Ты еще убедишься в этом!
— Я уже во всем убедилась!
Захватив с собой выглаженную одежду, она отправилась наверх.
Когда пришло время обеда, Симона заявила, что не голодна. Джонатан сварил себе яйцо. Затем отправился в свой магазин. Он не снял с двери табличку «Feme», потому что официально по понедельникам не работал. С полудня субботы ничего не изменилось. Он видел, что Симона сюда не заходила. Неожиданно Джонатан вспомнил об итальянском револьвере. Раньше он лежал в ящике, а теперь был у Тома Рипли. Джонатан собрал раму, вырезал для нее стекло, но когда дело дошло до того, чтобы забивать гвозди, приуныл. Как поступить с Симоной? А что, если выложить ей все начистоту? Джонатан, впрочем, знал, что, убив человека, он нарушил главную христианскую заповедь. Не говоря уже о том, что Симона сочла бы сделанное ему первое предложение «фантастическим» и «отвратительным» одновременно. Любопытно, что мафия состоит из одних католиков и на человеческую жизнь им наплевать. Но он, муж Симоны, не должен быть таким. Ему не следовало лишать человека жизни. И если он скажет ей, что с его стороны это было «ошибкой», что он сожалеет об этом, — значит, все, ситуация безвыходная. Прежде всего, он не очень-то верил в то, что это ошибка, так стоит ли лгать еще раз? Джонатан снова решительно взялся за работу, склеил раму, вбил гвозди и аккуратно заклеил ее с обратной стороны коричневой бумагой. Потом приколол бумажку с фамилией заказчика к веревке, за которую крепится картина. После этого просмотрел, какие еще имеются заказы, и поработал еще с одной картиной, для которой, как и для других, не нужно было делать паспарту. Он работал до шести часов вечера. Затем купил хлеба и вина, а также ветчины в charcuterie, чтобы им хватило на троих, если Симона не ходила в магазин.
— Я ужасно боюсь, что полиция в любой момент постучится в дверь и спросит тебя, — сказала Симона.
Накрывая на стол, Джонатан какое-то время молчал.
— Этого не будет. Зачем им это?
— Такого не бывает, чтобы не осталось улик. Найдут мсье Рипли, и он расскажет о тебе.
Джонатан был уверен, что она целый день ничего не ела. В холодильнике он нашел остатки пюре и стал сам готовить ужин. Из своей комнаты пришел Джордж.
— Что с тобой сделали в больнице, папа?
— У меня теперь совсем новая кровь, — с улыбкой ответил Джонатан, сгибая и разгибая руки. — Подумай только. Вся кровь новая — литров, наверное, восемь.
— А сколько это? — Джордж так же развел руки.
— В восемь раз больше этой бутылки, — ответил Джонатан. — На это ушла вся ночь.
Как Джонатан ни пытался, ему не удавалось ни развеять мрачное настроение Симоны, ни разговорить ее. Она неохотно ела и ничего ему не отвечала. Джордж не мог понять, в чем дело. После нескольких неудачных попыток Джонатан тоже погрузился в мрачное настроение и за кофе молчал, не в силах даже поболтать с Джорджем.
Интересно, подумал Джонатан, успела ли она переговорить со своим братом Жераром. Он отправил Джорджа в гостиную, чтобы тот посмотрел новый телевизор, который привезли несколько дней назад. Передачи — было лишь два канала — в это время вряд ли могли вызвать интерес у ребенка, но Джонатан надеялся, что Джордж на какое-то время оставит их одних.
— Ты случайно не разговаривала с Жераром? — спросил Джонатан, не в силах больше откладывать этот вопрос.
— Конечно нет. Неужели ты думаешь, что я могу ему об этом рассказать?
Она курила, что бывало редко. Симона взглянула на дверь, ведущую в холл, чтобы убедиться, что Джордж не возвращается.
— Джон… мне кажется, нам бы лучше расстаться.
Какой-то французский политик говорил по телевизору о профсоюзах.
Джонатан снова опустился в кресло.
— Дорогая, я понимаю… для тебя это удар. Давай подождем несколько дней. Я уверен, что сумею сделать так, чтобы ты все поняла. Правда.
Джонатан говорил с искренним убеждением, и тем не менее он понимал, что и сам не верит тому, что говорит. Ему казалось, что он держится за Симону, как другие инстинктивно держатся за жизнь.
— Да, конечно, ты так думаешь. Но я-то себя знаю. Ты ведь понимаешь — я не какая-нибудь там эмоциональная девчонка.
Она смотрела ему прямо в глаза — взгляд решительный и отрешенный, и совсем не злой.
— Меня больше совершенно не интересуют твои деньги, совсем не интересуют. Я сама со всем справлюсь… мы с Джорджем.
— О боже, Симона… Джордж… я буду обеспечивать Джорджа!
Джонатан не верил своим ушам. Он поднялся и довольно грубо притянул к себе Симону, сидевшую на стуле. Из ее чашки выплеснулось на блюдце немного кофе. Джонатан обнял ее и хотел поцеловать, но она отстранилась.
