Г. Петрова, побывавшего там, у своего «соседа» в гостях, и от летчика П. А. Пилютова (он, к слову сказать, в марте получил пятый орден), и от других тамошних летчиков, которые часто нападают на немцев совместно с пилотами 159-го полка.
И вот, обведенный с трех сторон лесом, луг - яркозеленая, ровная, как газон, трава. По краям луг слегка заболочен, здесь мокро, вязко. Этот ровный клочок земли служит летчикам взлетно-посадочной площадкой: аэродром - полевой, временный, годный в условиях только нашего военного времени.
Самолеты - истребители и У-2 - замаскированы в кустах, на краю лесной опушки. С северной стороны луга - ровная аллея стародавних деревьев и такой же зеленый, с купой раскидистых вязов холм. Это - удобный командный и наблюдательный пункт истребительного полка. В трех-четырех сотнях метров к северу от него, за поросшей кустарником поляной, видны рельсы железной дороги и станционные здания. Дальше вокруг - поля и леса и ряды полуразрушенных войной деревенских изб. Там немцев не было, но они бомбили и расстреливали снарядами эти деревни.
Деревня Шум, расположенная вдоль шоссе Шлиссельбург - Волхов, чуть южнее железнодорожной станции Войбокала, была крайней точкой, до которой осенью 1941 года докатилась с юга и от которой отхлынула, не успев поглотить ее, волна гитлеровского нашествия. Немцами были захвачены и разгромлены примыкающие к деревне колхозы и совхоз «Красный Октябрь», но отсюда их выбили войска 54-й армии генерала И. И. Федюнинского, начав свое зимнее контрнаступление.
Только что познакомившийся со мной летчик эскадрильи связи Миронов показывает мне рукой на южную сторону: там в декабре были немцы…
В лесу видна деревня, которая была занята ими, левее овраг, в котором еще недавно валялись сотни трупов гитлеровцев. Дальше - уже не видные мне - блиндажи, раздавленные нашими КВ. Три из этих KB, по словам Миронова, решили судьбу боя, происходившего здесь, именно они и внесли панику к немцам, давя их пехоту и уничтожив шесть немецких танков.
И сейчас еще неподалеку, в Падриле, есть груда сожженных гитлеровцами при их отступлении мотоциклов - штук двести, и автомашин, и всякий металлический лом.
В истребительном полку исправных самолетов сейчас только пять, а стареньких У-2 в эскадрилье связи всего семь-восемь. Это залатанные, много раз простреленные, многое испытавшие машины. Несколько таких машин под ветвями деревьев разобраны, ремонтируются: чудодеи-механики из двух-трех поврежденных машин собирают одну.
Гостеприимный командир эскадрильи, капитан Петр Андреевич Белкин, в первой же беседе за ужином в тесной избе сообщил мне, что всего эскадрилья У-2 совершила около двух тысяч вылетов, налетала за тысячу сто часов, проведенных в воздухе, около восьмидесяти тысяч километров, перевезла пятьдесят шесть тонн разных грузов, двести восемьдесят тысяч секретных пакетов (это еще шестьдесят тонн груза), около пяти тонн листовок. В числе перевезенных грузов - двести сорок доставленных штабам телефонных аппаратов, шестнадцать предназначенных для 54-й, 8-й и 7-й армий радиостанций, перекинутая через фронт тонна кабеля. Самолеты эскадрильи перевезли на новое место командующего ВВС 8-й армии и все начальство, доставили по назначению сто семьдесят пять офицеров связи.
Если не забывать, что маленький, двухместный У-2 можно, в сущности, считать воздушным мотоциклом и что практически, считая с самолетом самого Белкина, летает семь машин (в эскадрилье всего три звена, сейчас по два аппарата в каждом), то объем сделанной за время войны работы, конечно, необычен. Эскадрилья недавно награждена вторым орденом Красной Звезды (первый получен за участие в финской кампании 1939-1940 годов).
Тихоходные, невооруженные У-2 летают либо с рассветом, либо поздним вечером, когда меньше шансов попасться немецкой истребительной авиации. Рейс до Ленинграда длится тридцать - тридцать пять минут. По прямой отсюда не больше полусотни километров, но, уклоняясь от обстрелов, самолеты эскадрильи обычно держат курс по кривой - это на двадцать пять километров больше. Летают по многу раз в сутки, иногда и в расположение врага, не считаясь ни с какой опасностью.
Жизнь на аэродроме - кипуча. Вот только что при мне, в семь вечера капитан Белкин улетел на У-2 в Ленинград. За ним поднялся летчик Померанцев с каким-то грузом. Сделав круг над аэродромом, они удалились, летя низко-низко над самым лесом, как летают всегда, чтобы быть невидимыми.
