На сей раз космонавт СССР Герман Титов совершил за 25 часов 17 витков вокруг Земли. Раздражение США собственной неспособностью догнать СССР в освоении космоса выразилось в публикации в авторитетном американском журнале «ЮС ньюс энд уорлд рипрорт» сообщения о том, что на самом деле в Советском Союзе запускают космические корабли без космонавтов, а переговоры с ними имитируются с помощью магнитофонных устройств, размещенных на кораблях. Это было лишь попыткой утешить себя перед лицом очевидных неудач. В Советской же стране имя нового космонавта стало таким же популярным, как и Гагарина. От лица воспитательницы детского сада Толкунова пела песню о детишках, которые играли в Титова и Гагарина, а в праздничные дни над Красной площадью по радио гремела песня со словами:
Будет путь наш легендарен
В марше завтрашних годов!
Каждый будет как Гагарин,
Каждый будет как Титов!
Хрущев поздравил космонавта номер два по телефону и объявил Титову, являвшемуся кандидатом в члены партии, что с этого момента его кандидатский срок закончен и он считается членом КПСС. А 9 августа 1961 года Хрущев приветствовал Титова, как четыре месяца назад приветствовал Гагарина. Выступая на митинге, Хрущев сказал, что про Титова можно сказать словами народной песни: «Всю-то я Вселенную проехал…» Упомянув все космические достижения СССР, начиная с запуска первого спутника, Хрущев заявил с трибуны Мавзолея: «Наиболее здравомыслящие представители западного мира не могут не признать, что социализм - это и есть та надежная стартовая площадка, с которой Советский Союз запускает свои космические корабли. Мы первыми в мире построили социализм, первыми проложили путь в космос. Наша страна первой идет к коммунизму». В речи ни слова не было сказано об остром международном кризисе вокруг Западного Берлина.
Дело в том, что еще 7 августа Хрущев в своем выступлении по радио и телевидению, поздравив граждан страны с новым космическим достижением, снова остановился на берлинском кризисе. Он сообщил: «Возможно, в дальнейшем придется увеличить численный состав армий у западных границ за счет дивизий, которые будут переброшены из других районов Советского Союза. В связи с этим, может быть, придется призвать часть резервистов для того, чтобы наши дивизии имели полный численный состав и были подготовлены ко всяким неожиданностям». Обращаясь к руководителям Запада, Хрущев восклицал: «Стойте, господа! Мы хорошо знаем, чего вы хотите, чего вы добиваетесь; мы подпишем мирный договор и вашу лазейку в ГДР закроем… Мы войны не хотим, но наш народ не дрогнет перед испытаниями: на силу он ответит силой, сокрушит любого агрессора». Международный кризис продолжал обостряться.
Хотя после раздела Германии берлинский кризис был уже третьим по счету, многие немцы решили, что на сей раз внутриберлинскую демаркационную линию, через которую они свободно переходили с Востока на Запад и обратно, на самом деле закроют. В результате поток немцев из ГДР в Западную Германию через неохраняемую границу резко усилился с начала лета. Вальтер Ульбрихт еще в марте 1961 года предложил Хрущеву установить в Берлине обычную границу между ГДР и западными секторами. Но тогда Хрущев решительно возражал, считая, что это помешает его планам. Теперь же Хрущев понял, что США никоим образом не подпишут договор с ГДР и даже готовы начать войну за Западный Берлин. Между тем затяжка кризиса лишь усиливала поток беженцев из ГДР. Видимо, в этой обстановке Хрущев решил поддержать предложение Ульбрихта и таким образом остановить массовый исход жителей ГДР. 13 августа 1961 года в считанные часы была сооружена ограда, разделившая Берлин на две части. Вскоре эта ограда из колючей проволоки превратилась в бетонную стену.