— Non!
Она потушила сигарету и стала прибираться на столе.
— Мне жаль это говорить, но я и спать с тобой в одной постели не буду.
— Ну да, я так и думал.
А завтра пойдешь в церковь и помолишься за мою душу, подумал Джонатан.
— Симона, пусть пройдет немного времени. Не говори сейчас лишнего.
— Я не изменюсь. Спроси у мсье Рипли. Уж он-то знает.
Вернулся Джордж. Телевизор был забыт, и он непонимающе уставился на обоих.
Джонатан коснулся пальцами головы Джорджа и направился в прихожую. Он хотел было подняться в спальню, но теперь это уже не их спальня, и потом — что ему там наверху делать? Телевизор продолжал жужжать. Джонатан послонялся по прихожей, потом взял плащ и шарф и вышел из дома. Он дошел до улицы Франс, повернул налево и зашел в кафе-бар на углу. Ему захотелось позвонить Тому Рипли. Номер телефона Тома он помнил.
— Алло? — ответил Том.
— Это Джонатан.
— Ну, как вы?.. Я звонил в больницу, слышал, что вас оставили на ночь. Вы уже вышли?
— Да, утром. Я… — тяжело дыша, проговорил Джонатан.
— Что случилось?
— Мы не могли бы увидеться на несколько минут? Если сочтете это безопасным. Я… думаю, что я мог бы взять такси. Да-да, возьму такси.
— Где вы находитесь?
— Бар на углу… новый, рядом с «Черным орлом».
— Я могу за вами заехать? Нет?
Том подумал, что у Джонатана, наверное, неприятности с Симоной.
— Я подойду к памятнику. Хочется немного пройтись. Там и увидимся.
Джонатану стало легче. Конечно, ненадолго, выяснение отношений с Симоной лишь откладывается, но сейчас это не имело значения. Он почувствовал себя как человек, которого подвергали пыткам и вдруг дали передышку, и он был благодарен за несколько минут облегчения.
Джонатан закурил сигарету и медленно побрел по улице. У Тома наверняка уйдет почти пятнадцать минут, чтобы добраться до места. Джонатан зашел в кафе «Спорт», сразу за гостиницей «Черный орел», и заказал пива. Он пытался вообще ни о чем не думать. Потом одна мысль всплыла сама собой: Симона передумает. Поразмыслив над этим, он испугался, что ничего подобного не случится. Теперь он один. Джонатан знал, что он один, что даже Джорджа у него почти отняли, Симона ведь наверняка оставит его себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Я уже во всем убедилась!
Захватив с собой выглаженную одежду, она отправилась наверх.
Когда пришло время обеда, Симона заявила, что не голодна. Джонатан сварил себе яйцо. Затем отправился в свой магазин. Он не снял с двери табличку «Feme», потому что официально по понедельникам не работал. С полудня субботы ничего не изменилось. Он видел, что Симона сюда не заходила. Неожиданно Джонатан вспомнил об итальянском револьвере. Раньше он лежал в ящике, а теперь был у Тома Рипли. Джонатан собрал раму, вырезал для нее стекло, но когда дело дошло до того, чтобы забивать гвозди, приуныл. Как поступить с Симоной? А что, если выложить ей все начистоту? Джонатан, впрочем, знал, что, убив человека, он нарушил главную христианскую заповедь. Не говоря уже о том, что Симона сочла бы сделанное ему первое предложение «фантастическим» и «отвратительным» одновременно. Любопытно, что мафия состоит из одних католиков и на человеческую жизнь им наплевать. Но он, муж Симоны, не должен быть таким. Ему не следовало лишать человека жизни. И если он скажет ей, что с его стороны это было «ошибкой», что он сожалеет об этом, — значит, все, ситуация безвыходная. Прежде всего, он не очень-то верил в то, что это ошибка, так стоит ли лгать еще раз? Джонатан снова решительно взялся за работу, склеил раму, вбил гвозди и аккуратно заклеил ее с обратной стороны коричневой бумагой. Потом приколол бумажку с фамилией заказчика к веревке, за которую крепится картина. После этого просмотрел, какие еще имеются заказы, и поработал еще с одной картиной, для которой, как и для других, не нужно было делать паспарту. Он работал до шести часов вечера. Затем купил хлеба и вина, а также ветчины в charcuterie, чтобы им хватило на троих, если Симона не ходила в магазин.
— Я ужасно боюсь, что полиция в любой момент постучится в дверь и спросит тебя, — сказала Симона.
Накрывая на стол, Джонатан какое-то время молчал.
— Этого не будет. Зачем им это?
— Такого не бывает, чтобы не осталось улик. Найдут мсье Рипли, и он расскажет о тебе.
Джонатан был уверен, что она целый день ничего не ела. В холодильнике он нашел остатки пюре и стал сам готовить ужин. Из своей комнаты пришел Джордж.
— Что с тобой сделали в больнице, папа?
— У меня теперь совсем новая кровь, — с улыбкой ответил Джонатан, сгибая и разгибая руки. — Подумай только. Вся кровь новая — литров, наверное, восемь.
