Так бывает теперь всегда.
Лучше бы она как следует отругала его, потребовала от него придерживаться правил, заведенных во всех семьях, тогда, может быть, и он почувствовал/ что не квартирант здесь и не гость, которому все позволено, а свой. Пусть бы сперва и обиделся на нее, это прошло бы.
Два окна комнаты, где спал Алеша, темной полосой зияли между, освещенными окнами дома. Вдруг Грекову пришло в голову, что это и есть та самая полоса, которая с недавнего времени разделила его и Валентину Ивановну. Всего лишь одна комната, десять шагов, по пяти шагов от одной двери и от другой, если идти навстречу друг другу.
Не один раз ему, как и теперь, хотелось пройти через эту темную комнату, где спал Алеша, войти к ней, взять в ладони и повернуть к себе ее лицо, заглянув в глаза, которые он знал совсем другими, без этой стеклянной пленки, и спросить: «Может быть, ты мне объяснишь, что между нами изменилось и почему все это должно продолжаться? Сам я никак не могу понять, в чем дело. И, может быть, ты скажешь, почему мы должны идти на поводу у женщины, которая ослеплена своим чувством, хотя и не знает, что ты за человек, а только ждет часа, когда она сможет почувствовать себя отмщенной. Ей, конечно, и невдомек, что нельзя избирать орудием своей мести сына. Но по-своему и ее можно понять: еще не было примера, чтобы женщина воспылала благодарностью к той, которая, по ее мнению, отняла у нее счастье.
А теперь получается, что она добилась своего. Она написала Алеше глупые слова, над которыми надо было бы только посмеяться, но оказалось, что их совершенно достаточно, чтобы ты сразу же и опустила на глаза эту пленку. Прежде я не видел ее у тебя. Чего ты испугалась? Зная тебя, не поверю, чтобы ты осталась равнодушной к тому, как может сложиться судьба Алеши. Хорошо помню, как ты сказала, когда мы говорили о Молчанове, что все эти ЗК тоже были детьми. А последнее время мне навязчиво снится, будто на станции Шлюзовой выгружается новый этап, и все совсем молодые ЗК, и когда они под конвоем направляются в зону, я узнаю в одном из них Алешу.
Я, конечно, не верю в сны; но я больше всего боюсь просмотреть Алешу, как, должно быть, когда-то просмотрели того же Молчанова. Теперь у мальчика уже наступил такой возраст, когда ребятам особенно бывает необходим отец. Никакая мать не сумеет дать ему для будущей жизни то, что он может получить от отца.
Почему же ты, прочитав открытку, сразу сдалась, в то время как мне так нужна твоя помощь? Я просто не могу обойтись без нее. Одному мне не справиться. Это как раз и есть тот случай, когда в одиночку человек бессилен. Не забывай, что все это связано также и с Таней. Между ними не должно остаться никакого занавеса, сотканного из недоразумений и ошибок взрослых. Ей и ему еще может понадобиться в жизни рука брата или сестры, и вообще будет чудовищно, если они останутся чужими.
Помнишь, Автономов говорил на твоем дне рождения за столом, что у той женщины, которая умеет так смеяться, должен быть особый дар любви к детям. Еще никогда я так не нуждался в этом твоем даре – я только еще не сумел сказать тебе об этом словами. Вот если бы у тебя был не мой ребенок, я бы дал тебе это почувствовать без всяких слов. Знала бы ты, как я иногда жалею, что, когда мы встретились, у тебя не было ребенка.
35
Спит Алеша. Снятся ему его обычные сны: берег, усеянный галькой, камышинка вздрагивающего на поверхности воды поплавка, красноперка, описывающая дугу в воздухе. Если бы кто взглянул в эту минуту на его лицо, то увидел бы, как разливается по нему выражение самого высочайшего блаженства, какое только существует в мире. Но потом вдруг что-то надвинется на картины сна и погасит улыбку. Надвинется удивительно посуровевшее за последние дни лицо отца, а рядом с ним лицо Валентины Ивановны. Из-за них выглядывает лицо мамы. Губами и глазами она делает ему какие-то знаки и начинает сердиться оттого, что он никак не может ее понять. Но как же он может ее понять, если он спит?…
Сквозь тюль прокрадывается в комнату отблеск электросварки, трепещущей на гребне плотины, на сорок первой отметке. Там и ночью не прекращается работа. Должно быть, это тот самый сварщик теперь там, который, поднимая с лица эбонитовую маску, каждый раз посылает Алеше и Вовке Гамзину рукой привет, когда они приходят на котлован с удочками. Но почему-то всегда, когда на сорок первой отметке плотины работает этот сварщик, там стоит солдат с автоматом?