Создание внутриберлинской границы вызвало взрыв возмущения на Западе, особенно в Западной Германии. Я это остро почувствовал, поскольку в эти дни был участником международного молодежного семинара, организованного американскими квакерами и проходившего под Веной. Не только представители молодежи западных стран, но и американские квакеры, руководившие семинаром, с негодованием требовали от советских участников ответа за сооружение барьеров внутри Берлина. В то же время было очевидно, что, хотя создание границы внутри Берлина вступало в противоречие с существовавшими соглашениями о статусе этого города, США и их союзники не остановили действий полиции ГДР. Выступавший на нашем семинаре западногерманский профессор выражал свое возмущение не столько действиями правительств ГДР и СССР, сколько «предательством Запада». Он говорил, что сейчас в Западной Германии начинают думать о необходимости «нового Рапалло», то есть прямого соглашения с СССР для решения германского вопроса без участия в нем западных держав.
Внутри США правые круги требовали от правительства Кеннеди решительных мер для сокрушения пограничных сооружений. Однако, как вспоминал пресс-секретарь президента США Пьер Сэлинджер, «визгливые требования, чтобы США двинули бульдозеры против Стены были отвергнуты Кеннеди на том основании, что режим Ульбрихта имел законное основание для того, чтобы закрыть свои границы. Никто не должен считать, заявил президент, что мы должны начать войну из-за этого вопроса». Правда, все это Кеннеди высказал лично Пьеру Сэлинджеру и в СССР не знали о позиции президента. Для мировой же общественности президент США демонстрировал свое возмущение действиями ГДР и СССР. В Западный Берлин был направлен вице-президент США Линдон Джонсон. Там он заявил, что США готовы пожертвовать ради защиты Берлина «жизнями, богатствами и нашим священным достоинством». В Берлин был переброшены воинские подкрепления в количестве 1500 солдат. Эти части проследовали по автобану, по которому Западный Берлин соединялся с ФРГ.
В ответ на эти жесты СССР ответил контр демонстрацией. Вопреки договоренности с Кеннеди, достигнутой в Вене в июне 1961 года, было объявлено, что СССР возобновляет ядерные испытания в атмосфере с 1 сентября 1961 года. При этом США было указано, что СССР прекратит испытания, если американцы согласятся на подписание мирного договора с ГДР. 12 сентября США сами возобновили ядерные испытания.
Хотя ни США, ни СССР не собирались перейти к военным действиям из-за Берлина, обе стороны не знали о намерениях друг друга и обстановка в мире продолжала накаляться. Президент Кеннеди направился в Нью-Йорк, чтобы обратиться к делегатам Генеральной Ассамблеи ООН. В советском руководстве опасались, что на сей раз Кеннеди сделает еще более жесткое заявление, чем 25 июля. Накануне выступления Кеннеди к его пресс-секретарю П. Сэлинджеру обратился редактор журнала «СССР» Большаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Будет путь наш легендарен
В марше завтрашних годов!
Каждый будет как Гагарин,
Каждый будет как Титов!
Хрущев поздравил космонавта номер два по телефону и объявил Титову, являвшемуся кандидатом в члены партии, что с этого момента его кандидатский срок закончен и он считается членом КПСС. А 9 августа 1961 года Хрущев приветствовал Титова, как четыре месяца назад приветствовал Гагарина. Выступая на митинге, Хрущев сказал, что про Титова можно сказать словами народной песни: «Всю-то я Вселенную проехал…» Упомянув все космические достижения СССР, начиная с запуска первого спутника, Хрущев заявил с трибуны Мавзолея: «Наиболее здравомыслящие представители западного мира не могут не признать, что социализм - это и есть та надежная стартовая площадка, с которой Советский Союз запускает свои космические корабли. Мы первыми в мире построили социализм, первыми проложили путь в космос. Наша страна первой идет к коммунизму». В речи ни слова не было сказано об остром международном кризисе вокруг Западного Берлина.
Дело в том, что еще 7 августа Хрущев в своем выступлении по радио и телевидению, поздравив граждан страны с новым космическим достижением, снова остановился на берлинском кризисе. Он сообщил: «Возможно, в дальнейшем придется увеличить численный состав армий у западных границ за счет дивизий, которые будут переброшены из других районов Советского Союза. В связи с этим, может быть, придется призвать часть резервистов для того, чтобы наши дивизии имели полный численный состав и были подготовлены ко всяким неожиданностям». Обращаясь к руководителям Запада, Хрущев восклицал: «Стойте, господа! Мы хорошо знаем, чего вы хотите, чего вы добиваетесь; мы подпишем мирный договор и вашу лазейку в ГДР закроем… Мы войны не хотим, но наш народ не дрогнет перед испытаниями: на силу он ответит силой, сокрушит любого агрессора». Международный кризис продолжал обостряться.
