Мужчин сопровождали женщины в простеньких, из хлопчатобумажной ткани, платьях и дети.
— Посмотрите на детей, — воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.
— Полагаю, речь идет обо мне, — процедил Джерри Литтлфорд.
— Нет, — покачала головой Стелла. — Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.
Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.
— Должно быть, эти люди ехали всю ночь, — заметил Флетч.
— Это не люди, — отрезала Мокси.
С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.
Флетч повернулся к Мокси.
— Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.
— Психи, глупцы, трусы, — фыркнула Мокси.
Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.
— Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет… они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны…
Мокси хихикнула.
— Странная, однако, ситуация.
Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:
«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».
Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.
— …земля свободы…
Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.
Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.
Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.
Флетч коснулся локтя Мокси.
— Пошли.
— Куда?
— Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.
На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.
— Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей…
— Больные люди, — покачала головой Мокси.
Лопес встретил их в холле. В белом пиджаке, белых брюках.
— Мистер Флетчер, звонит мистер Стилл. Обещает уволить меня, если я не подзову вас к телефону.
Из столовой, с чашечкой кофе, вышел Сай Коллер.
— Мы — участники международного заговора? — спросил он Мокси.
— Брось им сценарий, Сай, — ответила Мокси. — Пусть они убедятся сами, сколь он плох.
— Если б Питермана не убили, я бы подумал, что за всем этим спектаклем стоит он. Ради рекламы продюсеры готовы на все.
— Вы сказали Стиллу о том, что творится на улице? — спросил Флетч Лопеса.
Оттуда доносились завывание сирен и истерические крики.
— Нет.
По коридору Флетч прошел в биллиардную, затем — в кабинет.
Снял трубку, поднес к уху.
— Доброе утро, Тед. У нас прекрасная погода. Собираемся вот поплавать под парусом.
— А почему я слышал сирены?
— Сирены?
— Да, да. Полицейские сирены. Пока ты не взял трубку.
— Не может быть.
— И людские крики. Почему кричат?
— Скорее всего, помехи на линии.
— Что у вас происходит, Флетч?
— Мы как раз садились за стол, чтобы позавтракать.
Разбилось еще одно стекло.
— А это что такое? — спросил Тед Стилл.
— О чем вы?
— Какой-то резкий звук. Словно разбилось стекло.
— У вас не в порядке телефон.
— Такое впечатление что кто-то хочет разгромить мой дом.
— Подергайте лучше за провод. Возможно, помехи исчезнут.
— Флетчер, я же просил тебя убраться из моего дома. Вместе со всей честной компанией.
— Да, вы просили, Тед.
— А ты все еще там.
— Отдыхаю в мире и покое.
— В утреннем выпуске новостей сообщили, что ты все еще в Голубом доме.
— Кстати, Тед. В какое время увозят мусор? Вдруг Лопес забудет выставить мешки.
— Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома ко всем чертям! — прокричал Стилл.
— Успокойся, Тед. Стоит ли так волноваться из-за помех на линии.
— Хорошо, Флетчер. Я приеду сам. С дробовиком. И если к тому времени ты не уберешься…
— Между прочим, Тед, вы никогда не говорили мне, что половина вашего ранчо принадлежит Мокси Муни.
На другом конце провода воцарилась тишина. Зато с улицы донеслись три выстрела.
— Я случайно узнал об этом сегодня утром, — продолжил Флетч. — А мне-то казалось, что вы незнакомы.
— Мисс Муни вкладывала деньги в «Пять тузов». А что, собственно, тебя волнует?
— Да ничего. Но мне странно слышать, что вы хотите выгнать из своего дома двух ваших финансовых компаньонов, Мокси и меня.
— Флетчер… — Тед Стилл тяжело вздохнул. — Я не знаю, что ты затеял. Но мой дом, я чувствую, перевернут вверх дном.
— Моей вины в этом нет.
На пороге кабинета возникла Мокси, с округлившимися глазами.
