спряталась за могучий ствол.
Элайза еще раз оглядела темный класс. На сей раз она заметила, что на полу что-то лежит. Опустилась на корточки – учебник и свеча. Воск еще не остыл. Элайза подобрала учебник и улыбнулась.
– Шадрач, милый Шадрач, – прошептала она, прижимая книгу к груди. – Ты все-таки хочешь учиться. И испугать тебя не так-то просто. Не беспокойся. Я помогу тебе, и никто об этом не узнает. Это будет наш с тобой секрет, я обещаю.
Она зажгла свечу, поставила ее на стол и принялась ровным почерком писать задание для следующего урока. Это послание она никому не адресовала, не оставила внизу и подписи. Положила листок на учебник, рядом оставила свечу и, захватив шаль, вышла наружу.
Проходя мимо большого вяза, она услышала шорох и сказала вслух:
– Ох, старый вяз, как ты меня напугал. Я-то думала, что тут кто-то есть. Пришлось, знаешь ли, в школу заглянуть – нужно было оставить задание для завтрашнего урока. Оно лежит на столе.
Не оглядываясь, Элайза прошла мимо.
Наутро она увидела, что листок с заданием, учебник и свеча стоят на столе – почти там же, где она оставила их накануне, но все же не совсем. С этого дня Элайза взяла себе за правило перед уходом из школы оставлять задание, учебник и новую свечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79