Два самолета ушли - один в Малую Вишеру, другой - в Оломну и оттуда в Плеханово.
Я с летчиком Мироновым остался на аэродроме: ровно через час десять минут Померанцев с другим летчиком на втором самолете (Белкин остался в Ленинграде) вынырнул, пошел по-над лесом и, окунувшись в тонкую еще, но уже предательски поднимавшуюся с зеленого аэродрома полоску тумана, сделал посадку… И Ленинград опять показался мне близким, легко доступным, - я решил в ближайшее время слетать в Ленинград, воспользовавшись знакомством с этими летчиками, и тут же договорился с ними: меня в любое время возьмут.
Еще два У-2 прилетели: первый из Ленинграда, привез секретную почту, и второй - из Вишеры, с пассажиром, генеральским адъютантом - политруком. На одном тотчас же улетел в Ленинград заместитель начальника радиосвязи Ленфронта майор Орлов; он увез с собой для семейств товарищей ящик и два рюкзака с продуктами, доставленные из Вишеры.
Ночь
Вернулись мы с аэродрома вот в этот дом в деревне Шум, где живут экипажи звена, - и вечеровали, и мне предоставили мягкую кровать с матрацем, подушкой и одеялом, и я долго слушал предсонные разговоры летчиков: двое из них вспоминали, как ездили в мирное время за грибами и за брусникой в те места, где сейчас воюют…
И один выглядывает в окно и смотрит на туман - уже час ночи, - и все обсуждают, местного ли это значения туман или нет, летная ли будет погода завтра…
А Померанцев вполголоса «шерстит» Мурзинского, который, прилетев из Малой Вишеры, шел при мне на посадку одновременно с Померанцевым, прилетевшим из Ленинграда, и садился навстречу ему…
Пять против пятидесяти
28 мая. 11 часов утра
Утром сегодня, когда я пошел на край деревни, в 45-й бао, выправить аттестат, - около десяти утра началась тревога: в голубом чистом небе, по которому бродят кучевые облачка, появились десять немецких бомбардировщиков. Они летели на нас. Загрохотали зенитки, разрывы ложились кучно, близко от самолетов, но те не рассредоточивались, ушли, вернулись снова, сделали над нами заход, ушли от огня зениток и стали бомбить уже далеко от нас: где-то километрах в пяти появилась туча дыма, долго не расходившаяся. Я стоял с каким-то неизвестным мне капитаном летчиком среди деревьев аллеи, смотрел на все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
И вот, обведенный с трех сторон лесом, луг - яркозеленая, ровная, как газон, трава. По краям луг слегка заболочен, здесь мокро, вязко. Этот ровный клочок земли служит летчикам взлетно-посадочной площадкой: аэродром - полевой, временный, годный в условиях только нашего военного времени.
Самолеты - истребители и У-2 - замаскированы в кустах, на краю лесной опушки. С северной стороны луга - ровная аллея стародавних деревьев и такой же зеленый, с купой раскидистых вязов холм. Это - удобный командный и наблюдательный пункт истребительного полка. В трех-четырех сотнях метров к северу от него, за поросшей кустарником поляной, видны рельсы железной дороги и станционные здания. Дальше вокруг - поля и леса и ряды полуразрушенных войной деревенских изб. Там немцев не было, но они бомбили и расстреливали снарядами эти деревни.
Деревня Шум, расположенная вдоль шоссе Шлиссельбург - Волхов, чуть южнее железнодорожной станции Войбокала, была крайней точкой, до которой осенью 1941 года докатилась с юга и от которой отхлынула, не успев поглотить ее, волна гитлеровского нашествия. Немцами были захвачены и разгромлены примыкающие к деревне колхозы и совхоз «Красный Октябрь», но отсюда их выбили войска 54-й армии генерала И. И. Федюнинского, начав свое зимнее контрнаступление.
Только что познакомившийся со мной летчик эскадрильи связи Миронов показывает мне рукой на южную сторону: там в декабре были немцы…
В лесу видна деревня, которая была занята ими, левее овраг, в котором еще недавно валялись сотни трупов гитлеровцев. Дальше - уже не видные мне - блиндажи, раздавленные нашими КВ. Три из этих KB, по словам Миронова, решили судьбу боя, происходившего здесь, именно они и внесли панику к немцам, давя их пехоту и уничтожив шесть немецких танков.
И сейчас еще неподалеку, в Падриле, есть груда сожженных гитлеровцами при их отступлении мотоциклов - штук двести, и автомашин, и всякий металлический лом.
