Мой водитель — вообще-то он не мой, я лишь использую его от случая к случаю, — освободился только несколько минут назад.
Они сошли с тротуара. Уистер продолжал что-то говорить со своим американским акцентом. Если не считать шрама, ничто не указывало на то, что Уистер предрасположен к агрессивности. Джонатан подумал, что он даже чересчур спокоен, а по мнению психиатров, это предвещает недоброе. А может, он просто вынашивает зло? Уистер остановился возле ухоженного черного «мерседеса-бенц». Человек постарше, с непокрытой головой, взял у Джонатана его небольшой чемодан и распахнул перед ним и Уистером дверцу машины.
— Это Карл, — сказал Уистер.
— Добрый вечер, — произнес Джонатан. Карл улыбнулся и пробормотал что-то по-немецки.
Ехали они довольно долго. Уистер показал Джонатану Rathaus — «самая старая в Европе, к тому же бомбы в нее не попали» — и большую церковь или собор. Его названия Джонатан не расслышал. Они с Уистером сидели на заднем сиденье. Машина ехала по городскому району, более похожему на сельскую местность, потом пересекла очередной мост и двинулась по более темной автотрассе.
— Вот мы и приехали, — сказал Уистер. — Здесь я живу.
Машина свернула на уходящую вверх дорогу и остановилась перед большим домом, в котором горело несколько окон и освещался содержавшийся в образцовом порядке главный вход.
— Дом старый, в нем четыре квартиры, и одна из них — моя, — пояснил Уистер. — В Гамбурге много таких домов. Они все переделаны. Отсюда хороший вид на Альстер. На Aussen Alster — тот, что больше. Завтра увидите.
Они поднялись наверх в современном лифте. Чемодан Джонатана нес Карл. Он нажал на звонок, и дверь с улыбкой открыла пожилая женщина в черном платье и белом фартуке.
— Это Габи, — сказал Уистер Джонатану. — Моя экономка. Она работает у меня неполный рабочий день, а потом трудится на другую семью в доме, где и ночует. Я сказал ей, что сегодня мы бы хотели поужинать. Габи, это герр Треванни aus Frankreich.
Женщина любезно поздоровалась с Джонатаном и взяла у него пальто. У нее было полное круглое лицо, излучающее доброжелательность.
— Здесь можете вымыть руки, если хотите, — предложил Уистер, указывая в сторону ванной, где уже был зажжен свет. — Я налью вам виски. Вы, наверное, голодны?
Когда Джонатан вышел из ванны, в большой гостиной горели четыре лампы. Уистер сидел на зеленом диване и курил сигару. Перед ним, на кофейном столике, стояли два стакана с виски. Тотчас же Габи внесла поднос с сандвичами и бледно-желтым сыром.
— Спасибо, Габи, — поблагодарил Уистер и, обращаясь к Джонатану, добавил: — Для Габи уже поздно, но когда я сказал ей, что жду гостя, она настояла на том, что останется и приготовит сандвичи.
Уистер по-прежнему не улыбался, хотя и произнес эти слова бодрым тоном. Более того, наблюдая за тем, как Габи расставляет тарелки, он сдвинул и без того прямые брови. Когда она вышла, он спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете? — И продолжил: — Давайте сразу перейдем к главному — визиту к специалисту. У меня на примете есть хороший человек — доктор Генрих Венцель, гематолог в Eppendorfer Krankenhaus. Это здесь самая большая больница. Знаменита на весь мир. Я записал вас на прием завтра в два, если вас это устроит.
— Конечно. Благодарю вас, — сказал Джонатан.
— Таким образом, у вас есть возможность выспаться. Ваша жена, надеюсь, не очень возражала против такого стремительного отъезда?.. В конце концов, вовсе нелишне проконсультироваться с несколькими врачами по поводу серьезного заболевания…
Джонатан почти не слушал его. Он был как в тумане и как будто даже сбит с толку окружавшей его обстановкой — все вокруг немецкое, а в Германии он был первый раз. Гостиная обставлена традиционной, скорее современной, нежели антикварной мебелью, хотя у стены, напротив него, стоял красивый письменный стол в стиле Бидермейер. Вдоль стен тянулись низкие книжные стеллажи, на окнах висели длинные зеленые занавески, а лампы, стоявшие по углам, отбрасывали мягкий свет. На стеклянном кофейном столике лежала открытая деревянная коробка, наполненная самыми разными сигарами и сигаретами. Белый камин, отделанный бронзой, не горел. Над камином висела довольно интересная картина, похоже, кисти Дерватта. А где Ривз Мино? Уистер — это и есть Мино, подумал Джонатан. Уистер сам об этом скажет или же дождется, когда Джонатан об этом догадается? Джонатану пришло в голову, что им с Симоной надо бы оклеить весь дом белыми обоями или покрасить белой краской. Если они хотят, чтобы было больше света, то белый — это логично…
— …А вы не задумывались над вторым предложением? — тихо спросил Уистер. — Тем самым, которое я сделал в Фонтенбло?