Хотя после раздела Германии берлинский кризис был уже третьим по счету, многие немцы решили, что на сей раз внутриберлинскую демаркационную линию, через которую они свободно переходили с Востока на Запад и обратно, на самом деле закроют. В результате поток немцев из ГДР в Западную Германию через неохраняемую границу резко усилился с начала лета. Вальтер Ульбрихт еще в марте 1961 года предложил Хрущеву установить в Берлине обычную границу между ГДР и западными секторами. Но тогда Хрущев решительно возражал, считая, что это помешает его планам. Теперь же Хрущев понял, что США никоим образом не подпишут договор с ГДР и даже готовы начать войну за Западный Берлин. Между тем затяжка кризиса лишь усиливала поток беженцев из ГДР. Видимо, в этой обстановке Хрущев решил поддержать предложение Ульбрихта и таким образом остановить массовый исход жителей ГДР. 13 августа 1961 года в считанные часы была сооружена ограда, разделившая Берлин на две части. Вскоре эта ограда из колючей проволоки превратилась в бетонную стену.
Создание внутриберлинской границы вызвало взрыв возмущения на Западе, особенно в Западной Германии. Я это остро почувствовал, поскольку в эти дни был участником международного молодежного семинара, организованного американскими квакерами и проходившего под Веной. Не только представители молодежи западных стран, но и американские квакеры, руководившие семинаром, с негодованием требовали от советских участников ответа за сооружение барьеров внутри Берлина. В то же время было очевидно, что, хотя создание границы внутри Берлина вступало в противоречие с существовавшими соглашениями о статусе этого города, США и их союзники не остановили действий полиции ГДР. Выступавший на нашем семинаре западногерманский профессор выражал свое возмущение не столько действиями правительств ГДР и СССР, сколько «предательством Запада». Он говорил, что сейчас в Западной Германии начинают думать о необходимости «нового Рапалло», то есть прямого соглашения с СССР для решения германского вопроса без участия в нем западных держав.
Внутри США правые круги требовали от правительства Кеннеди решительных мер для сокрушения пограничных сооружений. Однако, как вспоминал пресс-секретарь президента США Пьер Сэлинджер, «визгливые требования, чтобы США двинули бульдозеры против Стены были отвергнуты Кеннеди на том основании, что режим Ульбрихта имел законное основание для того, чтобы закрыть свои границы. Никто не должен считать, заявил президент, что мы должны начать войну из-за этого вопроса». Правда, все это Кеннеди высказал лично Пьеру Сэлинджеру и в СССР не знали о позиции президента. Для мировой же общественности президент США демонстрировал свое возмущение действиями ГДР и СССР. В Западный Берлин был направлен вице-президент США Линдон Джонсон. Там он заявил, что США готовы пожертвовать ради защиты Берлина «жизнями, богатствами и нашим священным достоинством». В Берлин был переброшены воинские подкрепления в количестве 1500 солдат. Эти части проследовали по автобану, по которому Западный Берлин соединялся с ФРГ.
В ответ на эти жесты СССР ответил контр демонстрацией. Вопреки договоренности с Кеннеди, достигнутой в Вене в июне 1961 года, было объявлено, что СССР возобновляет ядерные испытания в атмосфере с 1 сентября 1961 года. При этом США было указано, что СССР прекратит испытания, если американцы согласятся на подписание мирного договора с ГДР. 12 сентября США сами возобновили ядерные испытания.
Хотя ни США, ни СССР не собирались перейти к военным действиям из-за Берлина, обе стороны не знали о намерениях друг друга и обстановка в мире продолжала накаляться. Президент Кеннеди направился в Нью-Йорк, чтобы обратиться к делегатам Генеральной Ассамблеи ООН. В советском руководстве опасались, что на сей раз Кеннеди сделает еще более жесткое заявление, чем 25 июля. Накануне выступления Кеннеди к его пресс-секретарю П. Сэлинджеру обратился редактор журнала «СССР» Большаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147