Через десять минут трехтонка уже подъезжала к дому. Шестеро парней, приехавших на ней, с изумлением бросились выполнять распоряжение Федора: снять урожай с яблонь.
– Только веток не ломать! – сурово предупредил Федор.
Казак с косматыми бровями и его жена стояли в стороне и молча смотрели, как освобождался их сад от урожая. Они давно уже не помнили такого урожая в их старом саду. Шофер подъезжал на трехтонке прямо под деревья, и яблоки стряхивали с ветвей прямо в кузов. Не прошло и часа, как сад уже облегченно зашумел под ветром, потягивающим с нового моря, распрямились и взмыли кверху его ветви, а над кузовом автомашины желто-красным курганом поднялись яблоки. Стоя на подножке машины, Федор незаметно отвернулся, увидев, что слезы уже выступили не только на глазах у бывшей хозяйки этого сада. И может быть, еще никогда хозяевам его не казался таким опьяняюще-сладким запах этих последних, снятых с его ветвей яблок.
Но Федору надо было торопиться. Он спрыгнул с подножки машины на землю и подошел к казаку.
– Адрес?
Казак и его жена отчужденно смотрели на него.
– Куда нужно ваш груз доставить? – думая, что они оба уже по старости глуховаты, громче повторил Федор.
Казак, не отвечая, продолжал смотреть на него. Но жена его оказалась не в пример понятливее.
– Наш? – отрывая уголок платка от заплаканных глаз, переспросила она.
– Ну а чей же?! – нетерпеливо сказал Федор и, сдвигая обшлаг ковбойки, взглянул на стрелки часов. – Живее в машину и езжайте.
Тогда и казак понял. Вдруг он страшно удивил Федора. Он шагнул к нему и, хватая его за руку своими обеими руками, прижался к его плечу, отворачивая от него лицо и вздрагивая всем телом. При этом он что-то говорил Федору, но тот так и не смог ничего понять. Жена казака, дергая его за руку, старалась оттащить его от Федора.
Наконец Федор сумел все-таки разобраться в том, что хотел сказать ему казак.
– Спа-а-сибочка, с-сы-нок, – говорил он, заикаясь то ли от волнения, то ли от природы. – Во-о-зь-ми-т-те и с-се-бе.
– Нельзя, – Федор осторожно и твердо отстранил казака от себя. Поддерживая под локоть, он повел его к трехтонке. – Разгружайтесь и сейчас же отправляйте машину обратно.
Проводив глазами машину, он вдруг почувствовал себя таким утомленным, будто не яблоки стряхивал с ветвей, а камни. Он поднял с земли упавшее яблоко, надкусил его и вспомнил, что так и не снял телефон в доме. Нужно снять и поскорее уезжать от этого места.
Не открывая дверь, он услышал телефонный звонок. С удивлением поднял трубку. Кому еще могло понадобиться теперь оглашать эти сиротливые стены.
Он узнал голос:
– Это кто?
– Это я. – В тон ответил Федор.
– Попрошу без шуток, молодой человек, это все еще вы?
– Я вас слушаю, – вежливо сказал Федор.
– В таком случае я должна предупредить, что вы обязаны поставить сторожа.
Федор искренне изумился:
– Где?
– Я, кажется, выражаюсь достаточно ясно: в нашем саду. Чтобы ни одно яблоко не пропало. Я еще пришлю за ними машину. Вы меня слышите?
– Уже, – кратко сказал Федор в трубку.
– Что? Я вас не понимаю! – Лилия Андреевна возвысила в трубке голос. – Вы лично будете отвечать.
Сам не зная зачем, Федор протяжно свистнул в трубку.
31
За все три года со дня приезда на стройку Федор Сорокин только издали видел Автономова, слушая его выступления на диспетчерках и моментально запоминая каждую его фразу. И хотя этого было вполне достаточно, чтобы со временем и незаметно для самого себя влюбиться в Автономова так, что это давно уже стало притчей во языцех, в сердце у Федора давно жила неутоленная надежда, что наступит наконец и час их личной встречи Ослепительная картина этой встречи каждый раз рисовалась Федору примерно в одном и том же виде. Вызывает его к себе в кабинет Автономов и говорит своим трубным голосом: «Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал и поздравляю. Поручено мне от имени правительства вручить тебе высший орден Родины».
Федор и сам понимал, что картину такой встречи можно было лелеять лишь в самых затаенных надеждах, и поэтому искренне не поверил, когда к нему под навес на эстакаде позвонили из управления и сказали, что его вызывает к себе Автономов.
– Вадька, брось трепаться, – сказал Федор, уверенный, что его, по обыкновению, разыгрывает Зверев. И тут же осведомился. – У вас, я вижу, опять краны загорают? В чем дело?