— Боюсь, на этот счет я не переменил мнения, — ответил Джонатан. — А значит… отсюда следует, что я должен вам шестьсот франков.
Джонатан попытался улыбнуться. Виски подействовало на него, и поняв это, он нервно отпил еще немного из своего стакана.
— Я смогу расплатиться с вами в течение трех месяцев. Проконсультироваться со специалистом сейчас — крайне важно для меня. Это прежде всего.
— Разумеется, — согласился Уистер. — Но о том, чтобы возвращать деньги, и думать забудьте. Глупости какие.
Джонатану не хотелось спорить, но ему стало немного не по себе. У него было какое-то странное ощущение, будто он унесся куда-то в своих мечтах или он — это не он. Ему все казалось чужим, нереальным.
— Этот итальянец, которого мы хотели бы убрать, — заговорил Уистер, сплетая пальцы рук за затылком и глядя в потолок, — все время крутится в одних и тех же местах. Ха-ха! Смешно! Он лишь делает вид, что работает «от» и «до». Его можно встретить в клубах около Рипербана. Он делает вид, что любит азартные игры, или притворяется, будто работает виноделом, но я уверен, что у него есть приятель на… как там называется здешний винный завод. Он каждый день ходит на винный завод, но вечера проводит в одном из частных клубов, сидит за столом, играя по маленькой, и высматривает, с кем бы пообщаться. По утрам он спит, потому что бодрствует каждую ночь. А теперь главное, — выпрямившись, продолжал Уистер, — он каждый день едет на у-бане до дома, где снимает квартиру. У него аренда на шесть месяцев, а чтобы все выглядело законно, и на винный завод он устроился на шесть месяцев. Да возьмите же сандвич!
Уистер протянул ему тарелку, словно только что вспомнил о еде.
Джонатан взял сандвич с языком. Другие были с салатом из шинкованной капусты и с маринованными огурцами.
— Важно учесть, что из у-бана он выходит один на станции «Штайнштрассе» каждый день около шести пятнадцати. Он ничем не отличается от других деловых людей, возвращающихся из офисов. В это время мы и хотели бы с ним покончить. — Уистер положил свои костлявые ладони на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Они сошли с тротуара. Уистер продолжал что-то говорить со своим американским акцентом. Если не считать шрама, ничто не указывало на то, что Уистер предрасположен к агрессивности. Джонатан подумал, что он даже чересчур спокоен, а по мнению психиатров, это предвещает недоброе. А может, он просто вынашивает зло? Уистер остановился возле ухоженного черного «мерседеса-бенц». Человек постарше, с непокрытой головой, взял у Джонатана его небольшой чемодан и распахнул перед ним и Уистером дверцу машины.
— Это Карл, — сказал Уистер.
— Добрый вечер, — произнес Джонатан. Карл улыбнулся и пробормотал что-то по-немецки.
Ехали они довольно долго. Уистер показал Джонатану Rathaus — «самая старая в Европе, к тому же бомбы в нее не попали» — и большую церковь или собор. Его названия Джонатан не расслышал. Они с Уистером сидели на заднем сиденье. Машина ехала по городскому району, более похожему на сельскую местность, потом пересекла очередной мост и двинулась по более темной автотрассе.
— Вот мы и приехали, — сказал Уистер. — Здесь я живу.
Машина свернула на уходящую вверх дорогу и остановилась перед большим домом, в котором горело несколько окон и освещался содержавшийся в образцовом порядке главный вход.
— Дом старый, в нем четыре квартиры, и одна из них — моя, — пояснил Уистер. — В Гамбурге много таких домов. Они все переделаны. Отсюда хороший вид на Альстер. На Aussen Alster — тот, что больше. Завтра увидите.
Они поднялись наверх в современном лифте. Чемодан Джонатана нес Карл. Он нажал на звонок, и дверь с улыбкой открыла пожилая женщина в черном платье и белом фартуке.
— Это Габи, — сказал Уистер Джонатану. — Моя экономка. Она работает у меня неполный рабочий день, а потом трудится на другую семью в доме, где и ночует. Я сказал ей, что сегодня мы бы хотели поужинать. Габи, это герр Треванни aus Frankreich.
Женщина любезно поздоровалась с Джонатаном и взяла у него пальто. У нее было полное круглое лицо, излучающее доброжелательность.
— Здесь можете вымыть руки, если хотите, — предложил Уистер, указывая в сторону ванной, где уже был зажжен свет. — Я налью вам виски. Вы, наверное, голодны?