В истребительном полку исправных самолетов сейчас только пять, а стареньких У-2 в эскадрилье связи всего семь-восемь. Это залатанные, много раз простреленные, многое испытавшие машины. Несколько таких машин под ветвями деревьев разобраны, ремонтируются: чудодеи-механики из двух-трех поврежденных машин собирают одну.
Гостеприимный командир эскадрильи, капитан Петр Андреевич Белкин, в первой же беседе за ужином в тесной избе сообщил мне, что всего эскадрилья У-2 совершила около двух тысяч вылетов, налетала за тысячу сто часов, проведенных в воздухе, около восьмидесяти тысяч километров, перевезла пятьдесят шесть тонн разных грузов, двести восемьдесят тысяч секретных пакетов (это еще шестьдесят тонн груза), около пяти тонн листовок. В числе перевезенных грузов - двести сорок доставленных штабам телефонных аппаратов, шестнадцать предназначенных для 54-й, 8-й и 7-й армий радиостанций, перекинутая через фронт тонна кабеля. Самолеты эскадрильи перевезли на новое место командующего ВВС 8-й армии и все начальство, доставили по назначению сто семьдесят пять офицеров связи.
Если не забывать, что маленький, двухместный У-2 можно, в сущности, считать воздушным мотоциклом и что практически, считая с самолетом самого Белкина, летает семь машин (в эскадрилье всего три звена, сейчас по два аппарата в каждом), то объем сделанной за время войны работы, конечно, необычен. Эскадрилья недавно награждена вторым орденом Красной Звезды (первый получен за участие в финской кампании 1939-1940 годов).
Тихоходные, невооруженные У-2 летают либо с рассветом, либо поздним вечером, когда меньше шансов попасться немецкой истребительной авиации. Рейс до Ленинграда длится тридцать - тридцать пять минут. По прямой отсюда не больше полусотни километров, но, уклоняясь от обстрелов, самолеты эскадрильи обычно держат курс по кривой - это на двадцать пять километров больше. Летают по многу раз в сутки, иногда и в расположение врага, не считаясь ни с какой опасностью.
Жизнь на аэродроме - кипуча. Вот только что при мне, в семь вечера капитан Белкин улетел на У-2 в Ленинград. За ним поднялся летчик Померанцев с каким-то грузом. Сделав круг над аэродромом, они удалились, летя низко-низко над самым лесом, как летают всегда, чтобы быть невидимыми.
Два самолета ушли - один в Малую Вишеру, другой - в Оломну и оттуда в Плеханово.
Я с летчиком Мироновым остался на аэродроме: ровно через час десять минут Померанцев с другим летчиком на втором самолете (Белкин остался в Ленинграде) вынырнул, пошел по-над лесом и, окунувшись в тонкую еще, но уже предательски поднимавшуюся с зеленого аэродрома полоску тумана, сделал посадку… И Ленинград опять показался мне близким, легко доступным, - я решил в ближайшее время слетать в Ленинград, воспользовавшись знакомством с этими летчиками, и тут же договорился с ними: меня в любое время возьмут.
Еще два У-2 прилетели: первый из Ленинграда, привез секретную почту, и второй - из Вишеры, с пассажиром, генеральским адъютантом - политруком. На одном тотчас же улетел в Ленинград заместитель начальника радиосвязи Ленфронта майор Орлов; он увез с собой для семейств товарищей ящик и два рюкзака с продуктами, доставленные из Вишеры.
Ночь
Вернулись мы с аэродрома вот в этот дом в деревне Шум, где живут экипажи звена, - и вечеровали, и мне предоставили мягкую кровать с матрацем, подушкой и одеялом, и я долго слушал предсонные разговоры летчиков: двое из них вспоминали, как ездили в мирное время за грибами и за брусникой в те места, где сейчас воюют…
И один выглядывает в окно и смотрит на туман - уже час ночи, - и все обсуждают, местного ли это значения туман или нет, летная ли будет погода завтра…
А Померанцев вполголоса «шерстит» Мурзинского, который, прилетев из Малой Вишеры, шел при мне на посадку одновременно с Померанцевым, прилетевшим из Ленинграда, и садился навстречу ему…
Пять против пятидесяти
28 мая. 11 часов утра
Утром сегодня, когда я пошел на край деревни, в 45-й бао, выправить аттестат, - около десяти утра началась тревога: в голубом чистом небе, по которому бродят кучевые облачка, появились десять немецких бомбардировщиков. Они летели на нас. Загрохотали зенитки, разрывы ложились кучно, близко от самолетов, но те не рассредоточивались, ушли, вернулись снова, сделали над нами заход, ушли от огня зениток и стали бомбить уже далеко от нас: где-то километрах в пяти появилась туча дыма, долго не расходившаяся. Я стоял с каким-то неизвестным мне капитаном летчиком среди деревьев аллеи, смотрел на все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179