И к великой его радости, Хельг вдруг сверкнул всеми зубами, демонстрируя впечатляющие клыки:
– Я прислушиваюсь к себе, Касур… И кажется, вот-вот проголодаюсь.
Видимо, демонстрация оказалась очень убедительной – Ойг (как бы там ни звали его на самом деле) отправил их через Северное море, очень близко к священному дубу, избавив тем самым от необходимости искать убежище от солнца.
Донельзя довольный Орнольф хлопнул Альгирдаса по плечу, подтолкнув к спешащему навстречу Гвинн Брэйрэ. А сам, посерьезнев, пошел к священному древу, дабы повесить на его ветвях маленький бронзовый молот – жертву своему богу. Альгирдаса всегда удивляла та почтительность, с которой относился Орнольф именно к Доннару. Казалось бы, чем лучше этот бог-громовник Перкунаса или Индры или любого другого бойца, проносящегося по небесам на грохочущей колеснице? Впрочем, кто к чему привык…
Встретивший их брат звался Фэйликэн, Мотылек. И прозвище это ни у кого не вызывало усмешки: достаточно было взглянуть, как пляшет он с двулезвийными топориками, сливающимися в непрерывном движении в два блистающих крыла, чтобы у любого весельчака пропала охота потешаться.
– Пришел за Мотыльком, Паук? – Фэйликэн ухмыльнулся, морща могучий, покрытый сизыми прожилками нос. – Зубы точишь, съесть нас хочешь? Ну, здравствуй. Ты как?
– Здравствуй, – кивнул Альгирдас. – Если приютишь нас на день, вечером в старой шутке появится доля правды.
– Да брось, – отмахнулся Фэйликэн, – тебе столько не выпить. К тому же, если ты меня съешь, как мы завтра в Ниэв Эйд пойдем? Син просил меня непременно прибыть вместе с вами.
– Зачем? – поинтересовался неслышно подошедший Орнольф. – Здравствуй, Мотылек.
– И ты здравствуй, Молот Данов. Не знаю зачем. Старший собирает всех кому больше ста лет. Что-то он придумал, только не признается пока. Хочешь, говорит, чтобы боги над тобой посмеялись, расскажи им о своих планах. И не рассказывает. Ну, вы-то как? Готовы?
– Мы – да, – за обоих ответил Орнольф.
Соврал, конечно.
Пережидая день в доме Фэйликэна за наглухо закрытыми ставнями, Орнольф то дремал, то, очнувшись, глядел на спящего… мертвого… спящего!.. Хельга, и думал, что не готовы оба. К встрече со старшими Гвинн Брэйрэ, к возвращению в Ниэв Эйд – не готовы. Еще бы несколько дней. Эйни уже лучше, он разговаривает, и – да, эта выходка «я вот-вот проголодаюсь», это куда больше похоже на прежнего Паука. Но он по-прежнему вздрагивает от чужих прикосновений. А утром и вечером моется в лесных ручьях, так, как будто хочет кожу с себя содрать. И его одинаково ранят и искреннее сочувствие братьев, и их натужные попытки сделать вид, будто ничего не случилось.
Случилось. Только Гвинн Брэйрэ, особенно старикам, им не понять, что дело не в превращении Паука в немертвое чудовище. Мальчик, привыкший побеждать, никогда не знавший поражений, мальчик, воображающий себя самым лучшим и самым сильным, убил тех, кого любил больше собственной жизни. И он долго еще не поверит, что нет его вины ни в смерти Эльне, ни в смерти Наривиласа. Он, может быть, вообще никогда не поверит в это.
Эйни остался один. Он ведь именно этого боялся больше всего, и, спасибо мудрецу Сину, он с самого детства знал, что так и случится.
Кто он сейчас, Паук Гвинн Брэйрэ, их младший брат, командир охотников? Орнольф многое бы дал, чтобы Эйни снова стал любимым проклятием братства, неугомонным и самонадеянным зазнайкой, которому так и хочется время от времени отвесить подзатыльник, чтобы вздохнуть спокойно за те полминуты, пока обиженный Паук обдумывает планы мести.
Они мечтали иногда о том, чтобы он стал вежливым и тихим. Что ж, все идет к тому, что теперь так и будет. Достаточно долго, чтобы пожалеть о прежних временах. Дигр преподал Пауку урок смирения. Он оказался отличным наставником, проклятый Пес. И хочется верить, что он получил то, чего заслуживал. Что Паук не зря сжег себя дотла, проклиная безумца.
А теперь Эйни знает свое место, думает, что знает. Он – инструмент в руках Сина, в руках богов, которых ему предстоит уничтожить, и он, похоже, больше не будет спорить с этим. Син сохранил ему жизнь, подобие жизни, из жалости или из практичности, Эйни-то все равно почему. Если он будет полезен, он будет жить и дальше. Если пользы от Паука окажется немного, его все равно оставят жить, пока не появится смысл в его смерти. Вот и все.
И если бы не Змей, если бы владыка тьмы не предоставил Пауку возможность спасти жизнь Орнольфа, завтра в Ниэв Эйд Орнольф привез бы не человека, даже не упыря, а гаснущую тень в человекоподобном облике.
И от Змея, выходит, может быть польза. Только не вышла бы она боком. Хотя, куда уж хуже-то?
ГЛАВА 7
Альгирдас проснулся оттого, что почувствовал, как кровь вытекает из жил. Это, кажется, становилось привычкой. Спасибо хоть, что на этот раз он не висел на стене в могильнике, и не валялся на полу в покоях Дигра. Нет, он был в Ниэв Эйд, а здесь в ходу другие приемы.
Купальня, маленький бассейн, горячая вода, исходящая паром, струится, мягко лаская кожу, и вместе с водой струится из отворенных жил темная кровь. Странно… Зачем бы Сину понадобилось убивать его так изысканно? И зачем Сину вообще убивать его? Хотя от потери крови упыри не умирают. Звереют – это да, становятся голодными и очень опасными. Для людей. Не для Гвинн Брэйрэ, конечно.
И все равно непонятно.
А мысли путались, и голова кружилась от запаха ароматных масел. И на жреца, подошедшего, чтобы снова вскрыть затягивающиеся раны, Альгирдас почти не обратил внимания. Несмотря на голод. Несмотря на то что вот-вот должен был и сам озвереть.
Он и на Орнольфа бы внимания не обратил, тем более что увидеть рыжего получилось бы, только повернув голову, а делать этого не хотелось ужасно. Орнольф сам дал о себе знать. Спросил с сочувствием:
– Не больно?
Странный он все-таки, наставник Касур. А ведь иногда даже умным кажется.
Крови уже почти не осталось, а Альгирдас так и не озверел, только снова захотел спать. Если бы не оусэи, волнами изливающаяся от Орнольфа, так бы и сделал. Заснул и не просыпался больше. Никогда… Как же, позволят ему!
А потом в клубах пара появился Син, и в руках старшего наставника был сияющий хрустальный кубок, а в кубке – кровь до краев, горячая и сладкая, и от запаха ее головокружение сразу прошло. В груди зародилось низкое, неслышное рычание. Это Альгирдас думал, что неслышное, а Орнольф тут же забормотал что-то успокаивающее.
– Удержишь? – спросил Син, протягивая кубок.
Ответить Альгирдас не успел. Тощая темная лапа с когтями взвилась из воды, схватив старшего наставника за запястье.
– Он стал еще сильнее и еще быстрее, – отметил Син, беспрекословно отдавая драгоценный сосуд, – а я полагал, что превращение остановилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187