Когда Джонатан вышел из ванны, в большой гостиной горели четыре лампы. Уистер сидел на зеленом диване и курил сигару. Перед ним, на кофейном столике, стояли два стакана с виски. Тотчас же Габи внесла поднос с сандвичами и бледно-желтым сыром.
— Спасибо, Габи, — поблагодарил Уистер и, обращаясь к Джонатану, добавил: — Для Габи уже поздно, но когда я сказал ей, что жду гостя, она настояла на том, что останется и приготовит сандвичи.
Уистер по-прежнему не улыбался, хотя и произнес эти слова бодрым тоном. Более того, наблюдая за тем, как Габи расставляет тарелки, он сдвинул и без того прямые брови. Когда она вышла, он спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете? — И продолжил: — Давайте сразу перейдем к главному — визиту к специалисту. У меня на примете есть хороший человек — доктор Генрих Венцель, гематолог в Eppendorfer Krankenhaus. Это здесь самая большая больница. Знаменита на весь мир. Я записал вас на прием завтра в два, если вас это устроит.
— Конечно. Благодарю вас, — сказал Джонатан.
— Таким образом, у вас есть возможность выспаться. Ваша жена, надеюсь, не очень возражала против такого стремительного отъезда?.. В конце концов, вовсе нелишне проконсультироваться с несколькими врачами по поводу серьезного заболевания…
Джонатан почти не слушал его. Он был как в тумане и как будто даже сбит с толку окружавшей его обстановкой — все вокруг немецкое, а в Германии он был первый раз. Гостиная обставлена традиционной, скорее современной, нежели антикварной мебелью, хотя у стены, напротив него, стоял красивый письменный стол в стиле Бидермейер. Вдоль стен тянулись низкие книжные стеллажи, на окнах висели длинные зеленые занавески, а лампы, стоявшие по углам, отбрасывали мягкий свет. На стеклянном кофейном столике лежала открытая деревянная коробка, наполненная самыми разными сигарами и сигаретами. Белый камин, отделанный бронзой, не горел. Над камином висела довольно интересная картина, похоже, кисти Дерватта. А где Ривз Мино? Уистер — это и есть Мино, подумал Джонатан. Уистер сам об этом скажет или же дождется, когда Джонатан об этом догадается? Джонатану пришло в голову, что им с Симоной надо бы оклеить весь дом белыми обоями или покрасить белой краской. Если они хотят, чтобы было больше света, то белый — это логично…
— …А вы не задумывались над вторым предложением? — тихо спросил Уистер. — Тем самым, которое я сделал в Фонтенбло?
— Боюсь, на этот счет я не переменил мнения, — ответил Джонатан. — А значит… отсюда следует, что я должен вам шестьсот франков.
Джонатан попытался улыбнуться. Виски подействовало на него, и поняв это, он нервно отпил еще немного из своего стакана.
— Я смогу расплатиться с вами в течение трех месяцев. Проконсультироваться со специалистом сейчас — крайне важно для меня. Это прежде всего.
— Разумеется, — согласился Уистер. — Но о том, чтобы возвращать деньги, и думать забудьте. Глупости какие.
Джонатану не хотелось спорить, но ему стало немного не по себе. У него было какое-то странное ощущение, будто он унесся куда-то в своих мечтах или он — это не он. Ему все казалось чужим, нереальным.
— Этот итальянец, которого мы хотели бы убрать, — заговорил Уистер, сплетая пальцы рук за затылком и глядя в потолок, — все время крутится в одних и тех же местах. Ха-ха! Смешно! Он лишь делает вид, что работает «от» и «до». Его можно встретить в клубах около Рипербана. Он делает вид, что любит азартные игры, или притворяется, будто работает виноделом, но я уверен, что у него есть приятель на… как там называется здешний винный завод. Он каждый день ходит на винный завод, но вечера проводит в одном из частных клубов, сидит за столом, играя по маленькой, и высматривает, с кем бы пообщаться. По утрам он спит, потому что бодрствует каждую ночь. А теперь главное, — выпрямившись, продолжал Уистер, — он каждый день едет на у-бане до дома, где снимает квартиру. У него аренда на шесть месяцев, а чтобы все выглядело законно, и на винный завод он устроился на шесть месяцев. Да возьмите же сандвич!
Уистер протянул ему тарелку, словно только что вспомнил о еде.
Джонатан взял сандвич с языком. Другие были с салатом из шинкованной капусты и с маринованными огурцами.
— Важно учесть, что из у-бана он выходит один на станции «Штайнштрассе» каждый день около шести пятнадцати. Он ничем не отличается от других деловых людей, возвращающихся из офисов. В это время мы и хотели бы с ним покончить. — Уистер положил свои костлявые ладони на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77