Загоревшие за какой-нибудь месяц руки и ноги Алеши бронзовеют на белизне простыни. Он уже не улыбается. Уже какие-то другие сновидения сдвигают ему подпаленные солнцем брови, морщат губы и, лоб. Вспыхнул и окончательно погас огонь электросварки на плотине. В комнате стало совсем темно. Только простыня да подушка белеют.
Неосвещенное окно комнаты, где спит Алеша, разделяют два освещенных окна, за которыми бодрствуют в этот час ночи два человека. Такие близкие друг другу, а никак не могут преодолеть это расстояние. Всего десять шагов. Пять шагов пройти одному и пять шагов другому навстречу друг другу. Всего одну комнату, в которой разметался на диване Алеша.
Между тем им столько нужно сказать друг другу. И сказать, не откладывая, потому что они уже привыкли, чтобы все между ними до конца было ясно.
36
«А я разве не чувствую, что так продолжаться не может? Но попытался ли ты хоть раз представить себя на моем месте? Ты, конечно, уверен, что все происходит из-за этой открытки, и я даже не в состоянии разуверить тебя. Согласись, что могут быть вещи, которыми ни одна женщина, не желающая себя унизить, не может поделиться даже с самым близким мужчиной. Пусть лучше ты будешь думать, что я всего-навсего испугалась той новой ответственности, которую возложило на мои плечи появление в нашей семье Алеши. Иначе мне пришлось бы рассказать тебе и о том, что похоже на сплетню. Тем более что исходит она от женщины, которой вообще-то трудно верить.
И все же на этот раз она сказала мне правду, чтобы досадить подруге за то, что та устраивает ее мужу свидания с какой-то девицей в своем доме. От подруги, которая знакома с твоей бывшей женой по Ростову, она и услышала, что та теперь связывает с поездкой Алеши к отцу свои новые надежды и планы.
Конечно, следовало бы только посмеяться над этими словами, если бы вслед за ними не пришла открытка, и наша соседка, передавая ее мне, не намекнула прозрачно, как она умеет это делать, что вскоре надо будет ожидать и приезда самой матери Алеши, которая намерена лично удостовериться, как относятся к мальчику в отцовском доме.
Так что дело не только в открытке. Но и в ней. Да, испугалась. А какая бы женщина не испугалась на моем месте? Об Алеше мало сказать, что он живой мальчик. Вчера днем, когда я поднялась с поправками к проекту на рыбоподъемник и взглянула вниз, я увидела, как они с Вовкой Гамзиным купались в том самом карьере, вымытом земснарядом, где месяц назад утонули дочери – двойняшки энергетика Ковалева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Лучше бы она как следует отругала его, потребовала от него придерживаться правил, заведенных во всех семьях, тогда, может быть, и он почувствовал/ что не квартирант здесь и не гость, которому все позволено, а свой. Пусть бы сперва и обиделся на нее, это прошло бы.
Два окна комнаты, где спал Алеша, темной полосой зияли между, освещенными окнами дома. Вдруг Грекову пришло в голову, что это и есть та самая полоса, которая с недавнего времени разделила его и Валентину Ивановну. Всего лишь одна комната, десять шагов, по пяти шагов от одной двери и от другой, если идти навстречу друг другу.
Не один раз ему, как и теперь, хотелось пройти через эту темную комнату, где спал Алеша, войти к ней, взять в ладони и повернуть к себе ее лицо, заглянув в глаза, которые он знал совсем другими, без этой стеклянной пленки, и спросить: «Может быть, ты мне объяснишь, что между нами изменилось и почему все это должно продолжаться? Сам я никак не могу понять, в чем дело. И, может быть, ты скажешь, почему мы должны идти на поводу у женщины, которая ослеплена своим чувством, хотя и не знает, что ты за человек, а только ждет часа, когда она сможет почувствовать себя отмщенной. Ей, конечно, и невдомек, что нельзя избирать орудием своей мести сына. Но по-своему и ее можно понять: еще не было примера, чтобы женщина воспылала благодарностью к той, которая, по ее мнению, отняла у нее счастье.
А теперь получается, что она добилась своего. Она написала Алеше глупые слова, над которыми надо было бы только посмеяться, но оказалось, что их совершенно достаточно, чтобы ты сразу же и опустила на глаза эту пленку. Прежде я не видел ее у тебя. Чего ты испугалась? Зная тебя, не поверю, чтобы ты осталась равнодушной к тому, как может сложиться судьба Алеши. Хорошо помню, как ты сказала, когда мы говорили о Молчанове, что все эти ЗК тоже были детьми. А последнее время мне навязчиво снится, будто на станции Шлюзовой выгружается новый этап, и все совсем молодые ЗК, и когда они под конвоем направляются в зону, я узнаю в одном из них Алешу.
Я, конечно, не верю в сны; но я больше всего боюсь просмотреть Алешу, как, должно быть, когда-то просмотрели того же Молчанова. Теперь у мальчика уже наступил такой возраст, когда ребятам особенно бывает необходим отец. Никакая мать не сумеет дать ему для будущей жизни то, что он может получить от отца.