— Стеллу Литтлфорд зашибли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Посмотрите на детей, — воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.
— Полагаю, речь идет обо мне, — процедил Джерри Литтлфорд.
— Нет, — покачала головой Стелла. — Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.
Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.
— Должно быть, эти люди ехали всю ночь, — заметил Флетч.
— Это не люди, — отрезала Мокси.
С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.
Флетч повернулся к Мокси.
— Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.
— Психи, глупцы, трусы, — фыркнула Мокси.
Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.
— Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет… они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны…
Мокси хихикнула.
— Странная, однако, ситуация.
Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:
«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».
Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.
— …земля свободы…
Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.
Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.
Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.
Флетч коснулся локтя Мокси.
— Пошли.
— Куда?
— Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.
На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.
— Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей…
— Больные люди, — покачала головой Мокси.
Лопес встретил их в холле. В белом пиджаке, белых брюках.
— Мистер Флетчер, звонит мистер Стилл. Обещает уволить меня, если я не подзову вас к телефону.
Из столовой, с чашечкой кофе, вышел Сай Коллер.
— Мы — участники международного заговора? — спросил он Мокси.
— Брось им сценарий, Сай, — ответила Мокси. — Пусть они убедятся сами, сколь он плох.
— Если б Питермана не убили, я бы подумал, что за всем этим спектаклем стоит он. Ради рекламы продюсеры готовы на все.
— Вы сказали Стиллу о том, что творится на улице? — спросил Флетч Лопеса.
Оттуда доносились завывание сирен и истерические крики.
— Нет.
По коридору Флетч прошел в биллиардную, затем — в кабинет.
Снял трубку, поднес к уху.
— Доброе утро, Тед. У нас прекрасная погода. Собираемся вот поплавать под парусом.
— А почему я слышал сирены?
— Сирены?
— Да, да. Полицейские сирены. Пока ты не взял трубку.
— Не может быть.
— И людские крики. Почему кричат?
— Скорее всего, помехи на линии.
— Что у вас происходит, Флетч?
— Мы как раз садились за стол, чтобы позавтракать.
Разбилось еще одно стекло.
— А это что такое? — спросил Тед Стилл.
— О чем вы?
— Какой-то резкий звук. Словно разбилось стекло.
— У вас не в порядке телефон.
— Такое впечатление что кто-то хочет разгромить мой дом.
— Подергайте лучше за провод. Возможно, помехи исчезнут.
— Флетчер, я же просил тебя убраться из моего дома. Вместе со всей честной компанией.
— Да, вы просили, Тед.
— А ты все еще там.
— Отдыхаю в мире и покое.
— В утреннем выпуске новостей сообщили, что ты все еще в Голубом доме.
— Кстати, Тед. В какое время увозят мусор? Вдруг Лопес забудет выставить мешки.
— Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома ко всем чертям! — прокричал Стилл.
— Успокойся, Тед. Стоит ли так волноваться из-за помех на линии.
— Хорошо, Флетчер. Я приеду сам. С дробовиком. И если к тому времени ты не уберешься…
— Между прочим, Тед, вы никогда не говорили мне, что половина вашего ранчо принадлежит Мокси Муни.
На другом конце провода воцарилась тишина. Зато с улицы донеслись три выстрела.
— Я случайно узнал об этом сегодня утром, — продолжил Флетч. — А мне-то казалось, что вы незнакомы.
— Мисс Муни вкладывала деньги в «Пять тузов». А что, собственно, тебя волнует?
— Да ничего. Но мне странно слышать, что вы хотите выгнать из своего дома двух ваших финансовых компаньонов, Мокси и меня.
— Флетчер… — Тед Стилл тяжело вздохнул. — Я не знаю, что ты затеял. Но мой дом, я чувствую, перевернут вверх дном.
— Моей вины в этом нет.
На пороге кабинета возникла Мокси, с округлившимися глазами.
— Стеллу Литтлфорд зашибли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44