Как правило, ребята на башенных кранах, на бетонном заводе и на монтажных площадках начинали заниматься розыгрышами в часы заторов с подвозкой бетона, арматуры для опалубки и частей гидроагрегатов, не зная, как убить время. Но суровый голос мгновенно отрезвил Федора.
– Трепаться вы будете, если вам позволят, в кабинете начальника стройки.
– Извините, я думал… – пробормотал Федор, но порученец Автономова, не дослушав его, уже повесил трубку.
Начало встречи с Автономовым почти в точности совпадало с тем, как она представлялась воображению Федора. Автономов, свежий, мужественный, подтянутый, со строгими и дружелюбно-насмешливыми глазами, вышел из-за стола навстречу ему на середину кабинета и произнес те самые слова, которые надеялся услышать от него Федор:
– Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал. – Но сразу же вслед за этим Федору пришлось услышать и совсем иные слова: – Ну что же, садись и рассказывай, комсомольский вождь, как ты от моего имени учиняешь суд-расправу над беззащитными женщинами. Только, смотри, говори все. Я брехунов больше всего не люблю.
Глянул Федор в эти, столько раз являвшиеся ему из тумана радужных надежд испытующие глаза и стал рассказывать все-все. Все, что знал об Игоре, Тамаре и Гамзине. Об анонимном письме в конверте с розовой подкладкой. О старом казаке, хозяине куреня, и его яблоках.
Автономов слушал, ни разу не улыбнувшись. Глаза его смотрели на Федора проницательно, даже печально. Не ускользнуло от них и минутное колебание Федора.
– Еще что? – спросил Автономов.
– Нет, больше ничего, – ответил Федор.
– Все?… – с сомнением переспросил Автономов.
– Все, все! – твердо заверил его Федор.
– А ты знаешь, что на языке закона вся эта операция, осуществленная тобой, называется административной высылкой, человека? – сформулировал Автономов.
Федор мгновенно приуныл. Он понял, что обольщаться ему никак не стоит. Еще в голосе порученца Автономова по телефону ему почудилось что-то недоброе. И теперь, услышав слова Автономова, он понял, что над его головой сгустились такие же грозовые тучи, какие сейчас заволакивают небо над стройкой. Федор и раньше слыхал, что Автономов не терпит самоуправства. Тем более не прощал он, когда кто-нибудь прикрывался его именем. А ведь на врученной Клепиковой бумажке за подписью коменданта поселка черным по белому значилось, что переселение производится по распоряжению Автономова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Только веток не ломать! – сурово предупредил Федор.
Казак с косматыми бровями и его жена стояли в стороне и молча смотрели, как освобождался их сад от урожая. Они давно уже не помнили такого урожая в их старом саду. Шофер подъезжал на трехтонке прямо под деревья, и яблоки стряхивали с ветвей прямо в кузов. Не прошло и часа, как сад уже облегченно зашумел под ветром, потягивающим с нового моря, распрямились и взмыли кверху его ветви, а над кузовом автомашины желто-красным курганом поднялись яблоки. Стоя на подножке машины, Федор незаметно отвернулся, увидев, что слезы уже выступили не только на глазах у бывшей хозяйки этого сада. И может быть, еще никогда хозяевам его не казался таким опьяняюще-сладким запах этих последних, снятых с его ветвей яблок.
Но Федору надо было торопиться. Он спрыгнул с подножки машины на землю и подошел к казаку.
– Адрес?
Казак и его жена отчужденно смотрели на него.
– Куда нужно ваш груз доставить? – думая, что они оба уже по старости глуховаты, громче повторил Федор.
Казак, не отвечая, продолжал смотреть на него. Но жена его оказалась не в пример понятливее.
– Наш? – отрывая уголок платка от заплаканных глаз, переспросила она.
– Ну а чей же?! – нетерпеливо сказал Федор и, сдвигая обшлаг ковбойки, взглянул на стрелки часов. – Живее в машину и езжайте.
Тогда и казак понял. Вдруг он страшно удивил Федора. Он шагнул к нему и, хватая его за руку своими обеими руками, прижался к его плечу, отворачивая от него лицо и вздрагивая всем телом. При этом он что-то говорил Федору, но тот так и не смог ничего понять. Жена казака, дергая его за руку, старалась оттащить его от Федора.
Наконец Федор сумел все-таки разобраться в том, что хотел сказать ему казак.
– Спа-а-сибочка, с-сы-нок, – говорил он, заикаясь то ли от волнения, то ли от природы. – Во-о-зь-ми-т-те и с-се-бе.
– Нельзя, – Федор осторожно и твердо отстранил казака от себя. Поддерживая под локоть, он повел его к трехтонке. – Разгружайтесь и сейчас же отправляйте машину обратно.