Почему же ты, прочитав открытку, сразу сдалась, в то время как мне так нужна твоя помощь? Я просто не могу обойтись без нее. Одному мне не справиться. Это как раз и есть тот случай, когда в одиночку человек бессилен. Не забывай, что все это связано также и с Таней. Между ними не должно остаться никакого занавеса, сотканного из недоразумений и ошибок взрослых. Ей и ему еще может понадобиться в жизни рука брата или сестры, и вообще будет чудовищно, если они останутся чужими.
Помнишь, Автономов говорил на твоем дне рождения за столом, что у той женщины, которая умеет так смеяться, должен быть особый дар любви к детям. Еще никогда я так не нуждался в этом твоем даре – я только еще не сумел сказать тебе об этом словами. Вот если бы у тебя был не мой ребенок, я бы дал тебе это почувствовать без всяких слов. Знала бы ты, как я иногда жалею, что, когда мы встретились, у тебя не было ребенка.
35
Спит Алеша. Снятся ему его обычные сны: берег, усеянный галькой, камышинка вздрагивающего на поверхности воды поплавка, красноперка, описывающая дугу в воздухе. Если бы кто взглянул в эту минуту на его лицо, то увидел бы, как разливается по нему выражение самого высочайшего блаженства, какое только существует в мире. Но потом вдруг что-то надвинется на картины сна и погасит улыбку. Надвинется удивительно посуровевшее за последние дни лицо отца, а рядом с ним лицо Валентины Ивановны. Из-за них выглядывает лицо мамы. Губами и глазами она делает ему какие-то знаки и начинает сердиться оттого, что он никак не может ее понять. Но как же он может ее понять, если он спит?…
Сквозь тюль прокрадывается в комнату отблеск электросварки, трепещущей на гребне плотины, на сорок первой отметке. Там и ночью не прекращается работа. Должно быть, это тот самый сварщик теперь там, который, поднимая с лица эбонитовую маску, каждый раз посылает Алеше и Вовке Гамзину рукой привет, когда они приходят на котлован с удочками. Но почему-то всегда, когда на сорок первой отметке плотины работает этот сварщик, там стоит солдат с автоматом?
Загоревшие за какой-нибудь месяц руки и ноги Алеши бронзовеют на белизне простыни. Он уже не улыбается. Уже какие-то другие сновидения сдвигают ему подпаленные солнцем брови, морщат губы и, лоб. Вспыхнул и окончательно погас огонь электросварки на плотине. В комнате стало совсем темно. Только простыня да подушка белеют.
Неосвещенное окно комнаты, где спит Алеша, разделяют два освещенных окна, за которыми бодрствуют в этот час ночи два человека. Такие близкие друг другу, а никак не могут преодолеть это расстояние. Всего десять шагов. Пять шагов пройти одному и пять шагов другому навстречу друг другу. Всего одну комнату, в которой разметался на диване Алеша.
Между тем им столько нужно сказать друг другу. И сказать, не откладывая, потому что они уже привыкли, чтобы все между ними до конца было ясно.
36
«А я разве не чувствую, что так продолжаться не может? Но попытался ли ты хоть раз представить себя на моем месте? Ты, конечно, уверен, что все происходит из-за этой открытки, и я даже не в состоянии разуверить тебя. Согласись, что могут быть вещи, которыми ни одна женщина, не желающая себя унизить, не может поделиться даже с самым близким мужчиной. Пусть лучше ты будешь думать, что я всего-навсего испугалась той новой ответственности, которую возложило на мои плечи появление в нашей семье Алеши. Иначе мне пришлось бы рассказать тебе и о том, что похоже на сплетню. Тем более что исходит она от женщины, которой вообще-то трудно верить.
И все же на этот раз она сказала мне правду, чтобы досадить подруге за то, что та устраивает ее мужу свидания с какой-то девицей в своем доме. От подруги, которая знакома с твоей бывшей женой по Ростову, она и услышала, что та теперь связывает с поездкой Алеши к отцу свои новые надежды и планы.
Конечно, следовало бы только посмеяться над этими словами, если бы вслед за ними не пришла открытка, и наша соседка, передавая ее мне, не намекнула прозрачно, как она умеет это делать, что вскоре надо будет ожидать и приезда самой матери Алеши, которая намерена лично удостовериться, как относятся к мальчику в отцовском доме.
Так что дело не только в открытке. Но и в ней. Да, испугалась. А какая бы женщина не испугалась на моем месте? Об Алеше мало сказать, что он живой мальчик. Вчера днем, когда я поднялась с поправками к проекту на рыбоподъемник и взглянула вниз, я увидела, как они с Вовкой Гамзиным купались в том самом карьере, вымытом земснарядом, где месяц назад утонули дочери – двойняшки энергетика Ковалева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81