— А сколько это? — Джордж так же развел руки.
— В восемь раз больше этой бутылки, — ответил Джонатан. — На это ушла вся ночь.
Как Джонатан ни пытался, ему не удавалось ни развеять мрачное настроение Симоны, ни разговорить ее. Она неохотно ела и ничего ему не отвечала. Джордж не мог понять, в чем дело. После нескольких неудачных попыток Джонатан тоже погрузился в мрачное настроение и за кофе молчал, не в силах даже поболтать с Джорджем.
Интересно, подумал Джонатан, успела ли она переговорить со своим братом Жераром. Он отправил Джорджа в гостиную, чтобы тот посмотрел новый телевизор, который привезли несколько дней назад. Передачи — было лишь два канала — в это время вряд ли могли вызвать интерес у ребенка, но Джонатан надеялся, что Джордж на какое-то время оставит их одних.
— Ты случайно не разговаривала с Жераром? — спросил Джонатан, не в силах больше откладывать этот вопрос.
— Конечно нет. Неужели ты думаешь, что я могу ему об этом рассказать?
Она курила, что бывало редко. Симона взглянула на дверь, ведущую в холл, чтобы убедиться, что Джордж не возвращается.
— Джон… мне кажется, нам бы лучше расстаться.
Какой-то французский политик говорил по телевизору о профсоюзах.
Джонатан снова опустился в кресло.
— Дорогая, я понимаю… для тебя это удар. Давай подождем несколько дней. Я уверен, что сумею сделать так, чтобы ты все поняла. Правда.
Джонатан говорил с искренним убеждением, и тем не менее он понимал, что и сам не верит тому, что говорит. Ему казалось, что он держится за Симону, как другие инстинктивно держатся за жизнь.
— Да, конечно, ты так думаешь. Но я-то себя знаю. Ты ведь понимаешь — я не какая-нибудь там эмоциональная девчонка.
Она смотрела ему прямо в глаза — взгляд решительный и отрешенный, и совсем не злой.
— Меня больше совершенно не интересуют твои деньги, совсем не интересуют. Я сама со всем справлюсь… мы с Джорджем.
— О боже, Симона… Джордж… я буду обеспечивать Джорджа!
Джонатан не верил своим ушам. Он поднялся и довольно грубо притянул к себе Симону, сидевшую на стуле. Из ее чашки выплеснулось на блюдце немного кофе. Джонатан обнял ее и хотел поцеловать, но она отстранилась.
— Non!
Она потушила сигарету и стала прибираться на столе.
— Мне жаль это говорить, но я и спать с тобой в одной постели не буду.
— Ну да, я так и думал.
А завтра пойдешь в церковь и помолишься за мою душу, подумал Джонатан.
— Симона, пусть пройдет немного времени. Не говори сейчас лишнего.
— Я не изменюсь. Спроси у мсье Рипли. Уж он-то знает.
Вернулся Джордж. Телевизор был забыт, и он непонимающе уставился на обоих.
Джонатан коснулся пальцами головы Джорджа и направился в прихожую. Он хотел было подняться в спальню, но теперь это уже не их спальня, и потом — что ему там наверху делать? Телевизор продолжал жужжать. Джонатан послонялся по прихожей, потом взял плащ и шарф и вышел из дома. Он дошел до улицы Франс, повернул налево и зашел в кафе-бар на углу. Ему захотелось позвонить Тому Рипли. Номер телефона Тома он помнил.
— Алло? — ответил Том.
— Это Джонатан.
— Ну, как вы?.. Я звонил в больницу, слышал, что вас оставили на ночь. Вы уже вышли?
— Да, утром. Я… — тяжело дыша, проговорил Джонатан.
— Что случилось?
— Мы не могли бы увидеться на несколько минут? Если сочтете это безопасным. Я… думаю, что я мог бы взять такси. Да-да, возьму такси.
— Где вы находитесь?
— Бар на углу… новый, рядом с «Черным орлом».
— Я могу за вами заехать? Нет?
Том подумал, что у Джонатана, наверное, неприятности с Симоной.
— Я подойду к памятнику. Хочется немного пройтись. Там и увидимся.
Джонатану стало легче. Конечно, ненадолго, выяснение отношений с Симоной лишь откладывается, но сейчас это не имело значения. Он почувствовал себя как человек, которого подвергали пыткам и вдруг дали передышку, и он был благодарен за несколько минут облегчения.
Джонатан закурил сигарету и медленно побрел по улице. У Тома наверняка уйдет почти пятнадцать минут, чтобы добраться до места. Джонатан зашел в кафе «Спорт», сразу за гостиницей «Черный орел», и заказал пива. Он пытался вообще ни о чем не думать. Потом одна мысль всплыла сама собой: Симона передумает. Поразмыслив над этим, он испугался, что ничего подобного не случится. Теперь он один. Джонатан знал, что он один, что даже Джорджа у него почти отняли, Симона ведь наверняка оставит его себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77