Проводив глазами машину, он вдруг почувствовал себя таким утомленным, будто не яблоки стряхивал с ветвей, а камни. Он поднял с земли упавшее яблоко, надкусил его и вспомнил, что так и не снял телефон в доме. Нужно снять и поскорее уезжать от этого места.
Не открывая дверь, он услышал телефонный звонок. С удивлением поднял трубку. Кому еще могло понадобиться теперь оглашать эти сиротливые стены.
Он узнал голос:
– Это кто?
– Это я. – В тон ответил Федор.
– Попрошу без шуток, молодой человек, это все еще вы?
– Я вас слушаю, – вежливо сказал Федор.
– В таком случае я должна предупредить, что вы обязаны поставить сторожа.
Федор искренне изумился:
– Где?
– Я, кажется, выражаюсь достаточно ясно: в нашем саду. Чтобы ни одно яблоко не пропало. Я еще пришлю за ними машину. Вы меня слышите?
– Уже, – кратко сказал Федор в трубку.
– Что? Я вас не понимаю! – Лилия Андреевна возвысила в трубке голос. – Вы лично будете отвечать.
Сам не зная зачем, Федор протяжно свистнул в трубку.
31
За все три года со дня приезда на стройку Федор Сорокин только издали видел Автономова, слушая его выступления на диспетчерках и моментально запоминая каждую его фразу. И хотя этого было вполне достаточно, чтобы со временем и незаметно для самого себя влюбиться в Автономова так, что это давно уже стало притчей во языцех, в сердце у Федора давно жила неутоленная надежда, что наступит наконец и час их личной встречи Ослепительная картина этой встречи каждый раз рисовалась Федору примерно в одном и том же виде. Вызывает его к себе в кабинет Автономов и говорит своим трубным голосом: «Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал и поздравляю. Поручено мне от имени правительства вручить тебе высший орден Родины».
Федор и сам понимал, что картину такой встречи можно было лелеять лишь в самых затаенных надеждах, и поэтому искренне не поверил, когда к нему под навес на эстакаде позвонили из управления и сказали, что его вызывает к себе Автономов.
– Вадька, брось трепаться, – сказал Федор, уверенный, что его, по обыкновению, разыгрывает Зверев. И тут же осведомился. – У вас, я вижу, опять краны загорают? В чем дело?
Как правило, ребята на башенных кранах, на бетонном заводе и на монтажных площадках начинали заниматься розыгрышами в часы заторов с подвозкой бетона, арматуры для опалубки и частей гидроагрегатов, не зная, как убить время. Но суровый голос мгновенно отрезвил Федора.
– Трепаться вы будете, если вам позволят, в кабинете начальника стройки.
– Извините, я думал… – пробормотал Федор, но порученец Автономова, не дослушав его, уже повесил трубку.
Начало встречи с Автономовым почти в точности совпадало с тем, как она представлялась воображению Федора. Автономов, свежий, мужественный, подтянутый, со строгими и дружелюбно-насмешливыми глазами, вышел из-за стола навстречу ему на середину кабинета и произнес те самые слова, которые надеялся услышать от него Федор:
– Так вот ты, оказывается, какой орел. Слыхал, слыхал. – Но сразу же вслед за этим Федору пришлось услышать и совсем иные слова: – Ну что же, садись и рассказывай, комсомольский вождь, как ты от моего имени учиняешь суд-расправу над беззащитными женщинами. Только, смотри, говори все. Я брехунов больше всего не люблю.
Глянул Федор в эти, столько раз являвшиеся ему из тумана радужных надежд испытующие глаза и стал рассказывать все-все. Все, что знал об Игоре, Тамаре и Гамзине. Об анонимном письме в конверте с розовой подкладкой. О старом казаке, хозяине куреня, и его яблоках.
Автономов слушал, ни разу не улыбнувшись. Глаза его смотрели на Федора проницательно, даже печально. Не ускользнуло от них и минутное колебание Федора.
– Еще что? – спросил Автономов.
– Нет, больше ничего, – ответил Федор.
– Все?… – с сомнением переспросил Автономов.
– Все, все! – твердо заверил его Федор.
– А ты знаешь, что на языке закона вся эта операция, осуществленная тобой, называется административной высылкой, человека? – сформулировал Автономов.
Федор мгновенно приуныл. Он понял, что обольщаться ему никак не стоит. Еще в голосе порученца Автономова по телефону ему почудилось что-то недоброе. И теперь, услышав слова Автономова, он понял, что над его головой сгустились такие же грозовые тучи, какие сейчас заволакивают небо над стройкой. Федор и раньше слыхал, что Автономов не терпит самоуправства. Тем более не прощал он, когда кто-нибудь прикрывался его именем. А ведь на врученной Клепиковой бумажке за подписью коменданта поселка черным по белому значилось, что переселение производится по распоряжению Автономова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81